Читаем без скачивания Том 13. Стихотворения - Виктор Гюго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
СОЦИАЛЬНЫЙ ВОПРОС
О, горе слабого! О, всех надежд крушенье!Я встретил девочку — ужасное виденье!Ей нет пяти. Бредет, куда глаза глядят.Она в том возрасте, когда ребенок радИгрушкам, нежности. Но их она не знает,И вид у ней птенца, которого терзаетЗлой коршун, Атласа придавленного вид.«О боже!» — девочка как будто говорит.Бог? Нет! Неведомо ей даже слово это.Красива и мила — ужасная примета!В лохмотьях, бледная, по улице онаБредет среди чужих, в себя погружена.Недетская тоска в ее широком взоре,И складки возле рта уж наложило горе.В невидящих глазах и тени мысли нет.То голод? Жажда? Страх? Ночь? Тяжкой скуки след?Придавлен мотылек, крыло уже не бьется…
Вдруг слышен чей-то смех. То мать ее смеется.И эта женщина, чьим домом стал кабак,Как бы не хочет знать, что сквозь туман и мракПо грязной улице, в изодранной одежде,Босая, вся дрожа, изверившись в надежде,Проходит девочка — ее родная дочь.Так смотрят лишь на пса, что выгнан в холод, в ночь;Так розе червь порой противен безобразный,Хотя она сама покрыта слизью грязной.
А в детстве и она такою же была…
Камелией давно фиалка расцвела.Чтоб залучить гостей, она поет куплеты.И обе — мать и дочь — сейчас полуодеты.Одну раздел позор, другую — нищета.У матери на лбу ужасных язв черта.На улице порой глухими вечерамиСлучайно мать и дочь встречаются глазами.
В одной прошедшее, грядущее в другой,Одна идет к заре, другая — к тьме ночной.О нищета!
Дитя молчит, не понимая:Ужель та женщина ей вправду мать родная?Да… Нет… Прохожие, случайно встретив их,Не знают ничего о призраках ночных.Мать — порожденье тьмы, но ангел с чистым взоромНе может быть рожден паденьем и позором.Увы, несчастное дитя бредет одно,Внушая ужас всем. В душе его темно.Мертва она? Жива? На это нет ответа.«Кто эта девочка? Ведь мать должна быть где-то?» —Так спрашивают все. Что знаем мы о ней?Но, молча хлеб схватив, она идет быстрейВ каком-то забытьи по улицам проклятым.Мечтатель, вижу я, как в кулачке зажатомСверкнули молнии, пронзив ночную высь.И, как у тех, над кем тюремный свод повис,Взор в небо устремлен, где меркнет позолота,Все существо ее в себе проносит что-тоОт гнета мрачного, что на душу налег,И с губ готов слететь мучительный упрекА город с башнями, лачугами, дворцамиПред воспаленными, незрячими глазамиВстает видением напрасным, и онаНе хочет замечать, презрения полна,Ни башен Нотр-Дам, ни сводов Пантеона.Она сейчас душой вне общего закона,Ей наши голоса невнятны — мрачной тьмойРожденная, она скользит перед толпойБезмолвным призраком по улицам покатым.
Что может ад вместить в единый малый атомРешать мыслителю! Я не глядеть не могНа порожденье зла, болотный огонек,Отчаянье в себе таящий с дня рожденья,Бредущий здесь в грязи, без слез и сожаленья.Медузою она глядит на этот светИ Немезидою в свои пять жалких лет.
из книги
«ВСЕ СТРУНЫ ЛИРЫ»
1888–1893
(посмертно)
НАДПИСЬ
Строитель создал храм пять тысяч лет назадВ честь бога вечной тьмы, кому подвластен ад,Чтоб духи ужаса там жили в гневе лютом.А ныне — ласточки небесные живут там.
17 июля 1846
МАРАБУТ-ПРОРОК
Бежать за каменные кручи!Во глубину пустынь бежать!Уже на нас волной кипучейИдет бесчисленная рать!
Она по всем морям пробьется,Все обойдет материки;Там бешеные полководцыИ бешеные моряки.
У них орудья на телегахПолзут в безмолвии ночей,И всадники в лихих набегахЛетят как тысяча смерчей.
И разъяренными орламиОни заклёкчут: «Мы идем!Мы поразим мужей клинкамиИ женщин голодом убьем!»
И видно их вооруженье,Блестающее в тьме ночной,И слышно их передвиженье,Рокочущее как прибой.
И крылья их, крепки и быстры,Затмят раскраску облаков,Неисчислимы, словно искрыОт полыхающих костров.
