Читаем без скачивания Будни и праздники императорского двора - Леонид Выскочков

У нее был великолепный дом (Галерная, 18–20; ныне реставрирован для одного из факультетов СПбГУ), где устраивались балы, которые посещали лица императорской фамилии. Как отмечает М. А. Корф, устраивала она и пикники для высшего света на Павловском вокзале, как, например, 14 апреля 1838 г. [776] Имела она и собственные апартаменты в Зимнем дворце, причем Николай I ее часто навещал и называл «Ма Tante» («тетушка»), он приходился ей племянником по ее мужу Бобринскому, единоутробному брату Павла I. Долли Фикельмон отмечает два бала у графини Бобринской: «Детский бал у графини Бобринской» (3 августа 1830 г.) и «детский бал у Tante Бобринской» (30 января 1831 г.) [777]

Поскольку у Долли Фикельмон была девочка Мария Терезия, или, как она ее называла, Элизалекс (1825 года рождения), то на страницах ее дневника встречаются упоминания и о других детских балах. 11 января 1832 г. она записала: «Гораздо больше удовольствия я получила позавчера, когда повезла Элизалекс на детский придворный бал. В одной из красивейших зал собралось двести детей, все как один очаровательные, празднично наряженные, хорошо держатся – пленительное зрелище… Маленькие Великие Княжны были восхитительны. Старшая – красавица (княжна Мария Николаевна. – А. В.), приветливая, веселая и живая. Красота княжны Ольги (княжна Ольга Николаевна. – А. В.) поразительна: прелестное лицо с правильными чертами и ангельским выражением, серьезное, одухотворенное, – просто маленькая дама. Престолонаследник великолепен (цесаревич Александр Николаевич. – А. В.), у него невероятная для тринадцатилетнего подростка осанка юноши. Он как картинка, у него уже грациозные и элегантные манеры. Поистине невозможно представить ничего более совершенного, чем эта императорская семья вкупе» [778] .

Помимо новогоднего детского бала Долли Фикельмон возила на детский бал свою дочку 21 апреля 1832 г., в день тезоименитства императрицы [779] , и 6 декабря по случаю тезоименитства императора. По поводу последнего бала Долли Фикельмон заметила: «Она была счастлива, весела, мила, естественна. Многие дети как будто уже понимают, какое влияние на их будущее может оказать проявленная к ним милость Императора и Императрицы… Но я ненавижу детские балы, ибо для маленьких детей они чреваты опасностью заболеть, а для детей постарше – это школа кокетства и суеты» [780] . На следующий год (4 февраля 1833 г.) отмечен придворный детский маскарад [781] . Детский праздник при дворе 10 сентября 1833 г. (в воскресенье) упоминает и фрейлина А. С. Шереметева: «Детский бал (с 6 до 12). Очень было красиво и напоминало мне прошлый год. Я в этот день в первый раз появилась при Дворе. Было очень много детей, и мы все принимали участие в танцах. Я танцевала мазурку с наследником. Императрица тоже танцевала» [782] . Дело в том, что детские балы были и школой танцев, поэтому взрослые приглашали на кадриль или мазурку маленьких танцоров. Одна из мемуаристок – А. В. Щепкина – писала об этом: «Мне, десятилетней девочке, нравилось, когда меня приглашали на кадриль пожилые люди; помню, что самодовольно и важно выступала я в кадрили с городничим, пожилым господином в мундире, увешенном орденами. Взрослым приятно бывает доставить удовольствие ребенку и не стеснительно занять даму разговором» [783] .

Вспоминая события 1838 г., шестнадцатилетняя тогда великая княжна Ольга Николаевна записала: «Примерно двадцать балов, в том числе и dejeuners dansants (детские балы, буквально с франц. – завтраки с танцами), на которых появлялись мы, все семеро: Саша – в казачьем мундире, Мэри – в бальном туалете, Адини и я – с лиловыми бантами в волосах, она – в коротком платьице и кружевных штанишках, я – в длинном платье, с закрученными локонами, – состоялись этой зимой. Я уже была ростом с Мама. Костя (Константин Николаевич. – А. В.) появлялся в матросском костюме, два маленьких брата (Николай и Михаил) – в русских рубашках» [784] .

К 1843 г. царские дети подросли. Рассказывая о посещении своей дочерью Марией детского бала в Александровском кадетском корпусе, барон М. А. Корф 8 февраля 1843 г. записал: «Вчера был опять детский бал у Александровых, и наша Маша опять танцевала с вел[иким] князем Михаилом Николаевичем, и уже не один танец, а целых три: кадриль, галоп, мазурку… На этом бале были только два младших князя; Константин Н[иколаевич] перешел уже нынче в разряд больших и появляется даже на публичных балах, например на последнем Патриотическом. Оба вел[иких] князя были нынче в курточках Александровского кадетского корпуса» [785] . На Святой неделе давались детские костюмированные балы.

