Читаем без скачивания Западноевропейская поэзия XХ века - Антология

ДАМAСO АЛОНСО

Перевод П. Грушко

Дамасо Алонсо (род. в 1898 г.). — Поэт и филолог. Автор таких известных исследований, как «Поэтический язык Гонгоры», «Очерки испанской поэзии», «Комментарий к „Одиночествам“ Луиса де Гонгоры» и др. Читал лекции по истории испанской литературы в университетах Мадрида, Берлина, Лондона, Лейпцига. С 1948 г. — член, а в настоящее время — президент Испанской Академии наук. В первый период творчества исповедовал идеалы «чистой поэзии». О принципиальном изменении его эстетической позиции свидетельствуют такие строки поэта (написано в 1969 г.): «Ныне я более всего на свете ненавижу бесплодный эстетизм… Меня теперь интересует только человеческое сердце». Основные поэтические книги: «Чистая поэзия. Городские стишки» (1921), «Темная весть» (1944), «Дети гнева» (1944), «Человек и бог» (1955).

БЕССОННИЦА

Мадрид — это город, где громоздится чуть лине миллион трупов (согласно последним данным).Иногда по ночам я ворочаюсь в склепе, где гниюзаживо вот уже сорок пять лет,и долгими часами слушаю, как хрипит ураган,воют псы, и смотрю, как робко струитсямерцание луны.Долгими часами я хриплю, как ураган, вою, какбешеный пес, молоком струюсь из горячеговымени большой желтой коровы.Долгими часами я спрашиваю бога, почему гниетзаживо моя душа, почему гниет чуть ли не миллион трупов в городеМадриде,почему миллионы трупов гниют заживо в мире?Господи, какой сад ты хочешь удобрить нашимгниением?Боишься, что увянет большой розарий твоего дня,мертвенные лилии твоих печальных ночей?!

ОСЛЕПШИЙ ПОРТ

Угнали море.Но крайний дом еще хранит его вымпелы.Коровы (барки на поле отмели)плывут на закат, рассекаятучную землю, — крошатзолотые раковины, в которых завитыморские напевы.

Но ветру об этом неведомо.Безлунными ночамион прилетает целовать хребты волн,которые дремлют, не разбиваясь.Царапается о верхушкимачт.Брюхатит полотнища парусов.

Потомтрещит на иссохших сваях причалаи, как слепой, ощупывает растрескавшийсяпарапет. Высовывает длинный языки пядь за пядью вылизывает раскаленный песок.

Летит(как измочаленный равниной парус)и чешется о скорбные домапоселка, — протяжный свист,пугающий зарю.

ЗВЕЗДОЧЕТЫ

Клонит в сон.А наяву —город,тихий городишко,двадцать лет я здесь живу.

Все как прежде в нем.Но вотвижу: на балкон соседнийвышел мальчик-звездочет.

Пробую и я считать…Только он быстрей считает:раз, два, три, четыре,пять.

Не догнать.Раз, два… три…четыре…пять…

ВИСЕНТЕ АЛЕЙСАНДРЕ

Перевод С. Гончаренко

Висенте Алейсандре (род. в 1898 г.). — Поэт, значительная часть творчества которого отмечена печатью авангардизма. Первый сборник стихов, «Атмосфера», увидел свет в 1928 г. За ним последовали: «Шпаги как губы» (1932), «Тень Рая» (1944), «На смерть Мигеля Эрнандеса» (1948). В 1934 г. удостоен Национальной литературной премии. В годы гражданской войны был на стороне Республики, В 1950 г. избран действительным членом Королевской академии языка.

ЗЕМЛЯ

И остылоземли горнило.И трава на земле проступила,как зеленого пламени космы.Ком земли, обживающий космос.Что в нем было? Он плыл, не таял,непорочен и необитаем.Плыл на ощупь в пространстве черном,озарен лучом золоченым.

ОГОНЬ

Одинок огонь, не причастенк обоюдному жару страсти.Посмотрите, как плещет пламя,завладевшее небесами!Как в луче вертикальном взмылиптицы, не опаливши крылья!А костер человечий? Многодо него еще, слава богу,лет, пронизанных этим светоми огнем невесомым этим —самым чистым и ясным самым…Человек, погоди с кресалом!

