Читаем без скачивания Прохоровское побоище. Правда о «Величайшем танковом сражении» - Валерий Замулин

Оставалась вторая группировка, наступавшая на прохоровском направлении. Но здесь ситуация осложнялась тем, что к Прохоровке прорывались сразу два вражеских соединения: с юго-запада и с юга, таким образом, у станции уже четко просматривались клещи. Допустить ее захват и почти неизбежно последующий за этим выход наших войск из междуречья Северного и Липового Донца – значило потерять очень удобный плацдарм для перехода войск фронта в контрнаступление. Поэтому необходимо было в ближайшее время нейтрализовать наиболее активное из двух соединений, рвавшихся к Прохоровке, – корпус СС.

У Н.Ф. Ватутина был выбор: продолжать сдерживать неприятеля, используя прежнюю тактику, или попытаться уничтожить эту группировку решительным ударом значительно превосходящих сил. После подхода гвардейских армий такая возможность появилась. Разведка постоянно докладывала, что юго-западнее Прохоровки немцы имеют от 250 до 300 танков. Сам командующий склонялся к первой цифре, об этом свидетельствуют его переговоры с командармами. Эти танки действовали в трех направлениях: во-первых, на север и северо-восток – на фронте Кочетовка – Красный Октябрь, во-вторых, непосредственно на Прохоровку и, в-третьих, использовались для усиления фонта на Липовом Донце по линии ст. Беленихино – ст. Тетеревино.

5-я гв. ТА располагала более чем 750 танками и САУ, а корпуса А.Ф. Попова и А.С. Бурдейного – более чем 200 машинами, что в общей сложности давало соотношение сил юго-западнее Прохоровки по бронетехнике 1:3 в нашу пользу. Даже если предположить, что противник более половины этой бронетехники сосредоточил непосредственно между Псёлом и железной дорогой, численное превосходство все равно было на стороне войск фронта. Кроме того, под Прохоровкой уже сосредоточились семь дивизий А.С. Жадова, а это около 42 тысяч активных штыков. Эти цифры ясно свидетельствуют, что контрудар столь мощной группировкой имел все шансы на успех. Поэтому на первом этапе (до второй половины 11 июля), располагая такими силами и учитывая складывавшуюся оперативную обстановку на всем участке фронта, Николай Федорович не без основания твердо верил в успех и стремился лишь к одному – не распылить раньше времени силы двух гвардейских армий и удержать немцев на прежних рубежах.

Надежды на то, что этот план удастся осуществить, начали рушиться 11 июля. Неприятные известия пошли валом во второй половине дня. Сначала ввязалась в бой 5-я гв. А, т. к 183-я сд и 2-й тк 69-й Ане выдержали удара и противник прорвался к окраинам Прохоровки. Затем М.Е. Катуков был вынужден отдать приказ об отводе 6-го тк на новый рубеж– возникла угроза «выползания» немцев из излучины Пены. Наконец, к вечеру эсэсовцы полностью овладели резервным рубежом развертывания 5-й гв. ТА и вплотную подошли к дороге Прохоровка – Береговое. Вся подготовка ввода в бой танковой армии пошла насмарку. Было непонятно, как теперь армия П.А. Ротмистрова будет переходить в контрудар и на каком участке разворачивать несколько сотен танков. В это время и Н.Ф. Ватутин, и А.М. Василевский заметно нервничали. Об этом свидетельствует и резкий тон распоряжений, и стенограммы переговоров с командармами. Александр Михайлович даже был вынужден отдать приказ о выдвижении одного из двух ударных соединений 5-й гв. ТА, – 18-й тк для блокирования прорыва юго-западнее Прохоровки. Все эти события предельно ухудшали положение войск фронта и существенно осложняли предстоящую операцию. Но до этого момента уверенность в успехе все еще оставалась.

Серьезные сомнения в возможности решить поставленную задачу именно мощным контрударом появились ближе к полуночи 11 июля, когда стало известно о прорыве в полосе 69-й А и выходе противника в направлении третьего тылового армейского рубежа. Эти события резко осложнили положение, так как В.Д. Крючёнкин не располагал достаточными силами, чтобы сдержать 3-й тк, не было резервов и у фронта. Тогда поступило предложение отменить контрудар и использовать войска, прежде всего 5-й гв. ТА, для блокирования прорыва АГ «Кемпф» и сдерживания противника юго-западнее Прохоровки. Вопрос о целесообразности проведения контрудара

12 июля рассматривался не теоретически, а в практической плоскости. Сам Н.Ф. Ватутин отменить контрудар не мог, но его мнение в этот момент значило много. В то же время на командующего фронтом начали оказывать влияние не только оперативная обстановка в полосе фронта, но и ряд других моментов, в том числе политические факторы. Имеющиеся в архивах документы свидетельствуют, что на рассвете 12 июля у Николая Федоровича, да и, возможно, у Александра Михайловича той уверенности, с которой они готовили контрудар раньше, уже не было. Руководство фронта начало осознавать, что вероятность неудачи велика, вполне возможно, что контрудар не принесет желаемых результатов и при этом резервы Ставки будут истрачены.

