Читаем без скачивания Том 13. Стихотворения - Виктор Гюго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
НАДПИСЬ
Строитель создал храм пять тысяч лет назадВ честь бога вечной тьмы, кому подвластен ад,Чтоб духи ужаса там жили в гневе лютом.А ныне — ласточки небесные живут там.
17 июля 1846
МАРАБУТ-ПРОРОК
Бежать за каменные кручи!Во глубину пустынь бежать!Уже на нас волной кипучейИдет бесчисленная рать!
Она по всем морям пробьется,Все обойдет материки;Там бешеные полководцыИ бешеные моряки.
У них орудья на телегахПолзут в безмолвии ночей,И всадники в лихих набегахЛетят как тысяча смерчей.
И разъяренными орламиОни заклёкчут: «Мы идем!Мы поразим мужей клинкамиИ женщин голодом убьем!»
И видно их вооруженье,Блестающее в тьме ночной,И слышно их передвиженье,Рокочущее как прибой.
И крылья их, крепки и быстры,Затмят раскраску облаков,Неисчислимы, словно искрыОт полыхающих костров.
Идут со злобою звериной,С мечами острыми в руках…Не выходите на равнины!Не покидайте свой очаг!
Уже военный рог по селамРычит, неудержимо дик,И движущимся частоколомПроходит ряд железных пик.
О, этот дым! О, скрип обозный,Их злая речь, их грубый смех!О, этот образ силы грознойИ страшной пагубы для всех!
Но наш господь, небес владыка,К ним обратит лицо свое —И от божественного ликаОни падут в небытие!
5 августа 1846
ТАЛАВЕРА
(Рассказ моего отца)
Под Талаверою один я помню случай.
Мы с англичанами вступили в бой кипучийИ встретились в упор у крепостной стены;Мы с северной пришли, те с южной стороны.Ложбинка узкая делила два потока,Уже с утра шел бой упорно и жестоко,И сизые дымки, взметая пыльный прах,Пятнали солнца лик, застывший в небесах;И солнце, дымные преодолев преграды,И юно и старо, как песни Илиады,Видавшие бои, где бился Ахиллес,Как будто мстило нам и с высоты небесНа тех, кто оглушен был воем канонады,Свинцовые лучи метало без пощады.Оно слепило нас, стремясь в единый мигДополнить молнией раскат громов земных,И правило свой пир, зловеще лучезарно…Король испанский Карл и временщик коварныйГодой — с британцами сумели нас столкнуть,Но климат здешних стран не нравился ничутьНи им, ни нам. А день действительно был страшен:Кругом ни травки. Но ложбины край украшен:Там две-три сосенки невзрачные росли,И между них сквозил ручей из-под земли.Он, как летучий взгляд сквозь темные ресницы, —Сквозь камни, сквозь траву сумел вперед пробиться,И пограничная черта проведена.Быстрей, чем сеятель бросает семена,С британцами в упор схватилися французы.Зияли животы, как вскрытые арбузы,И плавали в крови и кости и кишки,А солнце лютое смотрело на пески.Штык, пуля, пистолет и пушка или пика —Нам это все равно, но вот жару стерпи-ка:Железу и свинцу никто из нас не рад,Но это только смерть, а жажда — это ад!О, эта смесь жары, и горечи, и пота!Но все же длилася кровавая работа,И озверело мы рубились. Груды телВалялися в ногах у тех, кто уцелел,Немы и холодны, безжизненные камни…
И тут-то ручеек блеснул издалека мне…Испанец, закричав: «Каррамба!», побежалК воде; ее уже британец оседлал;Француз кидается — один, другой, все трое;Вот на коленях все, уж речи нет о бое;Вот раненый ползет, чуть дышит, на локтях,И чокаются все водою в киверах…Тот говорит тому: «Твое здоровье, друже!»Так угощались мы, как в старину, не хуже.
Хоть после этого мы снова в бой пошли,Но каждый чувствовал, что если королиЖелают нас обречь на гибель и проклятья,То там, у бога, мы — между собою братья!
