Читаем без скачивания Смесь бульдога с носорогом - Маша Стрельцова

— Что, браток, за бабой прячешься? — раздался голос, который иначе как гнусным я назвать не могу. Сразу было понятно что у его обладателя землистый цвет лица, прокуренные щербатые зубы и повадки орангутанга.

— Проходи, Зырян, садись, — спокойно пригласил его Ворон. — Сейчас нам секретарша моя перед уходом коньячку поднесет.

— Ушла уже твоя секретарша — захихикал еще один не менее гнусный голос.

Так… Все ясно… Когда орлы разговаривают, курицы молчат и быстренько отползают в сторону. Я огляделась в поисках путей отползания.

Как я и думала, за дверцей был санузел. И в нем было почему — то окно. Наверно потому, что он был по площади не положенные полтора квадратных метра, а с нормальную комнату. На цыпочках я подошла к окну и очень медленно начала его открывать, потому как чувствовала, что делать мне тут и правда нечего. Зыряна — то я не привораживала, он ко мне не ходит, шлепнет меня, и не поморщится — у старых урок повадки такие есть. Сосредоточившись, я буквально по миллиметру отодвигала створки.

А в кабинете меж тем шел «серьезный разговор».

— Ну так что, Воронок, по общаку — то решим? — вальяжно вопрошал обладатель мерзкого голоса.

— Искать будем, — равнодушно ответил мой вражина. Да уж спасибо, без тебя найду, помощничек.

— Хороший ты парень, Ворон, никто за тебя плохое сказать не может, — вздохнул Зырян, и я поняла — ну точно убьют Ворона за этот общак.

Я приоткрыла наконец створки и тихо скользнула на улицу — благо первый этаж.

— О покойниках вообще плохого не говорят, — язвительно донесся до меня напоследок менее гнусный голос, подтверждая мои догадки.

Я аккуратно прикрыла створки, поздравила себя с успешным спасением шкурки, поймала на себе изумленные взгляды прохожих и бодрой рысцой двинулась к машинке.

Самое мое большое желание было отчалить как можно дальше от сего места. Чего я в жизни опасаюсь — так это вот таких старых урок, живущих по понятиям.

Однажды, перед встречей с одним таким уркой, меня ребятки долго и подробно инструктировали. Выяснилось, что куда ни кинь — каждый твой шаг может быть расценен как косяк. Попросила сигарету — это косяк. Что общего может быть у меня и у коронованного вора с понятиями? Если даст — то получится, что он меня как равную воспринял, а так как я близко в криминалу не стояла, и вообще женского рода, то он автоматически опустится до моего статуса — статуса бабы, и к тому же лохушки по их понятиям. То есть за эту свою просьбу я отвечу. Как отвечают, мне тоже рассказали, и мне это не понравилось. Я по наивности сказала, что это ерунда, я же не курю и сигарет мне его не надо. Мне тут же разъяснили, что при желании и это как косяк можно расценить — раз не берешь его сигареты, значит, брезгуешь. А это страшное оскорбление. И за это я тоже отвечу.

У меня голова пошла кругом, и когда пришел этот вор, я ему честно сказала — дяденька, я ваших понятий знать не знаю, не в Семье родилась. Наверстывать уж поздно, может, я просто сделаю свою работу и все, а если что не так, он меня убивать за это не будет, так как я по незнанию, а не от недостатка уважения. Старый вор выслушал, сухо кивнул и я приступила. Надо ему было узнать, что с его сыном — внебрачным, разумеется, у таких жен, семьи и уютного дома быть не может.

Сынишку держали в плену чеченская группировка, и по всему выходило, что если он на их требования не пойдет, убьют. Выслушав, старик выложил мои 100 баксов и не прощаясь ушел. Меня после его ухода еще долго трясло, до того вид у старичка был неприятный. Потом я узнала — не уступил он, а парня и впрямь убили.

Я наконец добралась до машинки и, недолго думая, поехала за город — срочно нужна была живая курица, чтобы сегодня сделать себе вещий сон. А то конкуренты — то вон, не дремлют.

Пока складывалось все удачно. О том что я претендую на эти два миллиончика, не знает никто. Ворон, который их по должности искать должен — занят. Если я не ошибаюсь, Зырян его запрет в каком — нибудь подвальчике до тех пор пока Ворон не сознается где деньги. Три ха — ха. Если б он еще это знал…

Итак, в самом радужном настроении я приехала в Парфеново, деревеньку, в которой я куриц второй год покупаю.

— Здравствуйте, баб Галь! — крикнула я, подъехав к знакомым воротам, выкрашенным темно — зеленой краской.

Баба Галя, приветливая старушка лет шестидесяти, разогнулась над грядкой, отряхнула подол и подошла к забору.

