Читаем без скачивания Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

С восточного берега Волги Рокоссовский и его спутники сквозь серую пелену дыма, измороси и тумана с грустью смотрели на искалеченный Сталинград, на пепелища и развалины.

Запасшись досками и веревками для переправы через разрушенные участки льда, командующий фронтом и сопровождавшие его работники штаба вступили на дорогу жизни 2-й армии — на искореженный лед, с торчащими, словно руки утопленников, бревнами, устланный соломой и ветками.

Заметив группу командиров, немцы открыли артиллерийский и минометный огонь. Чтобы добраться до противоположного берега, пришлось кланяться земле и даже ползти по льду.

На правом берегу Волги необычность обстановки поразила командующего фронтом. Высокие и крутые прибрежные откосы защищали армию от прямых попаданий вражеских снарядов. В откосах, как гнезда стрижей, располагались землянки, блиндажи, укрытия для техники. Взглянув на отмели, на прибрежный лед, испещренные воронками, глыбами мерзлой земли, Рокоссовский подумал: «Это работа навесного огня гаубиц и минометов. Несладкая здесь жизнь».

Командарм Чуйков, среднего роста, широкий в плечах, с потемневшим лицом, встретил командующего фронтом на берегу реки и провел на командный пункт, оборудованный также на прибрежном откосе. Он доложил о позициях, занимаемых армией в развалинах на волжском берегу, и силах и средствах, которыми он располагал на этот час.

Рокоссовский пробыл у Чуйкова целый день. Подводя итоги, он обнял командующего армией за плечи:

— Василий Иванович, я не нахожу слов, чтобы выразить то, что вы сделали для обороны Сталинграда. Спасибо вам за все — за мужество, за стойкость, за невиданную храбрость.

— Что вы, товарищ командующий фронтом! — покраснев, произнес Чуйков. — Разве под Ленинградом и Севастополем люди делают меньше?

— Вам, Василий Иванович, предназначена особая роль в этой войне.

Рокоссовский довел до командарма задачу, которую он должен выполнить в ходе операции «Кольцо», и уехал на КП фронта.

По пути он заехал со своей группой в 66-ю армию Жадова. Здесь они осмотрели рубеж, который еще недавно занимал противник, и воочию убедились, насколько сильны были его позиции. На огромном пространстве вдоль оборонительного рубежа валялись наши подбитые танки.

— Это нам напоминание, — кивнул Рокоссовский, — о поспешных и бесполезных контратаках наших войск в период выхода немцев к Волге.

Уточнив обстановку и пообедав у Жадова, генералы поспешно набросили на себя полушубки, надели папахи и вышли на мороз. Пройдя по снежной тропе несколько сот метров, они сели в машины и уехали на КП фронта.

По дороге Рокоссовского вновь одолевали думы о предстоящей операции. Ее начало намечено на 6 января, но теперь он убедился, что фронт не будет готов к этому сроку наступления — многие эшелоны с войсками и транспорты с вооружением и боеприпасами запаздывают. Выход напрашивался один — необходимо отсрочить операцию хотя бы на неделю.

Он посмотрел на часы: было без пяти минут четыре. «Должен быть готов ультиматум, — подумал генерал. — Белозеров наверняка уже перевел его на немецкий язык и горит желанием передать по радио».

Утром 3 января Рокоссовский, представитель Ставки генерал-полковник артиллерии Воронов и Малинин находились на КП фронта в Зварыгино и обсуждали реальную готовность фронта к наступлению, а также проект ультиматума Паулюсу.

Рокоссовский, поджав губы, смотрел в обледенелое окно и молчал. Воронов и Малинин сидели за столом. Начальник штаба фронта наносил на карту какую-то обстановку, а Воронов в расстроенных чувствах вертел в руках карандаш так, будто он собирался его сломать. Продолговатое, с приятными чертами лицо представителя Ставки было напряженным. По атмосфере в этой комнате чувствовалось, что собеседники по какому-то важному вопросу разошлись во мнениях и не хотят друг другу уступать. Рокоссовский повернулся и, держа за спиной руки, начал расхаживать по комнате.

Воронов, наблюдая за худощавой фигурой, четким, красивым профилем командующего фронтом, не выдержал:

— Константин Константинович, вы думаете, Воронов — льстец и подхалим, который ставит личное благополучие выше общих интересов?

