Читаем без скачивания Мемуары - Адам Чарторижский

Ко всему этому император прибавил еще и весьма лестные для меня слова: «Надо, — говорил он, — платить свой долг человечеству; если обладаешь талантами, не следует отказываться применять их там, где они могут быть наиболее полезны». Я долго сопротивлялся, но император не сдавался на мои доводы. Он решил назначить меня на этот пост. Эта мысль стала одной из тех его непреодолимых фантазий, которые им овладевали и от которых он излечивался только после их осуществления. Он настаивал с такой добротой и любезностью, что я, в конце концов, согласился под строгим уговором, что буду тотчас освобожден от моих обязанностей, лишь только они окажутся несовместимы с моими чувствами поляка, которые всегда останутся неизменными. Я намеревался, впрочем, прослужив несколько лет, своим отношением к делу доказать императору свою искреннюю привязанность и благодарность за дружеское доверие, которое он оказывал мне. Но с грустью принимал предложение, так как это значило начинать новый путь, полный опасностей; к тому же этот пост удерживал меня в Петербурге, где я всегда чувствовал себя, как птица на ветке, или как чужеземное растение, не могущее пустить там корней. Я же стремился только к тому, чтобы возвратиться к своим, ибо вдали от них жизнь меня не радовала.

Я не стану рисовать себя более предусмотрительным, более глубокомысленным, чем я был на самом деле. Принимая место, я решил не делать ничего, что могло бы неблагоприятно повлиять на будущие судьбы моего отечества. Но у меня не было определенного представления, определенного плана относительно тех услуг, которые я смогу оказать Польше в моем новом положении.

Мне было сделано другое, действительно, заманчивое в этом отношении предложение, как бы в награду за то, что я, наконец, уступил желаниям императора. Император поручил мне заведывание учебными заведениями в восьми польских губерниях, т. е. во всей той части Польши, которая находилась под его скипетром.

Учреждение министерства народного просвещения было для России замечательным нововведением, богатым по своим важным и полезным последствиям, истинное значение которых я не возьмусь определить теперь, находясь вдали от этих дел. Как бы там ни было, потомство должно быть благодарно императору Александру и тем молодым друзьям его, которые поддерживали его достохвальные намерения и находили способы приводить их в исполнение, хотя и были осыпаемы за это столькими упреками.

До царствования Александра народное образование в России находилось в самом неудовлетворительном, жалком положении. Петербургская академия наук, если и пользовалась известностью, то только благодаря некоторым иностранным ученым, которых правительству удалось привлечь в Россию. Эйлер приглашен был в академию уже стариком, почти перед самой смертью. Академия эта, мемуары которой, большей частью писались на французском или немецком языках, не имела никаких связей с страной и совершенно не влияла на успехи русского просвещения.

Московский университет также стоял обособленно и посещался лишь сотней учеников, содержавшихся на казенный счет. Студенты, учившиеся на свой счет, появлялись там весьма редко.

Кроме этих двух учреждений, стоявших наверху ученой и литературной лестницы, в России не было никаких других учебных заведений, кроме школ, называемых народными. В них довольно плохо преподавались первоначальные сведения по весьма немногим предметам. Эти школы находились в руках жалких учителей, от праздности и скуки впадавших в пьянство. Никто не посылал своих детей в эти школы; никто не интересовался ими и не говорил о них. После учреждения министерства народного просвещения Россия изменила свой облик. Существовавшие уже университеты московский, виленский и дерптский были наделены большими средствами. Основаны были еще три новых университета: петербургский, харьковский и казанский. Каждый из этих университетов был поставлен во главе определенной части России, составившей его округ, и университет должен был руководить делом народного образования во всем своем округе. Виленский университет был вполне польским. Об этих провинциях я поговорю позже. Тем не менее, мне кажется, будет полезным заметить здесь, что в последующие годы вся территория Польши покрылась школами, где национальное чувство могло развиваться вполне свободно. Университет, в который я пригласил известнейших местных ученых и нескольких знаменитых иностранцев, руководил этим движением усердно и умно, как нельзя лучше. Никто не удивлялся этому, так как это являлось прямым следствием благородных намерений императора, хотя впоследствии русские много кричали и восставали против этих нововведений. В Казани должно было сосредоточиться заведывание просвещением татар и Сибири. Каждый университет имел своего попечителя. Собрание попечителей составляло совет по народному образованию, в котором председательствовал министр. Император назначил попечителями лиц, подававших надежду, что дело образования не останется лишь на бумаге, но что оно усердно и с успехом будет двинуто вперед.

Дерптским попечителем назначен был генерал Клингер, начальник одного из кадетских корпусов. Это был порядочный человек, известный немецкий писатель, немного болтливый, либерал до утопичности, — что не мешало ему состоять на службе у больших деспотов, — впрочем, человек благонамеренный, преисполненный стремления служить процветанию и распространению наук. Эксцентричные и химерические взгляды, высказываемые им в очень резкой форме, чисто по-немецки, создали ему репутацию человека откровенного и энергичного. Все эти качества расположили в его пользу Александра.

Граф Северин Потоцкий был назначен попечителем харьковского университета. Харьковская губерния находилась в соседстве с Польшей, и ее население проявляло большую склонность к образованию. Граф Северин в качестве поляка был отмечен великим князем Александром. Он наравне с нами был близок Александру, восторгался его качествами и долго считал его своим кумиром. Будучи харьковским попечителем, граф, кроме того, состоял сенатором третьего департамента сената, в котором решались по апелляции дела польских провинций. Как сенатор, граф Северин приобрел в России известность, о чем мы поговорим позже.

В качестве попечителя, он с усердием и настойчивостью занимался своим университетом, пригласил в него известных ученых и часто объезжал вверенные ему провинции.

Наибольших успехов достигли университеты виленский и дерптский, после них — харьковской. Дворянство Лифляндии, Эстляндии и Курляндии высказалось против дерптского университета, объявившего себя защитником крестьян и третьего сословия. Один из профессоров этого университета, Паррот, был до крайности прямодушный человек, питавший безграничную привязанность к Александру. Он необычайно заботился о здоровье императора и часто проявлял эти заботы. Я помню, между прочим, что г-жа Паррот послала Александру связанный ею жилет, который, по ее словам, обладал свойством сохранять жизнь императора. Паррот умолял Александра носить этот жилет. Благодаря такой восторженной любви он сумел приобрести дружбу Александра. Во время частых поездок Паррота в Петербург император приглашал его к себе и много беседовал с ним.