Читаем без скачивания Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров - Борис Камов

А здесь, в Хакасии, представители белого подполья, задумавшие «стихийное возмущение народных масс» в Сибири, оказались, видимо, лучше законспирированы. Или, скорее всего, их никто не искал. Но задачи обоих восстаний были сходны. С той лишь разницей, что несправедливый арест и побег Соловьева не дали вспышки «народного гнева». Наверное, после этого и было задумано укрупнить и усилить ватагу Соловьева…

У тех, кто сделал Ивана Соловьева «народным вожаком», имелись серьезные проекты. И на территории Хакасии начали разворачиваться полуфантастические события.

В дореволюционном театре бывали завораживающие сцены. Действие спектакля невообразимо запутывалось. Каким будет его конец, в зрительном зале никто не мог даже предположить. Внезапно с потолка на подмостки опускалось что-то похожее на карету. Из нее выходил некто богоподобный и наводил порядок.

Точно таким образом неизвестно откуда в феврале 1921 года появился отряд полковника Олиферова. Это был один из сподвижников адмирала А. В. Колчака. Численность отряда составляла 250 сабель.

Напомню: драматичная судьба Олиферова и его кавалеристов дала повод лгуну Дуняшину, журналисту из бывшего Свердловска, придумать целый «роман» о том, как 2000 офицеров сдались в благородном порыве симпатичному голубоглазому Аркаше Голикову, а тот им всем поотрубал русые головы.

И вот с отрядом в 250 сабель, который на самом деле существовал, мы, читатель, сталкиваемся снова. Очень даже близко. Но уже без Дуняшина[122].

Как отряд продержался почти год после разгрома Колчака, где нашел укрытие, чем занимался, откуда брал провиант для людей и фураж для лошадей, как получилось, что до зубов вооруженное воинское соединение не попало ни в какие разведывательные сводки штаба ЧОН Енисейской губернии и ГПУ, объяснить не могу.

Зимой 1921 года отряд вдруг вышел из своего тайного укрытия. Никто из офицеров уже не собирался воевать с новой властью. Люди хотели одного — перейти границу с Монголией, попасть в эмиграцию.

В разных документах позднее мелькали сведения, что двигался отряд к новой заграничной жизни не с протянутой рукой.

«Кое-что, — по мудрому выражению Михаила Михайловича Жванецкого, — у них было».

Это «кое-что» было разложено по компактным сундучкам. Испокон веков в русской армии сундучками пользовались казначеи.

Двигались 250 всадников к монгольской границе поначалу через север Хакасии. Дальше путь их должен был пролечь по соловьевским местам. Сегодня очевидно, что некая рука, действуя издали, уверенно и властно сближала два эти отряда.

Я не нашел документов, которые бы свидетельствовали, что полковник Олиферов планировал по дороге в Монголию встречу «без галстуков» с атаманом Соловьевым. Тем более, что реноме у отряда Соловьева в ту пору было с откровенно уголовным уклоном. Никаких политических целей Соловьев перед собой не ставил. Он стремился лишь к тому, чтобы выжить в суровых условиях тайги и высокогорной местности.

А дальше случилось то, чего полковник явно не ожидал. Отряд благополучно пересек большие таежные пространства. До границы оставалось два-три перехода. Внезапно в абсолютной глуши, при полном безлюдье вокруг все ожило. Олиферов и его люди попали в засаду. Она была умело организована, а каждый сантиметр пространства, на котором очутился отряд, пристрелян.

Случилось это у деревни Сорокиной Ачинского уезда.

Дрались офицеры бесстрашно. Из них погибло приблизительно 120 человек. Был убит и незадачливый полковник Олиферов, который слишком уверовал в свою счастливую звезду и не позаботился о разведке. Объяснение я нахожу одно: скорее всего, полковнику гарантировали, что маршрут будет абсолютно безопасен. Кто был этим гарантом, неизвестно. Нет даже намека.

Сто тридцать человек, которые остались живы, бежали на юг, прихватив сундучки и переметные сумки с драгоценностями. Будто маршрут был известен заранее, очутились олиферовцы в окрестностях села Чебаки. Отсюда их привели в тайгу, прямиком к Ивану Николаевичу Соловьеву.

