Читаем без скачивания Цыганочка, ваш выход! - Анастасия Туманова

– Уходи, – коротко сказала она. – Уходи один.

Рука Симки, словно защищаясь, сжала его запястье: «Не бросай меня…» Мгновение Беркуло ещё колебался. Но Симка завопила во всё горло: «Авэ, дылыно!!!»[74] – и Беркуло сам не помнил, как они вдвоём, в обнимку, кулём перевалились через подоконник.

Оказавшись внизу, Беркуло покатился по мокрому, скользкому глинистому обрыву вниз, к вздувшемуся водяными пузырями Дону. Мокрый снег бил в лицо. Раненое плечо разрывалось от боли, и Беркуло Симку не удержал. «Только бы, дура, не утонула…» – была его последняя мысль, когда ледяная вода Дона сомкнулась над ним. Но тут же чьи-то руки вытолкнули его на поверхность, знакомый голос завизжал: «Держись, собачий сын!!!» – и Беркуло понял, что и в самом деле надо держаться. Симка увлекла его под нависающий берег, нашла в потёмках какую-то дыру, потащила Беркуло за собой – и они оказались в полузасохшем проточном русле, сплошь забитом осокой и камышом. Его и днём-то непросто было обнаружить в этих зарослях, а уж снежной ночью…

Чекисты не стреляли им вслед, явно боясь зацепить девчонку. Но потом они начали носиться верхом по-над Доном, и Беркуло с Симкой сидели в заросшей протоке до рассвета – мокрые, дрожащие, промёрзшие насквозь, под валом липкого снега, – слушая, как вдалеке раздаётся ругань и топот копыт. Беркуло уже решил про себя: если подойдут вплотную, так, что некуда будет деваться, он выйдет к гаджам сам. В конце концов, Бог не обязан в третий раз тащить его за шкирку от верной гибели. Верно, до сих пор обижается, что они тогда к попу залезли… Одно жалко – нечем застрелиться, будь проклят этот «наган»! Но время шло, ночь, казалось, тянулась бесконечно, поливая и поливая сверху сначала снегом, потом холодным дождём. Саднило от боли плечо, дрожала, уткнувшись в его мокрую насквозь рубаху, Симка… А погоня не приближалась.

– Откуда дырку эту знаешь? – спросил он.

– Ла… лазила тут вчера… Её с берега не видно совсем…

– Если найдут – я один выйду, слышишь? Скажу, что ты утонула…

– Молчи-и…

Когда снежная туча, утихомиренно ворча, уползла от реки в степь, оказалось, что стука копыт над обрывом больше не слышно. На всякий случай они подождали ещё с час. Вокруг посветлело, по успокоившемуся Дону раскинулся туман. Беркуло вспомнил, что вчера в это же самое время они ждали у реки чекистский обоз и Илько, тогда ещё живой, смотрел на него своими огромными глазищами, словно не решаясь о чём-то спросить… В горле опять встал комок, и Беркуло с изумлением понял, что ничуть не рад своему спасению. Спасению, которое иначе как чудом божьим и не назовёшь. Кабы не девочка… Глядишь, сейчас уже бы на том свете у брата в ногах валялся и прощенья просил.

– Что делать будем? – чуть слышно спросил он, не глядя на Симку. – Комиссары вернуться могут.

– Зачем дожидаться? – так же тихо, так же глядя в сторону, ответила она. – Будем уходить.

– Как уходить? – через силу усмехнулся Беркуло. – По степи, по большаку? Да нас, как на ладошке, будет видно!

– Нет. Здесь, по протоке, пока можно будет. А потом наверх выберемся. – Впервые Симка подняла на него взгляд. – Как ты? Доберёшься?

Что было отвечать?

– Доберусь. Сама не свались, гляди.

Она только дёрнула плечом и отбросила за спину слипшиеся, отяжелевшие от воды волосы. Встала и пошла, не оглядываясь, вперёд сквозь туман по колено в воде. Некоторое время Беркуло молча смотрел ей вслед. Затем поднялся, стараясь не морщиться от боли в плече, и пошёл следом.

