Читаем без скачивания Анна Австрийская. Первая любовь королевы - Шарль Далляр

— Это должно быть Боаробер, — заметил герцог.

— Аббат ушел, оставив двух лакеев кардинала, как я узнал по ливреям. Четыре гвардейца, сидевшие в карете, высадили пленника, заставили его подняться на крыльцо за лакеями, показывавшими дорогу, и все исчезли на лестнице. Я не решился следовать за ними и через несколько минут узнал, что это ни к чему не повело бы. В окно третьего этажа я увидел того же гвардейского офицера, который прошел и тотчас же исчез.

— Он оставил пленника в этой комнате?

— Точно так, ваша светлость. Потому что минуты через три я услышал на лестнице шаги и увидел, как вышли офицер и четыре гвардейца. Я легко заключил, что, заперев пленника, они оставили на карауле двух лакеев, которых привел толстый аббат.

— Ты ловкий малый, Бискаец, — сказал герцог де Монморанси, — я тебя не забуду.

— Это еще не все, — продолжал Бискаец, — ваша светлость понимает, что я не удовольствовался тем, что узнал, где находится пленник. Я еще должен был узнать, каким образом можно добраться до него, чтобы освободить. Я дал уехать карете с офицером и гвардейцами, потом, когда двор сделался пуст, я стал осматривать его. Стены двора слишком высоки, и перелезть нельзя. Но я заметил, что здание, где заперт господин, в котором ваша светлость принимает участие, смежно с другим зданием совершенно другой постройки, похожим скорее на старый дом, чем на что-либо другое.

— Это, верно, один из домов, купленный кардиналом для увеличения его дворца и еще не перестроенный.

— Да, точно так. Проходя ощупью вдоль стены, я нашел полуразрушенную дверь, которая вела в этот старый дом; я нашел и лестницу, по которой добрался до окна, выходящего на пустую улицу. Окно было не высоко, и, так как прыжок на десять футов не пугает меня, я решительно спрыгнул на землю. Я очутился на улице Гарансьер.

— Черт побери! — пробормотал Морэ на ухо герцогу, — было бы любопытно, если бы окно, найденное Бискайцем, было именно то, из которого свалился нам на голову мой любезный братец герцог Анжуйский в тот вечер, когда мы оставили его у Комбалэ.

— Можешь ты найти это окно? — спросил герцог Бискайца.

— Как не найти! Тем легче найду, что я притворил это окно, не затворяя его совсем, так чтобы никто не удивился, видя его отворенным.

— Хорошо, — сказал герцог, — я знаю довольно; ты должен быть нашим проводником.

Герцог вернулся к крыльцу, где оставил свою свиту. Он взял с собою четырех гайдуков, высоких и сильных молодцов, и, шепотом дав им инструкции, вернулся к графу де Морэ, который остался с Бискайцем. Эти семь человек, пробираясь вдоль стен, вернулись к дворцу Медичи через улицу Гарансьер. Монморанси и Морэ шли рядом впереди гайдуков и Бискайца.

— Я думаю, что по полученным нами сведениям мы можем обойтись без помощи моего брата герцога Анжуйского, — сказал граф де Морэ, смеясь.

— Его высочество должен отворить нам дверь, — сказал герцог, — но если мы найдем, как обещал Бискаец, открытое окно, конечно, мы не будем его ждать, потому что он, может быть, передумает.

— Это с ним случается пятьдесят раз в день.

Молодые вельможи скоро дошли до конца улицы Гарансьер.

— Здесь, — сказал Бискаец, — вот окно над нашими головами.

Он указал пальцем на полуоткрытое окно футах в десяти над землею. Как и подозревал граф де Морэ, окно это было то самое, через которое убежал герцог Анжуйский в тот вечер, когда кардинал чуть было не застал его у его племянницы. Морэ на этот раз хорошо понял молодого принца: он еще не приходил. Он обещал герцогу оставить ключ от двери в замке. Но этого ключа там не было.

— Было бы безумно ждать, — сказал герцог, — и несколько потерянных минут могут погубить все.

— Возьмем приступом это окно, — сказал Морэ с гасконской веселостью, которую он заимствовал у Беарнца, своего отца.

Монморанси взял его за руку и отвел поодаль.

— Послушайте, Морэ, я гораздо старше вас и видел уже столько разных разностей, сколько, может быть, вам не удастся видеть никогда. Хотите выслушать меня?

— Хочу ли! Ventre saint gris! Вы хорошо знаете, Генрих, что я вас уважаю и люблю гораздо больше обоих моих братьев. Скажите, что хотите, и увидите, стану ли я противоречить вам хоть одним словом.

— Я напомню вам прежде всего наше первое условие. Это предприятие касается лично меня, и если оно будет иметь неприятные последствия, я хочу принять на себя всю ответственность.

— Хорошо, это решено, — сказал Морэ, — а пока, если сегодня вечером придется получить или нанести удар шпагою, вы мне, может быть, позволите не сидеть сложа руки.

— Я предпочел бы, чтоб вы не участвовали в этом деле, но вы захотели следовать за мной из дружбы, и на этом основании я не мог вам отказать. Теперь обещайте мне, если придется получить или нанести удар шпагою, как вы говорите, что вы пустите меня первого. Если я паду, но только тогда я позволяю вам заменить меня, потому что барон де Поанти должен быть освобожден, я в этом поклялся.

— Это все равно как если бы вы осудили меня ничего не делать, — возразил граф, с жестом, выражавшим досаду.

— Однако это решено?

— Если вы хотите. Но черт меня возьми, если я не способен желать, чтобы вам достался хороший удар шпагой, не слишком опасный, который не позволил бы вам участвовать в битве.

— Судя по словам Бискайца, — сказал герцог, улыбаясь, — я думаю и надеюсь, что ни вам, ни мне не придется обнажать шпаги.

— Каким образом?

— Если бы караул над Поанти был поручен гвардейцам короля или кардинала, то нам пришлось бы подраться.

— Я на это и рассчитывал.

— К счастью, их вздумали заменить лакеями. С лакеями могут драться только лакеи. Вот почему я взял с собою четырех моих гайдуков. Они должны взяться за это. А теперь, Морэ, последнее слово. Будьте осторожны, друг мой, будьте очень осторожны. Осторожность не трусость. Мы всовываем наши головы в логовище волка, у которого и зубы, и память длинные. Освободим барона де Поанти, но как можно тише. И для начала подражайте моему примеру.

Герцог вынул из кармана полукафтанья старую маску, бывшую в таком обыкновении в свете и при дворе, что почти все вельможи и знатные дамы ездили по городу в масках.

— Очень хорошо, — сказал Морэ, — я понимаю. Эта предосторожность хорошая.

В свою очередь он вынул из кармана точно такую же маску.

— А вы, — обратился герцог к своим людям, — закройте плащами ваши ливреи, чтобы их нельзя было узнать.

Как настоящий полководец, герцог заранее составил весь план. Он приказал одному из гайдуков, самому высокому, служить лестницей всем для того, чтобы взобраться в окно, за исключением Бискайца, который, проворный, как все уроженцы его рода, останется последним и вскочит один, без помощи, с улицы в окно. Бискаец обязан был своим прозвищем той провинции, в которой родился.