Читаем без скачивания Гордиев узел. Современная японская научная фантастика - Такаюки Тацуми

— Что ж не написал?

— Слушателей не было. Рэйко не расставалась с противозачаточными. Употребляла «София-бета».

— Потанцуем фокстрот? — Миса взяла Юю за руку. — Без «Овулина-21».

— К настоящему моменту я натанцевался досыта. — Юя мягко высвободил руку. — Но не исключено, что в ближайшем будущем фокстрот мне удастся лучше, чем вальс. Никому не известно, что будет завтра.

Что ж, подумал он про себя, ясно лишь одно: проснешься завтра — значит, живой. Даже если проснешься не на мягкой постели, а в мокрой от холодной росы траве где-нибудь на склоне горы... Внизу серое море, в светлеющем небе танцуют чайки, а с ними заигрывают стаи бесчисленных серебристо-голубых шариков, похожих на светлячков...

— Я люблю тебя, — пробормотал Юя. — И без желудка.

— Что? — Миса остановилась рядом. — Ты что-то сказал?

— Да так, подумалось просто, — он внимательно посмотрел в лицо молоденькой девушки, лишенное всякой косметики, потом опустил взгляд. — Просто подумал: возможно, твой желудок сейчас где-то лопает чайку.

Он достал коробочку с 5U и что есть силы зашвырнул ее далеко-далеко.

Адзуса Ноа.

Сумеречная страна (el dormido[65])

Люди не видят снов.

Это их видят во сне.

Все мы кому-то снимся.

[66]

С незапамятных времен в городе поселились недобрые предания.

Предания, которые строго-настрого запрещалось поминать вслух. Казалось, годы предадут их забвению, но они лишь затаились до времени на самом дне. И однажды в ночи тысячи гигантских черных цветов разом распахнули лепестки во мраке людских сердец.

Будто дурная молва поползла по городу, вторгаясь в людские сны.

По городу вдоль стен замка Морского дракона, по дну Моря мнимых чисел. Не прошло и нескольких дней, как весть о болезни пронеслась по улицам и площадям. У лекарей толпились страждущие, сетуя на бессонницу, в храме нарасхват шли амулеты, оберегающие от злых чар, но ни целебные снадобья, ни заклятия не одолели недуг.

Недуг тот был ночным кошмаром.

На сумрачном берегу сновидения издалека раздавался чей-то голос. Так начиналась болезнь. Словно эхо, звучал смутный призыв. Обернешься, а за спиной — никого. Только ночное море сна омывает сумрачный берег. Но с каждым днем голос звучал все ближе, все громче раздавался его зов. И вот во мгле проступали чьи-то неуловимые контуры. А может, и не было никого, может, это лишь морок, наваждение. Но кто-то все же скрывался в темноте. И все ближе и ближе подступала неясная фигура.

А наутро каждый знал, что ночные страхи потревожили не только его сон. Они, словно чума, ползли по городу, заражая людские сердца.

Вернувшись в Город грез после короткой вылазки в «действительность», Шаолин не нашла прежних друзей. Всех разметало, кого куда.

Разорился салон в районе Полонез, где раньше гуляли поэты и опальные аристократы. Опустело кафе «Руссо», где, бывало, они с друзьями пили до утра. Закрылся даже отель «Большая медведица», где вся компания вместе с Его Величеством Налином и Арнгеймом закатывала свои грандиозные кутежи. От здания уже начинало веять запустением.

В кабачке «Острая закуска» торчал только Жорж Шатобриан, одиноко примостившийся у стойки бара с запоздалым обедом.

Внезапно Шаолин охватил приступ острой ностальгии, но будучи не из тех, кто позволяет себе раскисать, она приняла невозмутимый вид, будто не прошло и трех дней со времени их последней встречи, и как ни в чем не бывало тоже уселась у стойки, собираясь завести какой-нибудь занятный разговор...

Умирающий Аргус распахнул предпоследний глаз.

...окликнула его:

— Салют, Жорж.

Он обернулся и расплылся в улыбке:

— Салют, Шаолин. Давненько тебя здесь не было! Как жива-здорова?

— Что за чушь! Я все время здесь, ни на минуту не отлучалась. О, привет, хозяин! Славно мы повеселились вчера вечерком. А ты, между прочим, забыл сари в «Большой медведице». Забери как-нибудь у нашего вокалиста.

— Виноват. Что тебе принести? — спросил хозяин заведения.

— Травяной чай, — ответила Шаолин. — Что случилось, Жорж? Ты сам на себя не похож. Что за хандра?

Жорж попытался изобразить на своем наивном, совсем еще мальчишеском лице подобие улыбки...

Обессиленный, Аргус прикрыл глаза. Мир...

...не вышло.

Шаолин представился стремительно погружающийся в сумерки город. Солнце вдруг скрылось в облаках, и в ту же минуту дохнуло холодом и сыростью.

Бледность стерла с лица Жоржа все эмоции, только огромные черные глазищи влажно заблестели:

— Гейм, ну, в общем, он уехал...

Прошел месяц с тех пор, как Арнгейм, сбивчиво объяснив свой отъезд поисками какого-то абсолютного плака, сел в поезд на Восточном вокзале и отбыл из города в неизвестном направлении.

Жорж, Арнгейм, Шаолин и, наконец, Его Величество Налин. Все они когда-то заигрались в любовь, и это напоминало бесконечную езду на карусели. Вот так и катались по кругу, пытаясь дотянуться друг до друга, да только напрасно: победителей здесь не было.

Первым вышел из игры государь Налин. Его Величество не оставляла так и несбывшаяся мечта о возвращении в изгнавшую его державу, а тут еще Шаолин со своей любовью. И вот Налин исчез, отправившись к Морю мнимых чисел.

Шаолин так и не смогла выкинуть его из головы и со всей страстью нырнула в разврат и веселье, снискав себе славу ночной принцессы Города грез. Не легче было и влюбленному в нее Арнгейму: чем ярче пылали его чувства, тем больше отдалялась от него Шаолин.

В конце концов и он уехал из города неизвестно куда. По Арнгейму сох Жорж. Круг замкнулся, Жорж остался в одиночестве. Тоскливый город...

Город грез. Сумеречная страна. Город, где сливаются все ночные кошмары.

Мальчишка, младше нее, всегда с открытой улыбкой, ни тени забот на лице. Шаолин привыкла видеть его таким. Но, взглянув на него теперь, она растерялась, безошибочно угадав, что его обуревают те же мрачные чувства, что и ее самое.

И у нее невольно вырвались слова утешения...

Собравшись с силами, Аргус открыл последний глаз.

— Да это просто один из его вечных «побегов». Вернется он, никуда не денется.

— Ну да... А как, кстати, твоя группа?

Шаолин играла на клавишах в рок-группе «Садистка Лика-тян». Жорж припоминал, что последняя песня, слышанная им около полугода назад, называлась, кажется, «Зачем замочили куклу Барби?».