Читаем без скачивания Юг в огне - Дмитрий Петров

Сидя на высоком, лысолобом рыжем коне, плотно запахнувшись в бурку, Буденный с пригорка наблюдал за тем, как подтягивались последние эскадроны.

— Товарищ Мусинов, — негромко позвал он политкома дивизии.

— Я вас слушаю, товарищ начдив, — простуженным голосом отозвался Мусинов, подъезжая к Буденному.

— Как ваше самочувствие? Лучше вам или нет?..

Политком зябко поежился.

— Чепуха, — отмахнулся он. — Немного ломает… Пройдет.

— Нет, не говорите так, товарищ Мусинов, — строго проговорил Буденный. — Эта болезнь каверзная… Отлежаться надо вам денька два…

— Что вы, Семен Михайлович! — испуганно отмахнулся политком. Мыслимое ли дело сейчас отлеживаться?.. Не обращайте внимания на мою болезнь… Пройдет.

— Не храбритесь, товарищ комиссар, — сказал Буденный. — Я вам приказываю, поезжайте к врачу.

— Хорошо, Семен Михайлович, съезжу.

— А перед тем, как поехать к врачу, я хочу с вами посоветоваться…

— Слушаю вас, Семен Михайлович.

— Вам уже известно, что по рекомендации товарища Ворошилова командиром второй бригады я назначил товарища Тимошенко?

— Известно, товарищ начдив. Теперь надо нам укрепить командование первой бригады. Есть мнение комбригом первой назначить Оку Ивановича Городовикова…

— Я не возражаю и предлагаю ему хорошего комиссара. Есть на примете человек.

— Кого вы имеете в виду, товарищ Буденный?

— Прохора Ермакова. Знаете его?

— Как же. Он тут в бою отличился, генерала Кравцора зарубил. Замечательный вояка.

— Он не только вояка, — заметил Буденный. — Но и комиссаром отличным будет… Только что из Петрограда приехал, политические курсы там окончил. Парень неплохой, знаю я его еще с австрийского фронта… Вот, может быть, молод…

— Разве это беда? — возразил Мусинов. — Я знаю двадцатилетних военкомов дивизий. Отлично справляются со своим делом. О Ермакове политотдел армии самого хорошего мнения.

— Поговорите в политотделе насчет Ермакова. Жалко, если его от нас возьмут.

— Обязательно поговорю, сегодня же свяжусь. Если не возражаете, я, может быть, съезжу в штаб.

— Хорошо, — согласился Буденный. — Только вначале поезжайте к доктору, а я вызову Городовикова, поговорю с ним.

— Строгая вы нянька, товарищ начдив, — засмеялся Мусинов. — Ничего не поделаешь, придется поехать к лекарю.

Проводив больного комиссара к врачу, Буденный позвал своего нового ординарца:

— Товарищ Котов!

Фома галопом подскакал к Буденному, приложил руку к папахе:

— Слушаю, товарищ начдив.

— Поезжай, товарищ Котов, разыщи Городовикова.

— Сей мент, товарищ начдив, — снова козырнул Фома и, подтолкнув каблуками под бока лошадь, рванулся во мглу туманного утра.

Где-то за леском, видимо в Прямой Балке, голосисто перекликались петухи. Приглушенно лаяли собаки. Изредка, как дождевые капли о дно пустого ведра, стучали выстрелы.

Буденный, глядя на дорогу, по которой в сумеречном рассвете утра, как тени, мелькали кавалеристы, думал о предстоящем сражении. Нужно было взвесить все до мельчайших деталей, чтобы как можно меньше было потерь в людях и больше достигнуто результатов.

Подъехал начальник штаба дивизии — хоперский казак Зотов.

— Товарищ начдив, — сказал он, — разведчики доставили «языка». Прикажете привести?

— Вы его допросили?

— Так точно.

— Что он говорит?

— Говорит, что в хуторе Прямая Балка и близ него находятся первый, тринадцатый, четырнадцатый, пятнадцатый, семнадцатый кавалерийские и один пехотный белогвардейские полки…

— Это, значит… тысяч шесть-семь сабель и штыков?

— Надо полагать, так, товарищ начдив.

— Выходит, что у белогвардейцев вдвое больше сил?

— Совершенно верно.

— Вы уточнили расположение белогвардейских полков?

— Уточнил. Разрешите показать по карте, — и начальник штаба, вынув из планшетки карту, развернул ее перед Буденным.

Было еще темно, но они внимательно рассмотрели на карте расположение вражеских полков.

Подъехал Городовиков.

— Здравствуй, Ока Иванович! — поздоровался с ним Буденный. — Как нога? Зажила?

— Лучше стало, Семен Михайлович, — ответил Городовиков. — Хромаю, но хожу… Ничего…

— Ну, если ничего, то придется тебе, брат, принимать командование бригадой.

— Какой бригадой?