Считаю, что после семи суток тяжелейшей операции, в ходе которой на него оказывалось постоянное давление из Москвы, и детального анализа оперативной обстановки, сложившейся к полуночи 11 июля, без полной поддержки и одобрения А.М. Василевского, решиться на столь масштабное мероприятие в предельно неблагоприятных условиях Н.Ф. Ватутин бы не рискнул. Вероятность неудачи была велика. Есть основания полагать, что решающую точку в колебаниях: проводить или нет контрудар – поставил именно начальник Генерального штаба в разговоре с Верховным. За что уже 13 июля и поплатился. В этот день Александр Михайлович, по личному распоряжению И.В. Сталина, был отозван с Воронежского фронта и направлен представителем Ставки на Южный, а к Н.Ф. Ватутину прибыл Г.К. Жуков. Это явно свидетельствовало о том, что Верховный был недоволен действиями маршала в ходе оборонительной операции и передал ее дальнейшее «курирование» своему, как бы мы сегодня сказали, «антикризисному управляющему».

Но это не значит, что А.М. Василевский принял решение провести контрудар в столь тяжелой ситуации без доклада И.В. Сталину о сложившейся неблагоприятной обстановке. Даже имеющиеся сегодня в распоряжении исследователей документы свидетельствуют, что Верховному было известно в деталях положение под Прохоровкой на исходе 11 июля. Начальник Генштаба не скрывал от него опасность и того, что АГ «Кемпф» может нанести удар не только на Прохоровку, но и попытаться развить прорыв дальше в направлении с. Скородное (старооскольское направление). Верховный воспринял это предположение очень серьезно. Он согласился с предложением А.М. Василевского подтянуть в район с. Скородное два мехкорпуса из Степного фронта, в качестве страховки, на случай если противник действительно ударит в этом направлении. Причем это его решение без промедления, после полуночи, в виде директивы было передано генерал-полковнику И.С. Коневу для немедленного исполнения. И, естественно, в разговоре еще раз поднимался вопрос о контрударе. А.М. Василевский допускал, что полностью все задачи решить не удастся, но полагал, что главную – остановить немцев, контрудар сможет. Судя по всему, Верховный с ним согласился и, таким образом, еще раз санкционировал его проведение, вечером 11 июля.

Гнев И.В. Сталина после 12 июля был вызван не рекомендацией А.М. Василевского о целесообразности проведения контрудара, а скорее тем, как из рук вон плохо был подготовлен и не продуман ввод в сражение мощного танкового объединения – 5-й гв. ТА, а также 5-й гв. А, за которым он поручил проследить ему лично, а маршал, судя по всему, плохо выполнил его поручение. Следовательно, он должен нести свою часть ответственности за невыполнение его приказа вместе с П.А. Ротмистровым, который по уставу отвечал за подготовку армии и ее ввод в бой. Предоставив разбираться в деталях случившегося и определять степень ответственности руководства фронта и армии Г.М. Маленкову, Верховный сам определил степень вины начальника Генштаба и направил его на менее напряженный участок фронта.

Тревожная ночь на 12 июля 1943 г

Время начала контрудара, с которым командование фронта связывало столько надежд и считало главным событием ближайших суток, неумолимо приближалось. Подготовительная работа подходила к завершению. Однако ряд важных вопросов решить не удавалось, это становилось все более очевидным к вечеру 11 июля. А примерно за шесть-семь часов до момента перехода войск фронта в контрудар оперативная обстановка начала резко обостряться и напрямую влиять на планы командования Воронежского фронта. В результате на оставшиеся не решенными вопросы организационного характера наложились проблемы, возникшие после прорыва полосы 69-й А в ночь на 12 июля. Это заставило Н.Ф. Ватутина изменить задуманный план и заметно ослабить главную контрударную группировку.

Но прежде чем рассказать об изменениях, произошедших буквально за несколько часов до атаки, обратимся к тому главному, что удалось добиться командованию фронта к исходу 11 июля, а что так и осталось на бумаге. Главное – штаб фронта, учтя неудачный опыт прошлых контрударов, смог решить две важнейшие проблемы. Во-первых, все соединения, включенные в состав контрударных группировок, сосредоточились перед участками ввода в бой на расстоянии: стрелковые дивизии до 6 км, танковые корпуса до 30 км и находились там не менее суток. Таким образом, появилась возможность ударить «сжатым кулаком», а не «растопыренными пальцами», как это было раньше. Во-вторых, все танковые соединения главной и вспомогательной группировок были подчинены единым центрам управления – штабам 1-й ТА и 5-й гв. ТА, с которыми они установили все виды связи и за сутки до начала контрудара получили от них основные приказы и распоряжения. Была решена и еще одна важная проблема: за исключением 10-го тк и 201-й тбр подвижные соединения, запланированные для использования в первом эшелоне, главными силами непосредственно в боях в этот момент не участвовали. Хотя в отдельных случаях их подразделения командование пыталось привлечь для отражения незначительных атак противника, а экипажи танковых бригад 5-й гв. ТА после марша имели двое суток на отдых, осмотр техники и текущий ремонт. К утру 12 июля все танковые соединения, кроме 201-й тбр 7-й гв. А, находились во втором эшелоне и в дальнейшем были введены в бой по классической схеме – с исходных позиций во втором эшелоне обороны. Следовательно, ситуация для контрудара, который проводился входе столь тяжелой оборонительной операции, была достаточно редкая. Надо отдать должное командованию фронта: в непростых условиях отражения вражеского наступления и организационной чехарды внутри штаба фронта оно сумело в целом справиться с этой задачей.