Читаем без скачивания Западноевропейская поэзия XХ века - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одержимый гипертрофированным самолюбием, движимый отчасти ницшеанскими идеями «сверхчеловека», отчасти жаждой популярности, д’Аннунцио проделал путь от националистических и империалистических проповедей до принятия фашизма (любопытно при этом, что в последние дни жизни он сочинил эпиграмму на Гитлера).
Основные поэтические произведения д’Аннунцио: «Весна», 1879; «Новая песнь», 1882; «Римские элегии», 1892; «Райская поэма», 1893; «Гимны», 1903–1912.
На русский язык переведена большая часть прозаических и драматургических сочинений д’Аннунцио, чего нельзя сказать о его поэзии.
О МЕСЯЦА СЕРП НЕВЫСОКИЙ
Перевод Евг. Солоновича
О месяца серп невысокий,в пустынных волнах отраженный,о серп серебристый, каких сновиденийколышется нива в сиянье твоем!
Дыхание трепетных листьев,и вздохи цветов на полянах,и сонное море… — ни песен, ни вскрика,ни звука не слышит безмолвный простор.
Усталый гурман и любовник,бессмертный народ засыпает…О серп невысокий, каких сновиденийколышется нива в сиянье твоем!
ВЕЧЕР
Перевод А. Ларина
IО милости прошу — не уходитево тьму. Останьтесь! Неужели надовам света? Нет! Останьтесь, чтобы спадане знал мой сон. Молю, не уходите.
Мне чудится, что нас изъест, как пламя,палящий свет. Как долго день тянулся,как долго! Я невольно содрогнулся:он возвратится снова. Свет — как пламя.
Он мучит нас. В полдневном свете взглядымертвы в глазах усталых ваших. Тщатся,но словно не решаются поднятьсязавесы век, и гаснут ваши взгляды.
Нет ничего, нет ничего печальнейв приходе тьмы, чем миг, когда на кожересницы застывают, как на ложе,а складки губ лежат еще печальней.
IIНо кто найдет глаза щедрей и глубже,чем ваши, если солнечное окопогаснет? И какой душе от рокадостался в дар провал грустней и глубже?
Я ничего подобного не знаю,что бы лучилось столь же величавов вечерней мгле — бледна созвездий лава,бледны цветы. Подобного не знаю.
Но что уравновешивает в жизнимоей души паденья без пределаи ужасы? Не умирает тело,причастное потусторонней жизни.
С причудливым и зыбким очертаньемслилась на небе тьмы вечерней пена,на волосы ложится постепенновся эта тьма единым очертаньем,
одной волною и одной рекоютаинственной, упрямо вовлекаяв свои круги и память иссекая,вторгаясь в разум древнею рекою.
IIIТы, в чьих глазах огромных средоточьедуши моей и сердца трепетанье,плачь надо мною, плачь, сестра страданья,сестра заката, жизни средоточье.
Чтобы утешиться в минуту скорби,тебя я создал из чистейшей сути,нетленный призрак, но в душевной смутеты не утешишь глубочайшей скорби.
ПАСТУХИ
Перевод Евг. Солоновича
Сентябрь, пора и нам. Повсюду сборы.Сегодня пастухи мои в Абруццах,открыв загоны, покидают горы,влекутся к Адриатике пустыннойи — словно пастбища в горах — зеленой.
Они припали, уходя, к студенойводе, чтоб вкус родной остался в каждойгруди отрадою в дороге долгойи верх как можно дольше брал над жаждой.Сменили напоследок хворостину.
Старинная тропа ведет в долину,шаги трава густая заглушает,безмолвная, как медленные реки.О клич того, кто первым возглашаето том, что наконец он слышит море!
И берегом уже отара вскореидет. Ни дуновенья. Ярким светомнастолько шерсть отбелена живая,что стала на песок похожа цветом.Знакомый шум звучит во мне стихами.
Зачем я не с моими пастухами?
ГВИДО ГОЦЦАНО
Перевод Евг. Солоновича
Гвидо Гоццано (1883–1916). — Виднейший представитель так называемого «сумеречного» направления, противопоставившего пышной риторике и традиционализму XIX в. приглушенную меланхолическую тональность, подчас близкую к разговорной, и подчеркнутую разочарованность в жизни (отсюда — склонность к описаниям тихой провинции, монотонных будней, больниц, монастырей; отсюда — демонстративная тоска по прошлому, по фамильным особнякам и буржуазным салонам минувшего столетня). При всем своем холодном эстетизме, «сумеречные» поэты не чужды иронии, нередко иронизируя и над собой. Гоццано, по словам Э. Монтале, одного из самых гонких исследователей его творчества, «был единственным среди поэтов своего времени, сумевшим оставить нам в небольшой книге песен собственный завершенный портрет».
Гоццано — автор двух поэтических сборников: «В поисках прибежища», 1907, и «Беседы», 1911; отдельные стихотворения, а также незаконченный цикл «энтомологических посланий» «Бабочки» увидели свет после смертипоэта.