— Николай Николаевич, — остановился Рокоссовский и пронзил острым взглядом Воронова. — О вас я никогда так не думал. Но вы поймите! Люди истощены, устали от беспрерывных атак. Им нужно хотя бы несколько дней передохнуть. — Рокоссовский снова начал ходить взад и вперед. — Пополнение людьми и вооружением запаздывает. В таких условиях операцию начинать нельзя. Это приведет к неоправданной гибели большого числа людей. Я убедился, что нахрапом оборону Паулюса не возьмешь. Нам необходимо шесть-семь суток для подготовки.

— Я знаю мнение Верховного — он на это не пойдет! Вы осведомлены об этом не хуже меня.

— Я вот тут подсчитал, проверил цифры, — загудел басом Малинин. — Опоздания эшелонов увеличились. Перенос операции неизбежен.

— Я вам еще раз объясняю: Сталин на это не согласится!

— Николай Николаевич, — Рокоссовский присел рядом с Вороновым. — Сойдемся на том, что выпросим хотя бы трое-четверо суток. Это минимум, на что можно согласиться.

Воронов взглянул на Рокоссовского и, после паузы, произнес:

— Убедили, попробуем.

Воронов тут же дозвонился до Верховного, объяснил ситуацию и попросил перенести операцию на 10 января.

Сталин посопел в трубку, недовольно крякнул, ничего не ответил, а только произнес «до свидания» и прекратил разговор.

— Одно дело — доклад по телефону, давайте лучше пошлем донесение, — предложил командующий фронтом.

— Хорошо, давайте, — неохотно согласился Воронов.

В течение нескольких минут документ был готов и направлен в Москву.

«Приступить к выполнению «Кольца» в утвержденный Вами срок не представляется возможным из-за опоздания к местам выгрузки на 4–5 суток частей усиления, эшелонов с пополнением и транспортов с боеприпасами.

Наш правильно рассчитанный план был нарушен также внеочередным пропуском эшелонов и транспортов для левого крыла тов. Ватутина. Тов. Рокоссовский просит изменить срок на плюс четыре. Все расчеты проверены мной лично.

Прошу Ваших указаний. Воронов».

Не прошло и получаса, как последовал звонок из Москвы.

— Мы зачем вас туда послали, товарищ Воронов? — раздраженно спросил Сталин.

— Координировать действия двух фронтов, — ответил Воронов не совсем уверенно.

— А почему занимаетесь не своим делом? — зло произнес Сталин с грузинским акцентом.

— Я… Я… занимаюсь делом, товарищ Главнокомандующий, — сказал Воронов, вытирая ладонью вспотевший лоб.

— Вы досидитесь, что вас и Рокоссовского немцы в плен возьмут! Вы, товарищ Воронов, совсем не соображаете, что можно, а что нельзя! Нам нужно скорее кончать, а вы умышленно затягиваете! — Сталин помолчал, потом недовольно спросил: — Что значит в вашем донесении фраза «плюс четыре»?

— Нам нужно еще четыре дня для подготовки, — более уверенно сказал Воронов. — Мы просим разрешения начать операцию «Кольцо» не 6-го, а 10-го января.

Верховный с минуту молчал, а потом сказал:

— Утверждается.

— Хорошо ли было слышно? — спросила насмешливо телефонистка.

— Спасибо. Отлично было слышно, — буркнул Воронов, подошел к улыбающемуся Рокоссовскому. — Дай закурить!

— Спасибо, Николай Николаевич, — протянул портсигар командующий фронтом. — Будем считать, что первый этап операции мы провели успешно.

— Вам смешно, а мне каково?

— Не работа сушит, а забота, — весело сказал Рокоссовский и потормошил Малинина за плечо. — Вот тебе, Миша, и два гуся.

После песни Малинина в новогоднюю ночь, эти «два гуся» не давали покоя веселому характеру командующего. Начальник штаба тоже обладал чувством юмора и относился к этому с пониманием и даже с некоторым озорством.

Взаимопонимание между двумя генералами было настолько полным, что многие на их работу смотрели с завистью.

Хотя и до 10 января времени было не так много, но Рокоссовский был доволен, что удалось выкроить и эти дни. Войска полным ходом готовились к операции.

В Москве мысль об ультиматуме тоже поддержали. Было принято решение вручить ультиматум за день-два до наступления. Когда начали искать парламентеров, от желающих не было отбоя.

— Андрей, — сказал Рокоссовский Белозерову, настаивавшему на том, чтобы его направили парламентером. — Ты нам нужен для других целей — будешь передавать по радио ультиматум несколько раз в сутки.

— Что ж, буду передавать.

— Приказ Паулюса перевел?

— Да, перевел, — ответил Белозеров и протянул генералу документ. — Вот он.

— Андрей, скверное настроение отбрось, оно мешает работе.