Они шли целый день. Шли по полувысохшему руслу протоки, среди пожухших палок камышей, ещё облепленных выпавшим снегом, вздрагивая от каждого писка в кустах, то и дело оглядываясь и всматриваясь в степь – не скачут ли вслед. Но степь, вся покрытая белыми островками снега, была пуста. В полдень пересекли по пояс в воде обмелевший Ганыч и выбрались на тропку, вьющуюся среди зарослей сухого ковыля. Блёклое осеннее солнце кое-как растопило снег, но холодно было по-прежнему. Симка шла впереди. Её высохшие волосы распушились, кудрявым покрывалом скрыв плечи. Жёлтая в красный горох юбка липла к ногам, и Беркуло невольно удивлялся: как девчонка может идти час за часом так легко и упруго, словно приплясывая, и не сбавлять хода ни на миг.

Сам он после полудня начал сдавать. Две бессонные ночи подряд, голод, боль, всё сильнее пульсирующая под повязкой, которую вчера наспех сделали чоновцы, давали себя знать всё сильней. Если бы не жгучий стыд перед девчонкой, идущей впереди так спокойно и неутомимо, Беркуло давно бы повалился в увядшую траву у обочины и – будь что будет… Но Симка оглядывалась на него, взглядом тревожных глаз спрашивала: как ты? – и у него язык не поворачивался сказать, что хуже уже некуда. И Беркуло, превозмогая боль, шёл и шёл вслед за маячившей впереди жёлтой юбкой под серым небом среди сухих метёлок ковыля. Над курганами уже спускались сумерки, когда последние силы кончились, будто отхваченные ножом. И Беркуло даже стыдно уже не было, когда он опустился на обочину дороги, закрыл глаза и, не услышав испуганного вопля кинувшейся к нему Симки, провалился в тяжкий, горячий сон.

Он очнулся ночью от того, что прямо в лицо ему бил яркий свет. Ничего не понимая, вскочил, дико огляделся, отпрянул от стреляющего искрами в двух шагах костра… И, тихо взвыв сквозь зубы, упал обратно на траву. Плечо горело огнём.

– Что ты, дэвла?! – встревоженно спросили рядом. – Всё хорошо, спокойно… Рана болит?

Беркуло медленно приподнялся. И увидел Симку, склонившуюся над какими-то круглыми камнями, лежащими перед ней. Костёр снова вспыхнул искрами, и Беркуло разглядел, что перед Симкой лежат не камни, а картошка.

– Откуда?! – поразился он.

– Тут, рядом, хутор, – пристально разглядывая клубни, ответила Симка. – Я сбегала, пока ты спал. Сейчас угли прогорят, испекём, поешь.

– Как ты огонь развела?

– Из хутора углей в черепке принесла. Ты не беспокойся… лежи. Я твою рану заново завязала, и травку нужную нашла… Не бойся.

– Я и не боюсь, – проворчал Беркуло, искоса разглядывая жёлтую в красный горох повязку, стягивающую плечо. В это время Симка встала на ноги, и он увидел, что подол девчонки оборван почти до колен.

– Юбкой своей завязала? – хмыкнул он. Симка молнией повернулась к нему, и Беркуло осёкся, словно обжёгшись об этот тёмный, мрачный взгляд из-под дрогнувших ресниц.

– Я немужняя, не бойся.

– Отчего ж немужняя? – глядя в костёр, спросил он. – По-хорошему, уже и в тяжести должна ходить, с весны-то…

Симка молча, пристально смотрела на него, и Беркуло не увидел в этом взгляде ни обиды, ни злости – лишь тяжёлую горечь, от которой ему в конце концов стало не по себе. Отвернувшись, он лёг на спину, уставился в полное звёзд небо. Чувствуя, что обидел девчонку, он всё же не мог заговорить с ней. О чём говорить-то? Допытываться, как мальчишке сопливому, почему она от него сбежала?! Много чести будет…