Читаем без скачивания Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала. - Андрей Антипов

Но этим помощь не ограничивалась.

Рохлин помог Пахлавану открыть в селении школу. А солдаты соорудили из ящиков из-под снарядов столы для учащихся. В селение была проведена линия электропередачи. Основные объекты - в первую очередь школа, медпункт и мечеть - получили электрический свет.

В тех местах это считалось чудом. И к Пахлавану потянулись люди. Через некоторое время его отряд возрос до пятисот человек.

- Мы давали ему продовольствие, топливо, медикаменты, - говорит Рохлин, - и добились, что он и его люди были преданы безоговорочно.

Они стали контролировать район, избавляя нас от многих проблем.

ИЗ АВТОБИОГРАФИИ РОХЛИНА Л.Я:

"В период с октября 1982-го по июль 1983 г. часть за успехи в боевой и политической подготовке, оказание интернациональной помощи ДРА была награждена переходящим знаменем Военного совета Туркестанского военного округа. Сам я был представлен к ордену Красной Звезды и вызван на беседу к командующему войсками округа на предмет назначения на должность командира бригады.

10 июля, выполняя боевую задачу, часть понесла потери, за что я был отстранен от должности".

- В то время, - рассказывает Рохлин, - сложилась такая ситуация, что афганское руководство часто обвиняло советские войска в нанесении ударов по душманам без необходимой разведки и проверки данных. От этого гибли мирные люди...

Маршал Соколов решил проверить эту информацию. И когда из Бахарака, где сидела одна из групп ГРУ (Главного разведывательного управления Министерства обороны. - Авт.), поступила информация о том, что в крепости в ущелье Коран-о-Муджан находится крупная банда душманов численностью до 150 человек, командующий 40-й армией генерал Ермаков1 отдал приказ нанести по ней авиационный удар. Соколов распорядился проверить результаты этого удара силами батальона моего полка, который дислоцировался в Бахараке.

Этот батальон, находясь в отрыве от главных сил полка, в то время был в очень сложном положении.

- Его снабжение осуществлялось с помощью вертолетов, - продолжает Рохлин. - А погода в тот период была крайне трудная для полетов - стояли туманы. Кроме того, сель смыл дороги в тех местах. И у вертолетчиков появилась задача обеспечения еще нескольких подразделений полка. Они захлебывались, не успевая обеспечить всех. Так было уже несколько месяцев. Сам батальон тоже был разбросан. Одна его рота охраняла аэродром. Другие подразделения к тому моменту получили приказ взять под контроль еще несколько объектов вокруг Бахарака. В итоге батальон мог выставить на выполнение задачи лишь полторы роты... Я позвонил начальнику оперативного отдела армии. Докладываю ситуацию: "Невозможно выполнить задачу. Сил нет. Техники нет. Даже топлива в необходимых количествах нет". Тот говорит: "Ничего поделать не могу. Маршал приказал. Звони начальнику штаба". Начальника штаба нет. Улетел на другую операцию. Командующего тоже нет.

Трагедия ситуации заключалась еще в том, что Рохлин знал: кроме информации о душманской базе в Коран-о-Муджане, группа ГРУ в Бахараке передавала информацию и о других силах противника, располагавшихся на этом направлении. Но руководством была вырвана лишь одна информация, и ситуация в целом не анализировалась. Знал он и о том, что разведчики зачастую пользовались малодостоверными данными, которые приносили их информаторы. Эти информаторы, из числа местных жителей, жили очень бедно и готовы были приврать что-то, лишь бы получить деньги за свою работу. А работа была у них очень опасная, их часто вычисляли и уничтожали. Не исключено, что кое-кто был и двойным агентом, через которого душманы давали дезинформацию.

Сами разведчики из подобных групп ГРУ, которые сидели в каждом более-менее крупном населенном пункте, имели очень малые возможности для сбора информации и ее проверки. Они были слишком изолированы. За ними тщательно следили. Но в то же время командование требовало с них информацию, и они гнали все, что слышали, лишь бы их не обвинили в бездеятельности.

В принципе, по мнению Рохлина, маршал Соколов был прав, требуя проверить результаты авиационного удара, нанесенного по объекту, о котором разведчики дали информацию.

Но делать все надо было по-другому.

Впрочем, мнение командира полка мало кого в тот момент интересовало. Да и доложить это мнение было некому. Начальник оперативного отдела армии настаивал: "Выполняй".

Рохлин решил сам возглавить операцию, максимально усилив батальон всем, что можно было в тех условиях собрать.