ВОЗДУХ

Еще неимовернее, чем море,еще сосредоточеннее — воздух.Пустыня света в стынущем просторе,бессонница высот в студеных звездах.Бессмертный воздух! Может быть, дo краяон грудь тебе собою переполнит —но он, бессмертный, о тебе не знает.Но он, бессмертный, о тебе не помнит.

МОРЕ

Разве моря кромка голубаяльнет печально к берегу губами?Вон как вольно рыщут волны в поле.В небе благодать, а солнце — в море!Что за свет, пронзающий навылет,на трепещущую вечность вылит?Божье сердце бьется в синем свете:бьется внеи времени и смерти.

«Что за упругая кровь по излукам…»

Луису де Леон[151]

Что за упругая кровь по излукамльется, точа ледяную плотину?Хлынуло в сжатые губы лавинойнебо, смывая оплот акведука!

Певчие струи, и смута, и мукаветра, всверлившего свист соловьиныйв пену, кипящую первопричинойкровосмешения света и звука.

Ширится полночи грузная крона,пряча в листве вороненой и влажнойзвездную тяжесть тугого плода;

бриз, низвергающийся с небосклона,черную ветку качнул — и протяжнозвоном ответила ветру звезда.

ЮНОСТЬ

Окно. Звезда в зените.Глаза, куда глядите?Глаза глядят на стены:не выбраться из плена.

Кирпич, и черепица,и пол… Кругом — граница.Я стиснут ей до боли.Звезда горит на воле.

Однажды день настанет —и стен совсем не станет.И хлынет свет. Стираясь,все грани сгинут. Радость!

Но я, навек ослепнув,глаза сомкну. Нелепо…Свобода! Но над полеммоя звезда — в неволе.

КОНЕЧНАЯ МГЛА

Мутится мысль и смущена душа.Кого сейчас мои ласкали губы?Свет или сгусток мглы меня погубит,мой жар в себя вбирая не спеша?

Как билось сердце, грудь мою круша,как пела кровь и как трубила в трубы…Но, верно, страсть, ослепнув, шла на убыль:уже мерцает дно ее ковша.

Ты здесь струилась меж моих ладоней,рекой упругой подо мной текла,вникая кровью в дрожь моих агоний.

Все кончено. Закатная золане лжет рассудку. Свет потустороннийбесстрастно заволакивает мгла.

ДЛЯ КОГО Я ПИШУ

Случается, репортер или литературный критик, а то и простокто-нибудь из любопытствующей публикиспрашивает меня: «Для кого ты пишешь?»Ну, уж конечно, я пишу не для этого господинав сюртуке щегольского покроя, и тем более недля его сердитых усов,и даже не ради его указательного пальца,грозящего в такт похоронному маршу.Наплевать мне также на всяческие кареты и экипажи,равно как и на их содержимое (видите, там,за стеклом, ледяными молниями посверкивают лорнеты).Пишу я, пожалуй, для тех, кто меня не читает.Вот, например, для этой женщины,которая стремглав бежит по проулку, словно боится,что опоздает отворить двери рассвету.Или для этого старика, который прикорнул на скамейкеи не замечает того, как закатное солнцелюбовно обхаживает его своими лучами.Я пишу для всех своих не-читателей, которымнет до меня никакого дела, но которымя все-таки нужен, хотя они обо мне и не знают.Для этой вот девушки, взглянувшей на меня мимоходом, —ведь мы с ней собратья по невероятному приключениюпод названием «жизнь».Для этой ссутулившейся у порога старухи,которая сама породила столько жизней и стольконатруженных жизнью ладоней.Я пишу для влюбленных; пишудля всевозможных прохожих:для того, кто пронес мимо меня свои печальныеглаза; для того, кто даже и не взглянул в моюсторону, для того, наконец, кто рухнул замертво,потому что трижды кричал нам, а мы его не услышали.Я пишу для всех. Но прежде всего, повторяю, —для тех, кто меня не читает.Я пишу для каждого в отдельности и для всех скопом.Пишу для сердец, для губ, для ушей, которые,может быть, и не слышат меня, но все равновнимают моему слову.

ЛУИС СЕРНУДА