СОЛДАТУ, КОТОРЫЙ СТАЛ ЛАКЕЕМ
Солдат! Ты был суров и горд. Во время оноБыть может, лишь одна Траянова колонна,Чей мрамор сохранил великие дела,С твоей осанкою сравниться бы могла.Кудлатый мальчуган в деревне полудикой,Рукой великого ты к армии великойБыл приобщен, и вот бретонский пастушокСменяет на ружье кленовый посошок.И славный день настал, сраженья день счастливый,Когда под ядер треск, под грозные разрывы,Пред фронтом на коне воителя узрев,Ты вдруг почувствовал: в тебе проснулся лев.Ты львом был десять лет. Стремительным наездомТы облететь сумел Берлин, Мадрид и Дрезден,И в этих городах от страха все тряслось,Когда ты площади пересекал насквозь,Напором боевым с ватагою победной;И грива конская тряслась на каске медной,И ты был впереди, ты расточал свой пыл, —Ты был могучим львом, ты властелином был!Но вот Империя другим сменилась веком,И лев становится обычным человеком…Жить стало нелегко, и все же нужно жить,И с голодом притом не хочется дружить.Обиды всё больней, всё горше неудачи;Дойдешь в конце концов до конуры собачьей!И, вот сегодня ты, увенчанный герой,Солиден, строг и сух, в ливрее золотой,Когда идут во храм сановные старушки,За ними шествуешь с болонкой на подушкеИ смотришь, как слюной собачий брызжет зев,А в сердце у тебя рычит имперский лев.
13 мая 1843
" Пятнадцать сотен лет во мраке жил народ,"
Пятнадцать сотен лет во мраке жил народ,И старый мир, над ним свой утверждая гнет,Стоял средневековой башней.Но возмущения поднялся грозный вал,Железный сжав кулак, народ-титан восстал,Удар — и рухнул мир вчерашний!
И Революция в крестьянских башмаках,Ступая тяжело, с дубиною в руках,Пришла, раздвинув строй столетий,Сияя торжеством, от ран кровоточа…Народ стряхнул ярмо с могучего плеча, —И грянул Девяносто Третий!
ДВЕ СТОРОНЫ ГОРИЗОНТА
Как при вторженье войск, огромные просторыПереполняет гул, все ближе, все слышней…Какой-то странный шум до верха залил горы,Какой-то странный шум идет из-за морей.
Откуда этот шум? И чайку с океана,Могучего орла поэт к себе зовет:«Там не лавина ли, скажи, орел Монблана?Не ураган ли там, о чайка бурных вод?»
И чайка вольная, услышав зов поэта,Явилась, и орел с Альпийских гор летит.Ответствует орел: «Нет, не лавина это».«Не буря это, нет», — мне чайка говорит.
«Ужели, птицы, то не смерч, не волн кипенье,Не спутник верный ваш — свирепый аквилон?» —«Нет, за горами, там, мир потерпел крушенье». —«А за морем, вдали, — там мир другой рожден».
И говорит поэт: «Летите, с вихрем споря,О птицы, вьющие над пропастью свой дом:Ты — в горы возвратись, ты — возвращайся в море, —А мы с тобой, господь, поговорим вдвоем.
Ты видишь, гибнет Рим! Твой Рим, что был от века!Мир хочет за собой Америка вести!Не извратится ли природа человека,И не собьется ли он с верного пути?
Америка — страна с душой оледенелой;Нажива — цель ее во всех мирских делах.Звезда ж Италии, что ныне побледнела,Огнем поэзии пылала в небесах!
Материки звездой холодной озарятся,И Филадельфия, где властвует купец,Изгонит римских муз, кем был любим ГорацийИ Микеланджело — ваятель и певец.
Пусть так! Но знай, господь: то значит — закоснеетДух человеческий в тяжелом долгом сне;Сгустятся сумерки, мир сразу потускнеет.Угасший солнца свет не возместить луне!»
9 апреля 1840
" Царила в городе жестокая вражда "