Атаман их встретил со всем радушием. Предложил вступить в свой отряд (численностью менее десяти человек) и поселиться в лагере. Положение офицеров, которые чудом спаслись, было безвыходное. Они приглашение приняли. Командиром объединенного отряда, где теперь служили офицеры в золотых погонах, остался урядник, то есть унтер-офицер, Соловьев. Чтобы разница в чинах не выглядела такой вопиющей, пришельцы своей властью присвоили Ивану Николаевичу звание есаула — казачьего капитана.

Вполне допускаю, что и марш-бросок отряда Олиферова тоже был от начала до своего драматического конца срежиссирован организаторами соловьевщины. Заставить 250 офицеров с гимназическим, а то и университетским образованием пойти служить под начало казачьего урядника было невозможно. А без такого слияния срывался план дальнейшего развития «хакасского бунта». Таинственные организаторы этих событий хладнокровно пожертвовали половиной отряда Олиферова, чтобы остальные пополнили и укрепили ватагу Соловьева.

Правда, вновь прибывшие офицеры получили престижные должности. Так, начальником штаба стал полковник Макаров. Политработой в монархическом духе занималась его жена, этакая мать-командирша. С ее появлением утро в лагере начиналось с чтения молитв, коллективного исполнения гимна «Боже, царя храни». Часто проводились политбеседы о том, какой была Россия при государе и какой ей надлежит стать в ближайшие годы, после свержения советской власти…

Но командиром оставался Соловьев. А разведкой ведал хакас Сильвестр Астанаев, человек умный, опасно хитрый, невероятно талантливый, по слухам — выпускник одного из российских университетов. Кажется, Томского.

Нарочно так подробно растолковываю, чтобы показать лжегайдароведам и лжеисторикам, пишущим на тему «Гайдар в Хакасии», что никакого «стихийного мятежа хакасского народа» под водительством «народного героя И. Н. Соловьева» на самом деле не существовало. Сначала, после побега Соловьева из-под ареста, действительно возникла шайка из шести-десяти человек. Состав — православные казаки. Затем к ним присоединилось еще примерно 130 олиферовцев. Национальность — русские. Вероисповедание — православное.

Только после этого отряд Соловьева начал целенаправленно пополняться хакасами. Некоторые в соответствии с политической программой, о которой я сейчас расскажу, приходили по доброй воле. Но поскольку основная масса «коренного населения» была малограмотной, а то и вовсе неграмотной, и не проявляла «политической сознательности», то ее вербовали насильственно.

Первый способ «вербовки». В селение приезжало несколько белых партизан. Собирали мужчин. Предлагали вступить в отряд Соловьева. Одни соглашались. Другие нет. Тем, кто согласился, вручали винтовки, предлагали, не сходя с места, расстрелять «упрямцев». Участник садистской, на глазах у односельчан, казни уже не мог после этого вернуться в родной дом…

Второй способ «вербовки». «Упрямцев» не расстреливали — уводили из семьи к изголодавшимся партизанам дочку-девочку или молодую мать обширного семейства (женились рано). Условие возврата заложниц: муж-отец вступает в отряд, то есть уходит от семьи в лес, либо начинает служить в разведке у Сильвестра Астанаева.

На практике заложниц возвращали крайне редко. В лагере многие женщины довольно скоро умирали от физического истощения, неупорядоченного секса, гинекологических травм и сепсиса, то есть заражения крови и антисанитарии. Одну такую подробно изложенную историю я разыскал в архивах и потом пересказал в сценарии фильма «Конец императора тайги» и в книге «Рывок в неведомое».

Еще у меня записаны на пленку устные рассказы. Они сводились к следующему. Лишь только к селению (неважно какому — хакасскому или русскому) приближался отряд Соловьева, родители начинали прятать девочек-малолеток, до которых был особенно лаком Иван Николаевич. (Это еще и к вопросу о безразмерной любви Соловьева к «хакасикам», как он их то ли ласково, то ли в полуиздевку именовал.)

…С приходом людей Олиферова жизнь отряда резко переменилась. Именовать его стали так: «Белый горно-партизанский отряд имени великого князя Михаила Александровича».

Князь Михаил доводился родным братом Николаю Второму. Император, подписывая в 1917 году отречение, назначил своим преемником брата. Лишь этот шаг отчасти оправдывает трагический, абсолютно не просчитанный поступок Николая Второго.

Но, судя по дальнейшим событиям, Николай Второй с родным братом даже не посоветовался; процедуру передачи власти с ним не оговаривал. Михаил к такому повороту событий оказался не подготовлен.