Читаем без скачивания По колено в крови. Откровения эсэсовца - Гюнтер Фляйшман

— Я где-то посеял фонарь, — произнес он. — Вы его не видели?

Лёфлад молча протянул ему свой. Тот, взяв фонарь, не-сколько раз щелкнул выключателем и был страшно доволен.

— Я-то думал, что уже не найду его.

Цайтлер и Бизель попытались поставить его на ноги, но едва он поднялся, как мы увидели огромную зияющую рану на животе и вывалившиеся наружу кишки. Пришлось снова его уложить. Мы все перемазались в его крови. Считаные минуты спустя солдат изошел кровью и скончался.

В лощине позади снова грохнуло.

— Черт! — выкрикнул кто-то.

И снова лес сотрясли взрывы снарядов. На сей раз русские решили угостить нас еще и зажигательными ракетами. Они были заполнены горючей смесью, и не успели мы оглянуться, как все вокруг пылало.

Из «Петрикса» по-прежнему доносился лишь слабое потрескивание.

Едва обстрел завершился, как мы вынуждены были вжаться в землю — русские открыли пулеметный огонь. Мы дали несколько очередей в ответ.

— Все, нет больше патронов! — крикнул кто-то из наших.

И тут же я понял, что и у меня кончились патроны. Брюкнер первым сообразил насадить штык на винтовку. Укрывшись за толстыми стволами поваленных деревьев, мы решили переждать огонь. Русские палили беспрерывно, но пули свистели поверх наших голов. Огонь затих, и* нам крикнули, чтобы мы сдавались. И я тогда подумал, что самое разумное — сдаться. И я уже готов был поднять руки вверх, если бы не Лёфлад. Взглянув на меня, он все понял и отчаянно замотал головой.

Тут раздались два или три глухих разрыва. Я не сразу сообразил, что русские стали забрасывать нас гранатами. Мы не могли определить, где враг, поэтому ничего не оставалось, как, прижавшись к земле, ждать конца. Цайтлер, лежа на спине, нервно молотил ладонями по земле. Тут я заметил несколько свежих, еще дымившихся ран у него на груди. Приподняв сведенные судорогой бедра, он издал предсмертный хрип, потом с шумом выдохнул. Все.

Забухали сапогами русские — они подумали, что своими гранатами прикончили нас всех. Брюкнер, выждав момент, внезапно вынырнул из-за поваленного ствола и всадил штык в грудь русскому. Я тоже поднялся, сделав нырок, попытался отскочить в сторону, но красноармеец изо всех сил ударил меня по руке. В первое мгновение мне показалось, что рука сломана. Неподалеку бойцы моего взвода схватились в рукопашной схватке с русскими, действуя касками и прикладами автоматов и винтовок. Брюкнер, весь в крови, направо и налево раздавал удары штыком.

Крендл приподнял меня, и все уставились на мою повисшую плетью правую руку. Ощущение было таким, будто в плече у тебя обломок камня.

— Перелом, — сообщил я.

— Не похоже, — ответил Лихтель, — мне кажется, вывих.

— Вообрази, Кагер, ты сейчас собака, а наш Пауль — ветеринар. Так что придется тебе поверить его диагнозу, — попытался пошутить Крендл.

Не помню, развеселила нас его шутка, кажется, все-таки она возымела эффект.

Я, не в силах шевельнуть рукой, побрел в лес, остальные за мной. Дойдя до прогалины, мы наткнулись еще на нескольких тяжелораненых солдат СС. Судя по всему, лесной ужас приближался к финалу. Противник почти прекратил пулеметный огонь, утих и артобстрел. Лихтель хотел было осмотреть мою пострадавшую руку, но я велел ему заняться другими ранеными. Поскольку ни санитаров, ни тем более военврачей поблизости не было, оставалось довольствоваться его квалификацией скотского доктора.

Боль становилась нестерпимой, я улегся на левый бок, а остальные, кто не был ранен, стали в боевое охранение по всему периметру полянки. Пожевывая жвачку, Крендл склонился ко мне:

— Ну, как? Больно?

Разумеется, мне было больно. Так я ему и заявил.

— Да, судя по всему, на самом деле больно, — ответил мой приятель.

Подошел Лихтель и стал ощупывать плечо.

— Никакого перелома нет, — заверил меня наш ветеринар. — Просто сильный вывих. Можно попытаться вправить его, но — предупреждаю — это жутко больно.

Я больше не мог пребывать в таком состоянии. И велел ему попытаться. Лихтель обеспокоенно взглянул на меня и подозвал Брюкнера, Крендла и Лёфлада. Я продолжал лежать на левом боку. Лёфлад стиснул мне ноги, чтобы я не брыкался. Крендл ухватил меня за голову в каске, да так, что я уже подумал, что он собрался свернуть мне шею. И тут Лихтель ловко ухватил меня за предплечье, ему помогал Брюкнер — требовалась грубая физическая сила. Что уж они там со мной делали, не могу сказать — отключился от болевого шока.

Придя в себя, я увидел на поляне целую толпу военврачей. Мой взвод получил приказ садиться на грузовик и возвращаться в Таганрог. Но бойцы без меня ехать отказывались. Военврачи разъяснили мне, что меня отправляют в полевой госпиталь, но я наотрез отказался. Поднявшись, я повел взвод через лес к дороге. Мы намеренно выбрали такой путь, чтобы отыскать тело Цайтлера. И отыскали. И вот теперь мы стояли и молча смотрели на погибшего товарища. Рот его был полуоткрыт, и я увидел, что у него не хватает двух зубов. Тех самых, которые выбил ему в Таганроге наш здоровяк Брюкнер. У меня сжалось сердце.

— А этот еще жив, — сообщил Алум.

Мы увидели лежащего на земле русского с рваной раной в предплечье и довольно глубокой раной в области живота. Никто из нас не знал, как быть с ним. Еще полчаса назад подобной проблемы возникнуть не могло. Но сейчас, когда бой завершился, мы не могли просто так прикончить его — все-таки нечестно.

— Они убили Цайтлера, — многозначительно произнес Брюкнер.

— А мы уложили вон сколько их, — ответил Лёфлад. Брюкнер, резко повернув голову, уставился в сторону.

— Проследите, чтобы никого поблизости не было. И предупредите, если кто-нибудь появится, — попросил нас Лихтель.

Сначала мы не поняли, что он замышляет. Пожевав губами, будто раздумывая о чем-то, Лихтель обвел глазами деревья. Никого. Быстро став на колени, он извлек из ранца индивидуальный пакет. Стащив с русского шинель и гимнастерку, он снегом протер рану сначала на плече, потом на животе. Рана на животе кровоточила. Достав хирургическую иглу, он вставил кетгут и, приложив палец губам, дал раненому русскому понять, чтобы тот не вопил. После этого стал ловко, совсем по-врачебному заштопывать рану. Покончив с этим, наложил повязку, снова помог русскому надеть гимнастерку и шинель и жестами объяснил ему, чтобы до нашего ухода он не вставал.

Мы уже успели отойти метров на 10—15, как Брюкнер вновь стал брюзжать.

— Ты спас жизнь врагу.

Лихтель предпочел промолчать.

На дороге мы собрали с тел погибших боеприпасы, потом пешком направились в сторону Таганрога. Тут как раз прибыли грузовики и полугусеничные вездеходы забрать нас. Уже во второй раз русские вынудили нас отступить.