Читаем без скачивания Цыганочка, ваш выход! - Анастасия Туманова

– Сима, скажи ему, что он напрасно покрывает дезертиров. Степан Трошин уже во всём сознался, – холодно сказала товарищ Ванда. – Нас интересуют не эти убитые воры, а цыган, которого вы называете Мардо. К нему у нас давние счеты.

«Вон как! – удивился про себя Беркуло. – Присветился он уже у них!» Он повернулся к Симке, сказал, что никакого такого Мардо он знать не знает и что начальство что-то путает. Но она, не дав ему договорить, медленно и раздельно приказала:

– Пэр пал пхув, сыр муло! Пэр, ракирав тукэ! Мэ джином, со ракирава, пэр! Пошун, мэ тут мангав, Беркуло, сумнакуно миро…[68]

Сглотнув и мельком подумав, что терять ему всё равно нечего, Беркуло закрыл глаза и мешком грохнулся на пол. Раненое плечо пронзила страшная боль. На какое-то мгновение он чуть не потерял сознание и, словно сквозь пуховую перину, услышал недовольный вопрос комиссарши:

– Это ещё что такое?! Что за мастырка?

– Товарищ Ванда, это с ним, верно, оттого, что связанный… – послышался робкий голос Симки. – Он у вас с утра в сарае сидит, руки перетянуты… Этак и лошадь может упасть, ежели её долго не распутывать. А этот хоть и гад, а человек! Помрёт ведь вовсе – и рассказать ничего не успеет!

Наступило молчание. У Беркуло похолодела спина при мысли о том, что комиссар почувствует что-то неладное в голосе Симки и тогда уж им обоим не жить.

– Пожалуй, ты права, – услышал он голос комиссарши. – Чернецов, развяжи. Да полейте его водой, что ли.

– Да на что он вам нужен-то, Ванда Леховна? – послышался прямо над его ухом голос наклонившегося Чернецова. – Куда лучше прямо здесь в расход пустить! Хотя… волоки его потом отселева, падаль этакую, руки пачкай! И пол справный своей кровищей поганой зальёт… Разрешите, мы его во двор вытянем, а там уж парни из полка давно дожидаются! Вы ведь им с утра не дозволили, а опосля допросу обещали…

– Товарищ Ванда, он ведь сказал, что знает того Мардо! – вдруг послышался тонкий, срывающийся от волнения голос Симки. Услышав это, Беркуло чуть не взвыл. При мысли о том, что по милости этой пигалицы из него на глазах делают пхандымари[69], он уже готов был вскочить на ноги. Едва удержался. И в следующий миг услышал оживившийся женский голос:

– В самом деле?! Так – ну-ка живо воды сюда, развязывайте, приводите в чувство! Чернецов, как тебе не стыдно – девчонка безграмотная разумней тебя! Контру расстрелять всегда успеешь! А нам надо любой ценой взять Мардо, пока он не ушёл в Бессарабию! Есть вода? Выливай на него!

На Беркуло опрокинулось ведро ледяной воды. Он зашипел, выругался. И тут же почувствовал, как чиркнул, полоснув немного по коже, нож, разрезающий верёвки на его локтях. Сразу же наступило такое облегчение, что на миг Беркуло забыл даже о грядущем расстреле. Он блаженно застонал сквозь зубы, неловко сел на полу, прислонившись к стене. Чернецов, стоящий рядом, мрачно разглядывал его.

– У-у, гнида, смотреть невмочь… Цацкайся тут ещё с ним!

– Потерпи, немного осталось, – ровно отозвалась Коржанская. – Сима, пусть он расскажет, кто такой Мардо или Цыган, как его ещё называют. Где они встречались, когда это было… В общем, всё, что ему известно. И пообещай, что, если он скажет правду, я расстреляю его сама. Здесь, в этой комнате. И не отдам красноармейцам Рябченко. Слово красного комиссара.

– Ванда Леховна!.. – возмущённо вскинулся Чернецов. – Да это же…

– Замолчи, – коротко велела Коржанская, и Беркуло изумила мелькнувшая в её глазах острая горечь. Но уже через мгновение взгляд комиссарши был обычным – спокойным, прямым, безразличным.