Идут со злобою звериной,С мечами острыми в руках…Не выходите на равнины!Не покидайте свой очаг!
Уже военный рог по селамРычит, неудержимо дик,И движущимся частоколомПроходит ряд железных пик.
О, этот дым! О, скрип обозный,Их злая речь, их грубый смех!О, этот образ силы грознойИ страшной пагубы для всех!
Но наш господь, небес владыка,К ним обратит лицо свое —И от божественного ликаОни падут в небытие!
5 августа 1846
ТАЛАВЕРА
(Рассказ моего отца)
Под Талаверою один я помню случай.
Мы с англичанами вступили в бой кипучийИ встретились в упор у крепостной стены;Мы с северной пришли, те с южной стороны.Ложбинка узкая делила два потока,Уже с утра шел бой упорно и жестоко,И сизые дымки, взметая пыльный прах,Пятнали солнца лик, застывший в небесах;И солнце, дымные преодолев преграды,И юно и старо, как песни Илиады,Видавшие бои, где бился Ахиллес,Как будто мстило нам и с высоты небесНа тех, кто оглушен был воем канонады,Свинцовые лучи метало без пощады.Оно слепило нас, стремясь в единый мигДополнить молнией раскат громов земных,И правило свой пир, зловеще лучезарно…Король испанский Карл и временщик коварныйГодой — с британцами сумели нас столкнуть,Но климат здешних стран не нравился ничутьНи им, ни нам. А день действительно был страшен:Кругом ни травки. Но ложбины край украшен:Там две-три сосенки невзрачные росли,И между них сквозил ручей из-под земли.Он, как летучий взгляд сквозь темные ресницы, —Сквозь камни, сквозь траву сумел вперед пробиться,И пограничная черта проведена.Быстрей, чем сеятель бросает семена,С британцами в упор схватилися французы.Зияли животы, как вскрытые арбузы,И плавали в крови и кости и кишки,А солнце лютое смотрело на пески.Штык, пуля, пистолет и пушка или пика —Нам это все равно, но вот жару стерпи-ка:Железу и свинцу никто из нас не рад,Но это только смерть, а жажда — это ад!О, эта смесь жары, и горечи, и пота!Но все же длилася кровавая работа,И озверело мы рубились. Груды телВалялися в ногах у тех, кто уцелел,Немы и холодны, безжизненные камни…
И тут-то ручеек блеснул издалека мне…Испанец, закричав: «Каррамба!», побежалК воде; ее уже британец оседлал;Француз кидается — один, другой, все трое;Вот на коленях все, уж речи нет о бое;Вот раненый ползет, чуть дышит, на локтях,И чокаются все водою в киверах…Тот говорит тому: «Твое здоровье, друже!»Так угощались мы, как в старину, не хуже.
Хоть после этого мы снова в бой пошли,Но каждый чувствовал, что если королиЖелают нас обречь на гибель и проклятья,То там, у бога, мы — между собою братья!
СОЛДАТУ, КОТОРЫЙ СТАЛ ЛАКЕЕМ
Солдат! Ты был суров и горд. Во время оноБыть может, лишь одна Траянова колонна,Чей мрамор сохранил великие дела,С твоей осанкою сравниться бы могла.Кудлатый мальчуган в деревне полудикой,Рукой великого ты к армии великойБыл приобщен, и вот бретонский пастушокСменяет на ружье кленовый посошок.И славный день настал, сраженья день счастливый,Когда под ядер треск, под грозные разрывы,Пред фронтом на коне воителя узрев,Ты вдруг почувствовал: в тебе проснулся лев.Ты львом был десять лет. Стремительным наездомТы облететь сумел Берлин, Мадрид и Дрезден,И в этих городах от страха все тряслось,Когда ты площади пересекал насквозь,Напором боевым с ватагою победной;И грива конская тряслась на каске медной,И ты был впереди, ты расточал свой пыл, —Ты был могучим львом, ты властелином был!Но вот Империя другим сменилась веком,И лев становится обычным человеком…Жить стало нелегко, и все же нужно жить,И с голодом притом не хочется дружить.Обиды всё больней, всё горше неудачи;Дойдешь в конце концов до конуры собачьей!И, вот сегодня ты, увенчанный герой,Солиден, строг и сух, в ливрее золотой,Когда идут во храм сановные старушки,За ними шествуешь с болонкой на подушкеИ смотришь, как слюной собачий брызжет зев,А в сердце у тебя рычит имперский лев.
13 мая 1843