Читаем без скачивания Анна Австрийская. Первая любовь королевы - Шарль Далляр

— Я в этом не сомневаюсь, судя по тому, что вы, наверно, там наделали, — возразил Гастон.

— Мы ничего там не сделали, — сказал Морэ. — То, что мы хотели сделать, сделалось само собою.

— Это все равно. Вы можете и должны иметь причины желать уйти отсюда как можно скорее, но Генрих знает, что я имею, напротив, причину желать остаться; не правда ли, кузен?

— По крайней мере, перейдем через улицу, — сказал герцог, — на другой стороне мы будем в тени, так что нас не могут видеть, и так далеко, что не могут слышать.

Слуги поспешили удалиться и остановились в пятидесяти шагах, прислонившись к стене и ожидая, пока господа кончат разговаривать. Герцог Анжуйский, Монморанси, Морэ прошли через улицу и стали у дверей одного дома.

— Вы обошлись без меня? — сказал Гастон.

— Мы думали, что вы, ваше высочество, передумали, и так как вместо двери, которую вы должны были нам отпереть, мы нашли отворенное окно, мы и прошли, — ответил Монморанси.

— Я не передумал, но королева, моя почтенная матушка, заблагорассудила удержать меня долее, чем мне хотелось, чтобы возобновить свои прежние нравоучения. Я думал, что она меня оставит ночевать во дворце Медичи.

— Однако, ваше высочество, вы успели наконец убежать?

— С величайшим трудом; особенно мне трудно было отвязаться от моих провожатых. Особенно Рошфор и д’Антраг непременно хотели увезти меня к Неве.

— Ваше высочество не согласились?

— Ведь я вам обещал. Вы знаете, Генрих, что я никогда не нарушаю моих обещаний.

— Я никогда не позволял себе в этом сомневаться.

— Вы нет, но я знаю некоторых обвиняющих меня в том, будто я нерешителен и имею характер слабый. Черт побери! Они ошибаются. Посмотрите, я дал вам слово отпереть эту дверь, и вот я здесь с ключом; я обещал миленькой Комбалэ, из дружбы к вам, дать в эту ночь второй сеанс, и вот я держу мое слово. Зато она не сдержала свое.

— Как это, ваше высочество?

— Вот уже четверть часа стою я у этой двери, верчу и поворачиваю ключ в замке, а герцогиня де Комбалэ, которая должна была отодвинуть запоры, еще не приходила. Клянусь бородою Беарнца, моего знаменитого отца, я теперь сожалею, зачем не пошел с д’Антрагом и Рошфором. Эта Комбалэ не так забавна, она имеет на меня притязания, которые вовсе мне не нравятся. Притом я решился назначить ей это свидание только для того, чтобы оказать вам услугу, а так как вам не нужна уже ни моя помощь, ни ее, мне очень хочется не ждать долее. Что вы думаете, Генрих? Что ты думаешь, Морэ?

— Позвольте, — сказал герцог шепотом, — вы, ваше высочество, напрасно потеряли надежду.

— Это правда, — сказал Морэ, — вот отворяется дверь.

— Черт побери! — пробормотал молодой принц. — Оттуда выходит не женщина.

— Молчите, — сказал Морэ.

— Посмотрим и послушаем, — сказал герцог.

— Да, и, может быть, мы узнаем много хорошего, — прибавил молодой принц со смехом, который, однако, был не очень весел.

Маленькая дверь действительно тихо отворилась. Показался мужчина, молодой и красивый. Позади него на черном грунте коридора белела очаровательная фигура женщины. Очевидно, эта женщина провожала мужчину. Этот мужчина и эта женщина обменялись шепотом короткими и быстрыми словами. Но, несмотря на то что голоса их были тихи и сдержанны, три товарища услыхали следующий разговор:

— Милостивый государь, — говорила женщина почти умоляющим тоном, — вы меня уверили, что вы дворянин.

— И опять повторяю это, — отвечал мужчина.

— Это голос Комбалэ, — прошептал герцог Анжуйский, — право это она.

— Она, — подтвердил Морэ.

— Молчите! — сказал герцог.

Герцогиня де Комбалэ продолжала:

— Я сделала все, чего вы хотели.

— Все! — повторил принц сквозь зубы. — Ventre-saint-gris! В этом слове заключается многое.

— Но вы дали мне слово, что, когда встретитесь со мною, вы сделаете вид, будто никогда меня не видели.

Это говорила герцогиня де Комбалэ.

— И снова даю вам мое слово, — ответил мужчина.

— Что вы никогда не будете стараться сблизиться со мною.

— Это очень жестоко!

— Наконец, что вы забудете то, что произошло между нами.

— Постараюсь, но так трудно прогнать из своей памяти драгоценное счастье, и я не смею поклясться вам в этом.

— Это счастье досталось вам невзначай.

— Это правда, но что за нужда, если я все же наслаждался им!

— Ventre-saint-gris! — повторил принц, подавив ругательство еще энергичнее.

— Я могу только поклясться вам, — продолжал молодой человек серьезным и искренним тоном, — никогда не упоминать никому о счастливом приключении, которое составило мое счастье сегодня, никогда не стараться видеться с вами и никогда не произносить ваше имя.

— Подумайте, что вся моя честь в ваших руках.

— Она в безопасности.

Послышался вздох. Это вздохнула герцогиня де Комбалэ. Был ли это вздох сожаления? В ту же минуту тень женщины исчезла, дверь затворилась, и молодой человек очутился на улице.

— Черт побери! — вскричал принц с гневом обманутого ребенка. — Я хочу узнать этого человека.

Произнеся эти слова, он вышел из темноты, скрывавшей его. Монморанси и Морэ шли за ним. При виде их молодой человек, расставшись с племянницей кардинала, вместо того чтобы отступить, сделал шаг вперед и сказал:

— Берегитесь, господа! Если вы ночные грабители, то мой кошелек пуст; если вы дворяне, заметьте, что у меня нет шпаги.

Он раскрыл свой плащ.

— Как я рад вас видеть! — вдруг вскричал де Монморанси с искренней радостью.

— Что вы говорите, Генрих? — вскричал изумленный молодой принц.

— Я не стану говорить вам, чтобы вы не боялись, господин де Поанти, — продолжал герцог, — я знаю, что боязнь вам неизвестна. Я напомню только вам мое имя, чтобы вы не сомневались, что находитесь с друзьями.

— А я свое, — прибавил граф де Морэ, — потому что я не забыл нашей первой встречи и какой славный дали вы урок негодяям Лафейма.

— Монморанси.

— Морэ.

Поанти поклонился.

— Господа, — сказал он, — вы несказанно радуете меня. Я думал, что попал в руки людей, принадлежащих его преосвященству.

— К счастью, вы ошиблись.

— К счастью, монсеньор, потому что если раз выберешься здрав и невредим из его когтей, то я думаю, неблагоразумно попасть в них опять только для того, чтобы иметь удовольствие выпутываться во второй раз.

Герцог Анжуйский ничего не говорил. Он смотрел на Поанти. Он смотрел на него довольно неприязненно, как естественно было смотреть на человека, выходящего от той женщины, к которой отправлялись мы сами. А когда еще подобная неприятность случится с принцем крови, то понятно, что глаза его не выражают удовольствия. Поанти же вовсе не занимался его королевским высочеством. Он даже забыл о присутствии третьего лица. Для него было достаточно найти Монморанси и Морэ в ту минуту, когда он так мало этого ожидал.