– Зачем ты это сказала, дура?! – зашипел он по-цыгански на Симку. – Ничего я про того Мардо не знаю! И знал бы – не сказал! Ты что, не цыганка?! За кого ты меня держишь, за пхандымари?! Меня?! Зачем тебе это…

– Беркуло, хватай меня, – ровно, негромко сказала она, и от этого голоса Беркуло умолк на полуслове. – Схвати, прикройся. На столе твой пистолет. Окно открыто. Там обрыв, не страшно… Видишь, как темно, снег пошёл… Можешь? Я с тобой, мы вместе… По мне стрелять не будут.

– Сима, что он сказал? – прервал её голос Коржанской, но Беркуло этого уже не услышал: в виски ударила кровь. В мгновение ока он понял, что девчонка права, что она всё правильно придумала… и что в самом крайнем случае смерть придёт быстро. Только бы не подвели, не отказали ноющие в суставах руки! Только бы вывезла удача…

– Мишто, щей. Кэраса туса андектхан?[70] – без улыбки спросил Беркуло, весь подбираясь. – Ав кэ ме…[71]

– Товарищ Ванда, он мне говорит, что… Со ракирэса, на полава?[72] – громко переспросила Симка и шагнула вплотную к Беркуло.

– Симка, эй, осторожнее! Назад! – обеспокоенно крикнул Чернецов. Но было поздно: одним мощным движением Беркуло сгрёб пискнувшую Симку за волосы и притянул к себе. А другой рукой, морщась от боли, схватил со стола свой «наган».

– Стоять, собаки! – заорал он по-русски на кинувшихся к нему чекистов. – Назад, девку застрелю!!!

За окном было темно. Коржанская неторопливо поднялась со своего места, и Беркуло невольно восхитился её спокойствием.

– Не сходи с ума, дурак, – холодно, презрительно сказала она. – Кому говорят, убери от неё «наган»! Я дам тебе уйти, обещаю!

– Беркуло, на патя лакэ…[73] – чуть слышно шепнула Симка. И засипела в его руках, закатывая глаза и прикидываясь умирающей. В другое время Беркуло бы посмеялся такому виртуозному цирку, но сейчас он подтащил Симку к окну и приставил к её голове свой бесполезный «наган».

– Назад! – оскалившись, велел он чекистам. – Назад, гады, дайте уйти! Если уйду – никого не трону! И её выпущу! А если дёрнетесь – вторым патроном вашу суку в кожанке положу!

Это был отчаянный, безнадёжный блеф. Блеф, который неминуемо сорвался бы, если бы Коржанская успела проверить «наган» и убедиться, что он ни на что не годен. Но комиссарша молчаливым движением приказала своим людям отойти к стене. Её лицо было ледяным, спокойным.

– Уходи, – коротко сказала она. – Уходи один.

Рука Симки, словно защищаясь, сжала его запястье: «Не бросай меня…» Мгновение Беркуло ещё колебался. Но Симка завопила во всё горло: «Авэ, дылыно!!!»[74] – и Беркуло сам не помнил, как они вдвоём, в обнимку, кулём перевалились через подоконник.

Оказавшись внизу, Беркуло покатился по мокрому, скользкому глинистому обрыву вниз, к вздувшемуся водяными пузырями Дону. Мокрый снег бил в лицо. Раненое плечо разрывалось от боли, и Беркуло Симку не удержал. «Только бы, дура, не утонула…» – была его последняя мысль, когда ледяная вода Дона сомкнулась над ним. Но тут же чьи-то руки вытолкнули его на поверхность, знакомый голос завизжал: «Держись, собачий сын!!!» – и Беркуло понял, что и в самом деле надо держаться. Симка увлекла его под нависающий берег, нашла в потёмках какую-то дыру, потащила Беркуло за собой – и они оказались в полузасохшем проточном русле, сплошь забитом осокой и камышом. Его и днём-то непросто было обнаружить в этих зарослях, а уж снежной ночью…