— Ну здравствуй, — ответила она. — С чем пожаловала?

— Птичку б мне, — улыбнулась я.

— Ох, милая моя, заболели что — то они у меня, — сокрушенно ответила баба Галя, пряча от меня глаза, — извини, но продать не могу.

— Хмм… А что с ними случилось? — на мой взгляд, пеструшки, носившиеся по двору, были здоровей здорового.

— Дак эта, ынфекция какая — то, — смутилась старушка.

— Да ладно, мне ж не в суп, — я протянула ей сотенную купюру, но та испуганно замахала руками

— Нет, нет, не буду я греха на душу брать!

Я только открыла рот для дальнейших переговоров, как старушки и след простыл.

Странно… Я пожала плечами и, сев машину, поехала вдоль домов, высматривая на подворье курочек. Буквально через пару домов я остановилась возле белёного домика, и, высунувшись из окошка, крикнула старушке на крылечке :

— Бабушка, курочку не продадите?

Та степенно отложила недовязанный носочек, томительно медленно достала откуда — то из складок халата очки, водрузила их на нос и внимательно меня оглядела.

— Чего — чего тебе, доченька? — наконец приветливо отозвалась она.

Я решила что невежливо разговаривать сидя и, выйдя из машины, разогнулась во все свои почти два метра (помните о сумме роста и каблучков?), и двинулась к калитке, как обычно на ходу смахивая кончиком косы пылинки с колена.

— Курочку, бабушка, не продадите, говорю?

А бабушка с той минуты, как я вышла из машины, смотрела на меня, как будто у меня пара рожек на макушке. Внезапно она резво подхватилась и побежала в дом, оставив меня без ответа. Я посмотрела на брошенное вязание в глубоком изумлении. Странные они все сегодня, чего эт с ними?

Я снова села в машинку и поехала вдоль домов.

Странно, но куриц мне никто не продавал. Везде история продолжалась — от меня шарахались. В глубокой задумчивости я присела на лавочку и задалась резонным вопросом — Что, черт побери, здесь происходит?

И тут словно в ответ из калитки вылетел мальчуган лет пяти, за ним следовала женщина в синем ситцевом платье.

Мальчуган, увидев меня, притормозил, распахнул глазенки и завопил:

— Мама, мама, смотри, опять ведьма приехала!!! Завтра ветрянка начнется, и я в садик не пойду!!!

Малыш был явно в восторге от подобной перспективы.

Мать, увидев меня, побелела как полотно и, схватив мальчугана, поволокла его обратно в дом.

— Да какая она тебе ведьма, — бормотала она, испуганно косясь на меня.

— Ну как, тетя Клава ж сказала, что она высоченная и коса до коленок, не спутаешь, — простодушно поведал мальчонка.

— Погодите, — медленно произнесла я, — вы же только что вышли, зачем вам возвращаться?

— А, я это…, — беспомощно залопотала она, пятясь от меня и знаете, такой ужас был у нее на лице.

— Что тут происходит? — спросила я ее.

Женщина молчала. Я огляделась. С каждого крыльца на меня смотрели лица селян. Недобрые лица.

— Какие у вас ко мне претензии? — крикнула я им.

И тут их прорвало.

— Никитичну кто на тот свет отправил? — взвизгнула старушка в белом платочке с крыльца ветхого дощатого домика.

— А младенца у Дерягиных кто придушил? — возопил следующий голос с голубого домика.

— Картошку потоптал…

— Муж к соседке ушел…

— Сын утонул…

Гневные вопли летели со всех дворов. Зеленый домик — умершая корова, кормилица для всей семьи, младенец остался без молока. Трухлявый деревянный домик — сына отправили служить в Чечню, понятно что не вернется. Основательный дом из белого кирпича — непонятный мор, уничтоживший в три дня отару овец, шерсть и мясо которых должны были погасить кредит, так что теперь семейство белокаменного домика пойдет по миру побираться. Меня обвиняли буквально во всех несчастьях, выпавших на эту деревню.

— Хватит! — наконец не выдержала и крикнула я.

Меня не слушали.

Люди упивались возможностью сгрузить все на новоявленного козла отпущения, они выходили за ограды и надвигались на меня. И тут я вдруг почуяла свежий и нежный запах озона. Запах колдовства. Я не физик и хоть убей не могу объяснить, отчего при работе с магией воздух становится — словно только что прошел дождь. И я окунулась в этот запах, словно в горный ручей, текущий от снежной Фудзиямы, где я была в прошлом году, с хрустальной водой и розовыми лепестками сакуры на поверхности, слегка пахнущий духами «Вода» от японца Кензо. На меня напало дремотное состояние, и мне стало без разницы что около меня — беснующаяся толпа.