Перевод стихотворения «Прекраснейший на свете» опубликован в сборнике «Итальянская лирика, XX век», М., 1968; переводы двух других стихотворений выполнены для настоящего издания.
ЗИМНЕЕ
«…хру-у-у-у-сть»… внезапный скрежет —и трещина по льду прошла узором.«На берег!» — люди закричали хором,боясь, что их от берега отрежетслучайным злом живой излом, в которомеще немного — и вода забрезжит.
«Останься!» — Я ответил взглядом смелым.«Прошу!» — Я руку вырвать не пытался.«Останься, если любишь!» — Я остался.Над зеркалом неверным, опустелым,она и я парим единым целым,ликуя: нам одним каток достался!
Одни — что сердцу может быть угодней?Без прошлого, в безумстве упоенном,мы, отраженные стеклянным лоном,скользили все быстрее, все свободней.У края хруст раздался — безысходней…У края хруст раздался — глуше тоном…
И, весь похолодев, как тот, кто рядомуслышал Смерть — ее смешок постылый,я наклонился, будто над могилой, —и два лица из мрака вырвал взглядом,безжизненных, чуть тронутых распадом…У края хруст раздался — с новой силой…
И сладостную жизнь мою, несчастный,оплакал я, оплакал все, что бренно.О голос страха — инстинктивный, властный!О жажда жизни, как ты неизменна!Конец?.. Я пальцы вызволил из пленаи выбрался на берег безопасный…
Она одна на ледяной площадкеосталась — полновластная царица,но вот, в конце концов устав кружиться,взошла на берег — озорные прядки,прекрасна, словно трепетная птица,во взоре — дерзость, дерзость без оглядки.
Спокойно среди радостного гула,как будто не она его причина,туда, где я с приятелями чинностоял, она пройти не преминула.«Спасибо, сударь мой! — и протянулас усмешкой руку мне. — Хорош мужчина!»
ТОТО МЕРУМЕНИ[152]
IИзящные балконы от глаз листва укрыла, —заросший сад не знает заботы человека…В моих стихах встречалась стократ такая вилла,пример архитектуры семнадцатого века.
Ей бесконечно трудно мириться с долей новой,она грустит о частых ватагах шумных в старомсаду, о пышных пиршествах под сводами столовойи о балах в гостиной, уплывшей к антикварам.
Бывал здесь Дом Ансальдо, и Дом Раттацци — тоже[153],а кто владельцев виллы сегодня навещает?Авто, фырча, подкатит — и пассажиры в кожегоргоной о приезде своем оповещают[154].
Залаяла собака, шаги — и дверь бесшумнооткрылась… Здесь, где тихо, как в монастырской келье,живет Тото Мерумени; мать не встает с постели,на ладан тетка дышит, а дядя — слабоумный.
IIДвадцатипятилетний Тото — раним, изнежен,неплохо образован, словесности любитель,умом не блещет… Нравственность? О! здесь Тото небрежен,сын времени, прогресса типичный представитель.
Он не богат, и время «сбывать слова»[155] приспело(его кумир, Петрарка!) — статейки нынче в моде,но он избрал изгнанье, милей не зная дела,чем о былых проказах размыслить на свободе.
Нельзя назвать недобрым его. Он деньги можетдля бедных дать, он первую пошлет клубнику другу,придет с вопросом школьник — он школьнику поможет,окажет эмигранту посильную услугу.
Свои ошибки зная, он не кусает локти.Нельзя назвать недобрым его. Он добр, по Ницше:«…меня смешат ничтожества, что добротою высшейкичатся лишь затем, что у них тупые когти…»
Труды окончив, можно и поиграть немножкопод вековою сенью на травке глянцевитойс любезными друзьями — охрипшей сойкой, кошкойи чудо-обезьянкой, чье имя Макакита…
IIIЖизнь все свои посулы давно взяла обратно.Он звал Любовь, лелея актрис мечтою жаркой, —актрисы и принцессы исчезли безвозвратно,теперь он делит ложе с молоденькой кухаркой.
Лишь только дом затихнет, на цыпочках девица,свежа, как ранним утром на ветке плод нектарный,к нему, босая, входит и на него ложится —и он ее сжимает в объятьях, благодарный…
IVИстоки чувств со временем сухими оказались —последствия болезни неизлечимо стойкой:с беднягой сделал то же мучительный анализ,что сильный ветер делает с пылающей постройкой.
Но, как на месте дома, доставшегося в пищуогню, родятся шпажники — пожарищ украшенье,сия душа, которая подобна пепелищу,стихи — цветочки чахлые — рождает в утешенье…
VТото почти что счастлив. Он мысль перемежаетсозвучьями, — безделье простительно невежде!Тото в себе замкнулся, Тото соображает,жизнь Духа постигая, не понятую прежде.
Поскольку голос небольшой — и бесконечна нивалюбимого искусства и свой всему черед,Тото творит — наука мне! — и ждет честолюбиво.Однажды он родился. Однажды он умрет.
ПРЕКРАСНЕЙШИЙ НА СВЕТЕ
