Читаем без скачивания Древняя Месопотамия: Портрет погибшей цивилизации - А. Оппенхейм

Жизнь и приключения Гильгамеша во время его безуспешных поисков бессмертия рассказаны на одиннадцати из двенадцати табличек [44] . Параллельные сцены - одна в начале первой, другая в конце одиннадцатой таблички умело превращены поэтом в своеобразную рамку, придающую рассказанной истории законченность и подчеркивающую тщетность поисков Гильгамеша: герой возвращается на то же место, откуда начал свой путь. Это показывает глубокое понимание драмы, заключающееся в том, что первый эпизод произведения - возведение Гильгамешем стены в его родном городе Уруке - единственный подвиг героя, который обещает, даже обеспечивает ему бессмертие. Поэт дважды описывает эти стены, преследуя совершенно разные цели: во введении, обращаясь к читателю, он рассказывает об этих стенах, связанных роковым образом с главным героем. В конце повествования Гильгамеш по воле поэта вновь описывает стены Уршанаби, в момент, когда с гордостью знакомит гостя с городом и его стенами. Но во втором случае Гильгамеш умалчивает о том, что история его жизни тесно связана с городскими стенами. Эта его сдержанность удивительна и непонятна. Стремление к бессмертию - основной мотив эпоса - довольно примитивно подается как, во-первых, желание героя сохранить вечную молодость, а во-вторых, как стремление к совершению удивительных подвигов ради славы, которая служит средством продлить существование личности за порогом могилы. В эпосе не затронуты две связанные между собой темы: бессмертие, которое дети, особенно сын, могут обеспечить отцу, и вечная слава, обретаемая творцом за созданное им великое сооружение. Намеки на второй вид бессмертия достаточно ясные, но не навязчивые, встречаются в обрамлении эпоса и угадываются также в некоторых подробностях рассказа об угнетении жителей Урука, которые вынуждены нести царскую повинность. Ссылки на наследников Гильгамеша подчеркнуто отсутствуют. Можно предположить два объяснения такой сдержанности: в литературной традиции не был известен какой-либо сын Гильгамеша (несмотря на шумерский ''царский список''). Возможно также, что поэт создавал последний вариант произведения при дворе царя, у которого не было наследника. На эту тему, видимо, было наложено табу, и придворный поэт старался возможно деликатней изложить историю Гильгамеша, с тем чтобы отразить трагическую судьбу собственного царя и вместе с тем дать ему определенную надежду. Намеки на нее можно усмотреть в последней, двенадцатой табличке в описании потустороннего мира, в котором Гильгамеш правит и после смерти. Он является там божественным судьей над тенями, руководит ими и дает те или иные советы, точно так же как Шамаш, который служит живым. Введение в историю Гильгамеша описания потустороннего мира - типичный шумерский литературный мотив - обнаруживает скорее желание угодить здравствующему правителю, нежели намерение ослабить пессимистическое впечатление от неудачи царя добиться бессмертия, о чем рассказывается в первых одиннадцати табличках [45] . Конечно, это рассуждение основано на аргументах е silentio, так как старовавилонские фрагменты ''Эпоса о Гильгамеше'' не подтверждают предположения о том, что двенадцатая табличка включена в поэму уже в раннюю эпоху. Можно более или менее убедительно показать, что явно чуждая эпосу история потопа вошла в основной сюжет позже. Это обстоятельство делает более убедительным предположение о том, что последняя табличка была позже включена в основную часть произведения.

Введение к эпосу вызывает и другие вопросы. Воспев Гильгамеша как мудрого, много путешествовавшего человека, поэт рассказывает о его последнем деянии - сооружении стелы, на которой герой написал о своих странствиях. Предполагается, что именно из этого источника поэт почерпнул ту информацию, которую включил затем в свой эпос. Намек на то, что эпос взят из текста стелы, не более чем литературный прием, рассчитанный на читателя, достаточно искушенного, чтобы оценить его, а не считать доказательством подлинности текста или, что еще хуже, попыткой обмануть его критическое чутье.