Наконец, его отряд вышел в район. Это почти 50 километров от Бахарака. Маршал оказался прав. Бомбы в крепость не попали. Душманы, если и были, ушли.

Отряд повернул назад. И тут, вылезая из ущелья по крутому подъему, машины начали вставать. Топлива в баках было так мало, что на подъеме оно скатывалось к краю баков и двигатели глохли. А вскоре выяснилось, что батальон царандоя афганской армии, приданный для выполнения задачи и оставленный Рохлиным для обеспечения отхода на господствующей высоте, снялся и ушел. Иначе как предательством это трудно назвать. Но думать тогда об этом было некогда.

- У меня не было проблем уйти, - говорит Рохлин. - Но я прикладывал все усилия, чтобы вытащить машины, поставив начальнику инженерной службы полка майору Зюзёву задачу: принять все меры для этого. Говорю ему: "Выручай. Представлю к ордену Красного Знамени.

А душманы тем временем стягивались к месту, где встала колонна. Шесть часов длился бой. В подразделениях стала проявляться деморализация.

- Мне пришлось силою расталкивать солдат по позициям, - рассказывает Рохлин. - Они лежат. А я хожу и пинаю их ногами: "Двигайтесь, не лежите, пристреляются - конец". В такой отчаянной ситуации я до этого никогда не был.

Участники того боя говорят, что у них сложилось впечатление, будто их командир решил умереть. Он даже не пытался прятаться.

Рохлин подтверждает:

- У меня тогда не было даже чувства опасности. Я думал только о том, что должен либо вывести батальон, либо умереть...

Тогда же он впервые лично вступил в бой, в поединок с душманом.

- Я всегда считал, - говорит он, - что главная задача командира - готовить и принимать решения, организовывать бой. А бегать с автоматом - не моя задача. Кроме пистолета, никогда ничего не носил. Командир не должен уставать до изнеможения. Он всегда должен иметь силы, чтобы думать.

Но в том бою он чисто автоматически поднял снайперскую винтовку убитого солдата и посмотрел через ее оптический прицел. Прямо перед собой он увидел душмана, который целил в него из автомата.

- Я просто нажал спусковой крючок, - вспоминает он. - И не стал даже смотреть, попал или нет...

Зюзёв доложил, что у него ничего не получается.

- Он говорит мне: "Тут уже не до ордена, живыми бы нам с вами выбраться". Мы с ним сидели под ивой. Большое дерево, раскидистое. Он сидит спиной к нему, я - напротив, в метре. Пули жужжат как комары. "Пригнитесь, товарищ подполковник, - говорит он мне. .- Пристрелялись по нам". - "Сам, - говорю, - пригнись". Только он немного откинулся к дереву, пуля попадает ему прямо в центр лба. Как сейчас помню этот момент...

В конце концов командир полка приказал взорвать машины и уходить в горы пешком.

В том бою батальон потерял убитыми 12 человек.

- Это были не самые большие цифры, - говорит Рохлин. - Но вопрос стоял о том, кто виноват...

Рохлин был отстранен от должности. Дальнейшие варианты могли предполагать и отдачу под трибунал, и разжалование с увольнением из армии, и все, что угодно... Так, по крайней мере, думал Рохлин. Думал не без оснований...

В декабре 1997 года обозреватель журнала "Открытая политика" Александр Максимов напишет:

"...Рохлин - человек неробкого десятка, его упорство в достижении задуманного и строптивость (достаточно вспомнить пятнадцатилетней давности конфликт с начальством, приведший его к отстранению от командования полком, отказ от звания Героя за войну в Чечне) хорошо известны..."

Что же было "хорошо известно" журналисту?

- После случившегося в полк приехало несколько генералов, - рассказывает Рохлин. - Один из них открыл Боевой устав и стал по пунктам читать, как командир должен принимать решение... Даже пункт о применении ядерного оружия не пропустил...

Короче, к приезду маршала командира полка довели до кондиции...

- Соколов прилетел позже, - продолжает Рохлин. - И спрашивает: "Как все получилось?" Я ответил несдержанно: "Как приказали, так и получилось". Эти свои слова я хорошо запомнил...

Да и как их было не запомнить? Брякнуть такое в глаза маршалу не каждый день доводится. После этого никаких шансов у подполковника Рохлина не оставалось.

Он отправил вещи жене в Ташкент.

Офицер, привезший передачу, на вопрос Тамары Павловны: "Что случилось?" - только пожал плечами. На словах ему ничего не было поручено передать.