К официальным придворным балам следует отнести балы, которые давал министр Императорского двора светлейший князь П. М. Волконский «во дворце Департамента уделов». Дом Департамента уделов был построен в 1807–1809 гг. на Дворцовой набережной по проекту А. Н. Воронихина [786] . Он не сохранился; в 1857–1861 гг. А. И. Штакеншнейдер перестроил освободившееся здание в Ново-Михайловский дворец (Дворцовая наб., д. 18). Балы во «Дворце уделов» часто упоминаются современниками, в частности, в дневнике Долли Фикельмон. Она же в записи 20 января 1830 г. объясняла их статус: «Бал у князя Пьера Волконского во дворце Департамента уделов. Он – министр Императорского Двора. Следовательно, в его распоряжении и все дворцовое обслуживание, и императорские оранжереи с прекрасными цветами. Бал получился чудесным, непринужденным, живым, прекрасно освещенным. Императрица очень веселая; ее брат, принц Альберт, – как школьник на каникулах; Император немного болен и серьезен. В тот день прибыла часть гвардии, переброшенная из Тульчина в Петербург. Великая княгиня опасается выкидыша. Говорят, что Великий князь (великий князь Михаил Павлович. – А. В.) относится к ней нежно и заботливо. Но эти два существа не очень подходят друг другу…» [787] В ее дневнике за 1832 г. читаем: «6 февраля. 5-го бал во Дворце уделов – без столпотворения, без духоты и очень оживленный» [788] . И на следующий год, 21 января: «.. Балы снова возобновились… Позавчерашний в Департаменте уделов был дивным» [789] .

«Род закрытого общества»: аничковские балы императрицы

Среди балов неофициальных, но относящихся к балам «большого света» М. А. Корф в своем дневнике от 16 января 1839 г. упоминает балы в «Собственном Его Императорском Величества дворце»: «…Первое место занимают здесь так называемые Аничковские балы, т. е. балы в собственном (Аничковском) дворце Государя, бывающие не в праздничные или торжественные дни, а просто так, когда вздумается повеселиться, раз шесть или более в зиму. Тут приглашения делаются не по званиям и не по степеням государственной службы, а по особенному разбору: зовется именно только большой свет, но и тот не весь ; c'est une espece de soeiete (франц. это род закрытого общества. – А. В.) и есть не один министр, который разве что только раз в зиму побывает на Аничковском бале. Кроме нескольких высших придворных чинов, тут все почти одни военные мундиры. Штатские бывают все во фраках, и вообще на таком вечере не более пены, чем в каком-нибудь частном доме. Для петербургского faschionable (франц. модник. – А. В.) высшая радость и слава – d'appartenir a la soeiete d'Anitchoff (франц. быть причастным к Аничковскому обществу. – А. В.). Я никогда еще не был удостоен приглашения на Аничковский бал» [790] . Кстати, на него никогда не приглашали иностранных дипломатов.

Для Александры Федоровны это был родной дом, который она обживала, когда переступила его порог после свадьбы. Описывая события 1818 г., Александра Федоровна вспоминала: «В городе сезон балов начался рано и открылся балом в Аничковском дворце 3 (15) октября в день рождения моего брата, наследного принца. Это было событием для нашего Аничковского дворца, так как это был наш первый прием в Петербурге и меня впервые тогда увидели исполняющей обязанности хозяйки дома!» [791]

На аничковские балы приглашали немногим более ста человек. Быть приглашенным считалось особой привелегией. Долли Фикельмон записала 24 октября 1831 г.: «Уже танцевала в Аничковом у Императрицы, а в прошлое воскресенье – в Эрмитаже; эти вечера для меня полны особой прелести и блеска. Потому что на них появляется много военных и дам в прекрасных туалетах» [792] . По свидетельству М. А. Корфа, в Аничковом дворце Николай I имел обыкновение провожать Масленицу: «На прощание с нею в Folle journee (франц. безумный день. – А. В.) завтракали, плясали обедали, и потом опять плясали» [793] . Этот же термин («безумства») употребила и Долли Фикельмон 19 февраля 1835 г.: «В воскресенье, 17 февраля, состоялся завтрак с танцами в Аничковом по случаю окончания безумств этой зимы. Я была приглашена на утро, Фикельмон (ее муж посол Австрии граф Шарль Луи. – Л. В.) на вечер. Это был еще один чудесный день, украшением которого являлась Императрица… Танцевали весь день с перерывом на обед и на получасовой спектакль – хорошо исполненный французский водевиль. Этот завершающий день танцев – всегда как бы последнее «прощай масленице» [794] . Традиция эта сохранялась и позднее. В дневнике 30 января 1839 г. М. А. Корф мимоходом отметил в череде празднеств «последнее воскресенье folle jourmee для аничковской компании» [795] .