— Свою бригаду примешь. Ваш комбриг ранен, отвезли в госпиталь.

Городовиков засмеялся.

— Ты чего смеешься?

— Да как же, Семен Михайлович, не смеяться? Мыслимое ли дело, совсем простой человек, и вдруг на тебе — комбриг… Это же, можно сказать, генеральский чин. Куда мне?.. Когда я был на действительной службе, то у нас командиром бригады ученый генерал был… Генерал Просвиров. Может, слышал?.. А я — кто?.. Простой калмык, пастух…

— Ты меньше рассуждай, Ока Иванович, — сердито проговорил Буденный. Знаю я тебя, хитрец большой… Пастух он, не ученый. А я, по-твоему, кто?.. Граф, что ли?.. Или я академию генерального штаба кончал?.. Сам знаешь, вечным батраком был… А теперь вот, видишь, дивизией командую… Раз революция требует, чтобы мы с тобой командирами были, значит, надо подчиняться… Плохой тот солдат, который не думает быть генералом…

— Да это-то хоть так, — согласился Городовиков. — Но, боюсь, не справлюсь…

— Полком-то ты командуешь? Справляешься?.. Да еще как справляешься…

— Полком-то кое-как, — хитро сощурил глаза Городовиков.

— Не обманывай, Ока Иванович. Не кое-как, а командуешь полком прекрасно. Не прикидывайся простачком. Принимай бригаду живо, без разговоров.

— Ну, не ругайся, начдив, — засмеялся Городовиков. — Принял бригаду.

— Вот так и давно бы… А комиссаром у тебя будет Прохор Ермаков.

Городовиков от изумления свистнул.

— Чего свистишь? — хмуро спросил его Буденный.

— Ермаков — военный комиссар?

— А что тут удивительного? — пожал плечами Буденный.

— Да молод он еще.

— Молод, — усмехнулся Буденный. — Этот молодой прошел огонь, воду и медные трубы, как говорится… Мы вот с тобой, Ока Иванович, пока еще беспартийные, а Ермаков уже давно коммунист… У товарища Ленина бывал. Политические курсы окончил… А рубака какой!..

— Ермаков боевой, — согласился Городовиков.

— А у нас комиссары должны быть боевые.

— Но его же нету. Он, говорят, в распоряжении штаба армии находится…

— Верно, — сказал Буденный. — Наш политком дивизии товарищ Мусинов сегодня поедет к начальству хлопотать, чтоб утвердили Ермакова твоим военкомом… Да утвердят, конечно… Так вот, Ока Иванович, — вынув карту, стал объяснять Буденный. — Ты с бригадой сейчас зайдешь с запада. А Тимошенко со своей частью пойдет прямо в лоб противнику… Он оттянет на себя все силы врага, а ты в это время действуй с тыла. Понятно?.. А как действовать, тебя учить нечего, ты сам можешь любого научить… Хитрый же ты.

— Будь спокоен, Семен Михайлович, — усмехнулся Городовиков. — До свиданья, товарищ начдив! — хлестнул он плетью своего коня.

— Желаю успеха! — крикнул вслед ему Буденный.

XII

Налет дивизии Буденного на белогвардейские полки генерала Голубинцева был стремителен. Белые растерялись.

В хуторе Прямая Балка, где расположился со своим штабом генерал Голубинцев, началась паника. Казаки и офицеры выскакивали из хат почти в одном белье. Автоброневики красных, ворвавшись в хутор, в упор расстреливали их. Если кому из белогвардейцев и удавалось выскочить из хутора в поле, то такой попадал под острые клинки конников Тимошенко.

Буденный вместе с политкомом Мусиновым, сопровождаемый взводом конников, влетел в хутор. Ординарцы не отставали от него. Фома Котов глаз не спускал с начдива.

Белые, несколько оправившись от паники, встретили их ружейным огнем. Фома увидел, как начдив вздрогнул.

— Товарищ начдив, вы ранены? — подскочил он к Буденному.

— Пустяки, Котов, — поморщился Буденный. — Пустяки… За мной! крикнул он, сворачивая направо в уличку. — Комиссар, не отставай!

Конники хлынули в уличку вслед за Буденным и Мусиновым.

Здесь было тише, пули сюда не долетали, Буденный спросил у комиссара:

— Вы не знаете, где Тимошенко?

— Видел, когда он атаковал хутор, — ответил Мусинов. — А сейчас не знаю, где он…

— Ах, черт побрал! — выругался Буденный. — Упустили из хутора Голубинцева. — Привстав на стременах, он оглянулся. — Котов!

— Слушаю вас, товарищ начдив, — подскочил Фома на своей живой, резвой лошадке.

Но Буденный не успел ему сказать. Из переулка выскочил на невзрачной рыжей лошаденке странный всадник в старенькой дубленой шубейке и в лихо взбитом набекрень треухе. Ехал он без седла, взмахивая руками.