Читаем без скачивания Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

— Девушка, милая, дайте мне командующего фронтом.

— Он просил его не тревожить.

— Скажите, что Рокоссовский звонит.

— Хорошо, попробую вызвать.

— Андрей Иванович, это ты?

— А кто же еще!

— Здравствуй, дорогой!

— Поиздеваться надо мной вздумал?

— Ни в коем случае. Извини, пожалуйста, что так получилось. Но это произошло не по моей воле. Впереди у нас еще много сражений, так что ты не принимай близко к сердцу. Ты сделал очень много, чтобы загнать Паулюса в ловушку. И я уверен, что ты провел бы операцию лучше меня.

— Ладно, Костя, не будем об этом. Я пропустил фронтовые сто грамм, и мне на душе стало легче. А то, что ты позвонил, молодец, я бы до этого не додумался.

— Андрей Иванович, я поздравляю тебя с Новым годом, желаю тебе здоровья и всего-всего хорошего.

Рокоссовский положил трубку, и его лицо светилось радостью — с души у него свалился огромный камень.

Командующий фронтом достал из сейфа карту, развернул ее на столе, вооружился цветными карандашами и начал намечать детали операции, которые не вошли в основной план.

В спортивном зале школы села Зварыгино были накрыты праздничные столы. Посередине стояла новогодняя елка, украшенная подручными средствами, а краснощекий генерал Малинин исполнял обязанности Деда Мороза. На нем был вывернутый наизнанку солдатский тулуп и мохнатая, из белой овчины шапка.

Рокоссовский обзвонил всех командующих армиями, членов Военного Совета, дежурных телефонисток и для каждого нашел теплые, нестандартные слова.

Когда во втором часу ночи он зашел в спортзал, все гости уже были навеселе. Заметив Рокоссовского, Дед Мороз громовым голосом объявил:

— К нам пожаловал на встречу Нового года командующий Донским фронтом, гроза фашистов Константин Константинович Рокоссовский!

Привлекая взгляды гостей, генерал в некоторой растерянности остановился посередине зала. В новой форме, начищенных до блеска сапогах, он казался еще стройнее и выше. Он внимательно оглядел зал, и его взгляд остановился на единственной женщине в этой мужской компании. Та, держа в руках стакан водки, осторожно вышла из-за стола. Он успел рассмотреть ее раскрасневшееся лицо, фигуру. Она была молода, красива. По излишнему румянцу на пухленьких щеках было заметно, что она охотно поддержала не один тост.

— Штрафную Рокоссовскому, штрафную! — звонко говорила писательница Ванда Василевская, стараясь не расплескать содержимое стакана.

— Ванда, дорогая, — взмолился Рокоссовский. — Я такими дозами никогда не пил.

По их поведению было видно, что они были знакомы.

— Такой крепкий и симпатичный мужчина и не может выпить стакан водки? — Она окинула взглядом гостей, ища их поддержки, и продолжала: — Вы когда-нибудь видели такое?

— Нет, не видели! — громче всех воскликнул Корнейчук, муж Василевской. Он уже был в хорошем подпитии.

— Нет, Ванда, не могу! — улыбаясь, открещивался Рокоссовский.

Василевская состроила обиженную гримаску и очаровательно надула губки.

— А если женщина хочет, чтобы вы это выпили. — Она поставила на ладонь стакан. — Тогда как?

— Чего хочет женщина, того хочет Бог, — рассмеялся генерал и взял стакан. — За Новый год! За новые наши успехи в борьбе с фашизмом! За здоровье всех присутствующих на этом вечере! — Он опрокинул стакан водки и, взяв под ручку Ванду Василевскую, подошел к столу.

Он сидел между генералом Телегиным и Корнейчуком. Вскоре зашел разговор о пьесе писателя «Фронт».

— Вы читали эту пьесу? — спросил Корнейчук.

— Да, Александр Евдокимович, читал, — ответил Рокоссовский.

— Мы вместе с ней знакомились, — добавил Телегин. — Ваш командующий Горлов — колоритная фигура. Я таких видел на фронте, которые хвастались, как и он: «Я старый боевой конь. Я не привык ломать голову над картами».

— Так теперь воевать нельзя, — сказал Рокоссовский. — Действовать без размышлений — это явный проигрыш. Мы и так наломали дров в начале войны. Ваша пьеса затронула наши военные болевые точки. Она крепко ударила по нашим ретроградам.

А тем временем праздник продолжался. Гости веселились, рассказывали друг другу истории из своей жизни, сочувствовали друг другу, выслушивали предположения. Несмотря на старания Ванды Василевской придать застолью непринужденность, мужчины продолжали говорить о войне, об открытии второго фронта, о предстоящих боях по уничтожению группировки Паулюса.