Термин ''читатель'' здесь введен для того, чтобы отметить мое несогласие с некогда модной теорией, по которой в Месопотамии существовала поэзия бардов, влиявшая на возникновение и развитие эпической традиции. Авторы этой теории безосновательно предполагают, что такие же условия, как в Греции, существовали и в Месопотамии. Однако литературная жизнь в названной стране вовсе не обязательно должна была развиваться по греческому образцу. Иногда шумерские эпические произведения (''История Энмеркара''), несомненно, создавались при царском дворе, как и те, что написаны на аккадском языке. Надо признать, однако, что древние аккадские версии ''Эпоса о Гильгамеше'' с их отчетливой поэтической структурой наводят на мысль о влиянии на них народной поэзии. Следует поэтому в поисках источников месопотамской эпической литературы обращаться ко всем видам поэзии, включая народную, дворцовую и творчество образованных людей, т. е. поэзию письменную.

Вторая половина введения в эпос довольно убедительно свидетельствует о том, что это произведение предназначалось скорее для зрительного восприятия, чем для декламирования. Когда поэт пишет о Гильгамеше как о строителе стен Урука и храма Эанна, он обращается к читателям с призывом ознакомиться с этими строениями, коснуться их, войти в храм, взобраться на стены. Таким приемом автор пытается достичь связи с читателем на уровне чисто зрительного воображения. Никакой певец не может призывать аудиторию к подобным действиям, и обращения такого рода не могут существовать в литературе, идущей от рапсодов. Отсюда следует вывод, что отрывок предназначался для обычного чтения. Стало быть, по крайней мере эта часть поэмы была адресована публике, которая либо сама умела читать, либо принадлежала к такому социальному слою, который имел возможность слушать чтение.

После вступления в поэме от эпизода к эпизоду раскрывается история Гильгамеша, которая отвлекается от главного героя лишь тогда, когда где-то происходят важные для повествования события. Так, мы попадаем к Энкиду, знакомимся с его education sentimentale (''воспитанием чувств''), узнаем о настроении и опасениях матери Гильгамеша, оказываемся свидетелями диалога между Иштар и Ану. Персонажи появляются и исчезают, но Гильгамеш остается в центре внимания. Всемогущий царь достигает всех поставленных перед собой целей, а затем, когда умирает его друг Энкиду, внезапно задумывается о неизбежности собственной смерти. Появление Энкиду вызвано непомерной дерзостью (hybris) Гильгамеша, принуждающего всех жителей родного города работать на себя и строить храмы и городские стены, те самые, которыми нам вначале предлагали восторгаться и которые в конечном счете и должны обеспечить Гильгамешу вечную славу. Разгневанные дерзостью героя боги создают Энкиду для того, чтобы одернуть Гильгамеша. Боги быстро откликнулись на жалобы жителей Урука, гражданские свободы которых нарушены царем. Это обстоятельство позволяет определить эпоху жизни поэта как позднекасситский период, когда концепция kidinnu стала мощным политическим фактором [46] . Чувствуя необходимость драматической мотивации, поэт связывает таким образом появление Энкиду, чему предшествуют вещие сны, с грехом Гильгамеша.

Повествование об Энкиду уместно дополняет историю успехов Гильгамеша, строителя Урука, ставшего поневоле победителем гигантского чудовища Хумбабы и убийцей небесного быка, посланного против него богиней, которой он нанес оскорбление. Энкиду, предстающий вначале в звероподобном обличье, сопровождает Гильгамеша на Кедровую гору, где живет Хумбаба, затем помогает герою в борьбе против небесного быка. Текст, повествующий о приключениях на Кедровой горе, сохранился плохо, и ни более ранние шумерские, ни аккадские версии не разъясняют этого эпизода. Известно лишь, что Энкиду был каким-то образом связан с таинственной горой. Он совершил тяжкий грех либо тем, что привел Гильгамеша на эту гору, либо тем, что подстрекал друга на действие, которое повлекло за собой смерть хранителя горы Хумбабы. За это он и поплатился жизнью. Но именно смерть Энкиду заставляет опьяненного собственными успехами Гильгамеша отказаться от погони за славой и обратиться к поискам вечной жизни. Вновь и вновь автор подчеркивает грозящую опасность и намекает на двусмысленный характер предсказаний богов. Намеки в многочисленных фрагментах на родственную связь Энкиду с Хумбабой и подчеркивание роли Энкиду в этой схватке с чудовищем показывают, что без ясного представления о случившемся на Кедровой горе невозможно полностью понять художественный замысел поэта, раскрывающийся в структуре поэмы. Наше понимание этого эпического произведения в значительной степени зависит от того, насколько верно понят смысл подвига друзей.