Читаем без скачивания Том 1. Стихотворения - Гумилев Николай Степанович

<1909>

«Тебе бродить по солнечным лугам…»

Тебе бродить по солнечным лугам, Зеленых трав, смеясь, раздвинуть стены! Так любят льнуть серебряные пены К твоим нагим и маленьким ногам! Весной в лесах звучит веселый гам, Все чувствует дыханье перемены; Больны луной, проносятся гиены, И пляски змей странны по вечерам. Как белая восторженная птица, В груди огонь желанья распаля, Проходишь ты, и мысль твоя томится: Ты ждешь любви, как влаги ждут поля; Ты ждешь греха, как воли кобылица; Ты страсти ждешь, как осени земля!

1909

Судный день

В.И. Иванову

Раскроется серебряная книга, Пылающая магия полудней, И станет храмом брошенная рига, Где, нищий, я дремал во мраке будней. Священных схим озлобленный расстрига, Я принял мир и горестный, и трудный, Но тяжкая на грудь легла верига, Я вижу свет… то День подходит Судный. Не смирну, не бдолах, не кость слоновью — Я приношу зовущему пророку Багряный сок из виноградин сердца. И он во мне поймет единоверца, Залитого, как он, во славу Року Блаженно расточаемою кровью.

1909

«Нежданно пал на наши рощи иней…»

Нежданно пал на наши рощи иней, Он не сходил так много-много дней, И полз туман, и делались тесней От сорных трав просветы пальм и пиний. Гортани жег пахучий яд глициний, И стыла кровь, и взор глядел тусклей, Когда у стен раздался храп коней, Блеснула сталь, пронесся крик эриний. Звериный плащ полу спустив с плеча, Запасы стрел еще не расточа, Как груды скал, задумчивы и буры, Они пришли, губители богов, Соперники летучих облаков, Неистовые воины Ассуры.

1909

«Она говорила: Любимый, любимый…»

Она говорила: «Любимый, любимый, Ты болен мечтою, ты хочешь и ждешь, Но память о прошлом, как ратник незримый, Взнесла над тобой угрожающий нож. О чем же ты грезишь с такою любовью, Какую ты ищешь себе Госпожу? Смотри, я прильну к твоему изголовью И вечные сказки тебе расскажу. Ты знаешь, что женское тело могуче, В нем радости всех неизведанных стран, Ты знаешь, что женское сердце певуче, Умеет целить от тоски и от ран. Ты знаешь, что, робко себя сберегая, Невинное тело от ласки тая, Тебя никогда не полюбит другая Такой беспредельной любовью, как я». Она говорила, но, полный печали, Он думал о тонких руках, но иных; Они никогда никого не ласкали, И крестные язвы застыли на них.

1909

«Нет тебя тревожней и капризней…»

Нет тебя тревожней и капризней, Но тебе предался я давно Оттого, что много, много жизней Ты умеешь волей слить в одно. И сегодня… Небо было серо, День прошел в томительном бреду. За окном, на мокром дерне сквера Дети не играли в чехарду. Ты смотрела старые гравюры, Подпирая голову рукой, И смешно-нелепые фигуры Проходили скучной чередой. «Посмотри, мой милый, видишь — птица, Вот и всадник, конь его так быстр, Но как странно хмурится и злится Этот сановитый бургомистр!» А потом читала мне про принца, Был он нежен, набожен и чист, И рукав мой кончиком мизинца Трогала, повертывая лист. Но когда дневные смолкли звуки И взошла над городом луна, Ты внезапно заломила руки, Стала так мучительно бледна. Пред тобой смущенно и несмело Я молчал, мечтая об одном: Чтобы скрипка ласковая пела И тебе о рае золотом.

<1910?>

«Аддис-Абеба, город роз…»

Аддис-Абеба, город роз. На берегу ручьев прозрачных, Небесный див тебя принес, Алмазный, средь ущелий; мрачных. Армидин сад… Там пилигрим Хранит обет любви неясной. Мы все склоняемся пред ним, А розы душны, розы красны. Там смотрит в душу чей-то взор, Отравы полный и обманов, В садах высоких сикомор, Аллеях сумрачных платанов.

<1911>

Тоска по морю

Я молчу — во взорах видно горе, Говорю — мои слова так злы, Ах, когда ж я вновь увижу в море Синие и пенные валы. Белый парус, белых, белых чаек Или ночью длинный лунный мост, Позабыв о прошлом и не чая Ничего в грядущем, кроме звезд! Видно, я суровому Нерею Смог когда-то очень угодить, Что теперь — его, и не умею Ни полей, ни леса полюбить. Я томлюсь, мне многого не надо, Только — моря с четырех сторон. Не была ль сестрою мне наяда, Нежным братом лапчатый тритон? Боже! Будь я самым сильным князем, Но живи от моря вдалеке, Я б, наверно, повалившись наземь, Грыз ее и бил в глухой тоске!