Корнейчук на радостях, что его пьесу высоко ценит сам Рокоссовский, позволил себе расслабиться, и майор Белозеров отвел его в комнату школы, где писатели остановились на отдых после посещения различных участков фронта.

Под утро неугомонная Ванда Василевская организовала конкурс по исполнению песен. Каждый из участников вечера должен был спеть хотя бы один куплет песни своего народа. Она сама с Рокоссовским исполнила несколько песен на польском языке, которые вызвали бурю оваций. Немногие из присутствующих знали, что командующий фронтом обладает таким нежным и приятным голосом.

Наконец, дошла очередь и до Деда Мороза. Малинин как мог отнекивался, ссылаясь на то, что ему на ухо наступил медведь и он полностью лишен музыкального слуха.

— Обладатель такого густого баса не может плохо петь, — наступала Ванда. — Михаил Сергеевич, за Вами долг. Я не отстану от вас, пока Вы его нам не вернете.

— Тогда закрывайте чем-нибудь уши, — засмеялся Малинин и подошел к елке.

— Э-э-эх! Ле-е-е-тя-ат у-у-утки-и-и, ле-е-е-тя-ат у-у-утки-и-и и два-а гу-у-ся-а, — Малинин извлек из своей медной глотки сверлящие и скрипящие звуки такой силы, что у многих гостей засвербило в ушах. Это была мелодия не протяжной русской народной песни, а, скорее всего, призыв о помощи зажатого в тиски человека или же боевой клич самого воинственного дикого племени. Все, и трезвые и подвыпившие, пожилые и молодые, катались от смеха и никак не могли прийти в себя.

— Миша, Миша, остановись! — поднял руку Рокоссовский, держась руками за живот.

— А что, я могу продолжить! За мной дело не станет, я только оседлал мелодию, — сказал Малинин, вытирая вспотевшее лицо.

— Майор Белозеров! — произнес Рокоссовский.

— Я вас слушаю!

— Эту песню в исполнении начальника штаба фронта запиши на пленку и перед началом атаки включи по громкоговорителю. Немцы будут в шоке, и мы их возьмем голыми руками.

— А я что говорил, — невозмутимо сказал Малинин, снимая доспехи Деда Мороза. — Я обманывать не привык.

Василевская подошла к Малинину и поцеловала его в щеку.

— Эту встречу Нового года я никогда не забуду.

Вскоре присоединился к компании начальник Генштаба Василевский, он ехал на Воронежский фронт. Он все пытался выяснить: нет ли у него с Вандой общих родственных корней.

Проводив начальника Генштаба, Рокоссовский и Василевская прогуливались по деревенской улице. Заканчивалась новогодняя тихая ночь. Над снежным саваном лился бледно-розовый лунный свет.

— Как теперь живет наша Варшава? — произнесла задумчиво Василевская, кутая лицо в воротник кожуха.

— Какая может быть жизнь при фашистах? — сказал Рокоссовский, стараясь идти в ногу.

Они говорили о будущем Польши, вспоминали Вислу, делились впечатлениями о своем детстве, которое во многом было похожим.

— Интересный вы человек, — сказала Ванда. Она взяла Рокоссовского за руку и повернула к себе лицом. — Дайте я вас поцелую.

— Поцелуй такой женщины — очень заманчивая вещь, — усмехнулся Рокоссовский. — Но нам пора спать. Часа через три я выезжаю принимать войска Сталинградского фронта.

— Долг прежде всего?

— Да, Ванда, долг прежде всего. — Он застегнул ей на верхнюю пуговицу кожушок, подвел к дверям школы и, поцеловав в щечку, весело произнес: — До встречи в Варшаве.

— До свидания, — усмехнулась Василевская и скрылась за дверью.

После встречи Нового года Рокоссовский еще некоторое время не мог уснуть. Он подумал о сотнях тысяч солдат окруженной немецкой армии, которые в эту морозную ночь, забившись в ледяные норы ждут своего часа. Впереди у них — никакого просвета, их ждет только гибель. Он понимал, что они оккупанты и сеют на нашей земле смерть, но помнил и рыцарское правило — лежачего не бьют. Генералу были чужды мстительные чувства. Перед тем как заснуть, он подумал об ультиматуме. Если фашисты его не примут, то, по крайней мере, он снимет с себя вину за бессмысленные жертвы.

К обеду 1 января Рокоссовский выехал знакомиться с новыми тремя армиями, которые он получил согласно решению Ставки: 57-я армия Ф. И. Толбухина, занимавшая юго-западный фланг кольца окружения, а также 64-я армия Шумилова, блокировавшая противника с юга, показались командующему фронтом надежными соединениями. Он дал указание Малинину подкрепить их людьми и техникой, а сам выехал в 62-ю армию В. И. Чуйкова.