Читаем без скачивания Юг в огне - Дмитрий Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Загремев засовами, распахнулись тяжелые чугунные ворота тюрьмы. Арестованных вывели из ворот. Они увидели военный автомобиль, в кузове которого стояли два солдата с винтовками и прапорщик.
— А ну быстро рассаживайся в машину! — прикрикнул черноусый поручик на арестованных.
Сопровождаемые бранью и толчками, арестованные уселись в машину. Проследив за посадкой арестованных, молодой поручик вскочил в кабину.
— Гони, Ваня! — сказал он офицеру.
Но мотор что-то закапризничал, и, пока с ним возился шофер, к тюрьме, на линейке, запряженной парой сытых гнедых подъехал толстый, пожилой офицер. Тяжело поднявшись, он сошел с линейки. Поручик из кабины автомобиля встревоженно следил за ним. Он видел, как к толстяку подбежал рябой есаул, который только что выдал ему арестованных, и что-то стал докладывать, то показывая ордер, то указывая на автомобиль.
— Давай, Ваня! — снова беспокойно вскричал поручик. — Гони скорее, родной!
— Сейчас, — отозвался тот. — Что-то мотор барахлит.
— Что вы наделали? — донесся до поручика визгливый голос толстого офицера. — Стой! — заорал он, выхватывая из кобуры револьвер и бросаясь к автомобилю. — Стой! Стрелять буду!..
— Да гони ж ты, Иван! — в отчаянии крикнул поручик, вынимая наган из кобуры.
Мотор, наконец, затарахтел. Шофер вскочил в кабину, сел за руль. Автомобиль качнулся и тронулся с места.
Толстый офицер, видимо начальник тюрьмы, есаул и надзиратели с перепуганными лицами, на ходу стреляя из револьверов, некоторое время бежали вслед за машиной, вопя:
— Стой!.. Стой!..
Поручик высунулся из кабины и озорно, по-мальчишески, помахал им рукой.
— Всего хорошего, господа! До скорого свидания на том свете!..
Когда от тюрьмы отъехали верст на двадцать, поручик велел шоферу остановить машину. Выскочив из кабины, он заявил:
— Ну, теперь, друзья, вылезайте из машины и быстрее расходитесь.
Семаков соскочил с машины и бросился в объятья офицера.
— Витя! Дьяволина ты этакий… — и слезы хлынули у него из глаз.
— Иван Гаврилович! — изумился Виктор. — Да ты что же это?
— Прости за слабость, — вытирая рукавом глаза, сказал Семаков. Видно, стар стал, что ли… Давай, крестник, еще раз поцелую… Как это ты все устроил?
— О! — сказал Виктор. — Все это устроил подпольный комитет. Я только с товарищами выполнял его волю. Помог нам очень и вот этот мой товарищ по гимназии, — указал он на Колчанова.
Все освобожденные из тюрьмы торопливо жали Виктору руки, благодарили его.
…Раскидывая грязь по сторонам, машина помчалась по шоссе и вскоре скрылась из виду.
Семаков посмотрел на быстро уходившего к Аксайской станице Колчанова, сказал:
— Ну, товарищи, расходись по одному, по двое в разные стороны…
Семаков с Виктором решили идти в Аксай и там, дождавшись поезда, ехать в Ростов.
XVII
В декабре в Новочеркасск прибыла англо-французская союзная делегация в составе: от англичан — генерала Пуля, полковника Киса, майора Эдварса и капитана Олкока и от французов — капитанов Бертело, Фукэ и лейтенанта Эрлиша.
После бала, прошедшего с большой помпезностью в атаманском дворце, где многие гости перепились до бесчувствия, союзников на следующий день повезли осматривать столицу Дона.
В числе других казачьих офицеров Константину, как знающему английский язык, пришлось сопровождать гостей в их поездке по городу. Он сидел в фаэтоне с флегматичными и равнодушными ко всему англичанами майором Эдварсом и капитаном Олкоком.
Майор Эдварс — выбритый, высокий и тощий, с сильно развитой челюстью — иногда вглядывался серыми, холодными, скучающими глазами в какой-нибудь заинтересовавший его предмет и, посасывая трубку, указывал сухим длинным пальцем:
— Это что? Кому монумент?
— Памятник атаману Платову, — отвечал Константин. — Работы скульптора Антокольского. Платов — герой Отечественной войны 1812 года. Побывал у вас в Лондоне в 1814 году.
— Олл райт! — удовлетворенно кивал головой Эдварс. — А это кто?
— Атаманцы, — пояснял Константин. — Казачьи гвардейцы.
— Угу.
Когда проезжали Соборную площадь, иностранцев поразил мощный вид чугунного Ермака, одиноко стоявшего на гранитном пьедестале. Выскочив из автомобилей и саней, иностранные офицеры пошли осматривать памятник. Казалось, что Ермак глядел на них хмуро и мрачно, как на незваных пришельцев.
Гостей повезли в музей донского казачества, затем в офицерскую школу и кадетский корпус, а оттуда прямо на вокзал.
Здесь уже поджидал союзников специальный атаманский поезд, который должен был повезти их на восточный, царицынский фронт. Многие иностранные офицеры не хотели ехать. Но атаман Краснов убедительно просил их сделать ему одолжение. Краснову нужно было показать союзной миссии, в каких трудных условиях сражаются казаки на фронте. Этим он хотел вызвать у них больше сочувствия и щедрости. Сам атаман со своей свитой и сопровождал иностранцев на фронт. Как адъютант атамана Константин также был в числе свиты.
Когда наутро за завтраком встретились все, Константин среди иностранных офицеров увидел Брюса Брэйнарда. Зачем ехал этот делец на фронт, было непонятно. Расспрашивать же его об этом Константину был неудобно.
После завтрака Константин ушел к себе в вагон и стал смотреть в окно. На заснеженных полях то там, то сям лежали полуобглоданные бродячими собаками трупы лошадей и верблюдов — следы недавних боев. Местами были видны черные провалы окопов, оборванные проволочные заграждения. Мимо окон бежали разбитые снарядами красные кирпичные железнодорожные будки и казармы для рабочих. Почти повсюду мосты были взорваны.
Замедляя ход, поезд осторожно, словно крадучись, переполз по временно поставленному мосту через какую-то реку. Все вокруг, в разных направлениях, изборождено глубокими морщинами окопов. Совсем недавно, всего несколько дней назад, здесь кипели ожесточенные сражения.
Показалась станция Чир.
— Господа, — пригласил Краснов англичан и французов, — прошу вас на минутку выйти на платформу. Народ вышел вас встречать.
Константин также вслед за всеми вышел из вагона.
Посреди платформы выстроился почетный караул: на правом фланге седобородые старики, на левом — молодые, фронтовые казаки. Перед караулом, вытянувшись, топорща усы, стоял генерал Мамонтов, за ним — генерал Толкушкин.
— Здравствуйте, родные мои! — поздоровался со стариками Краснов.
— Здравия же… ваше высокопревосходительство! — выкатывая глаза на атамана, рявкнули старики.
Атаман произнес речь.
— …Пусть ваши сыновья, — закончил он, — завершают священное дело спасения славы казачьей, начатой вами.
Под крики «ура» атаман перешел к шеренге молодых казаков.
Высокий костлявый старик, генерал Пуль, посасывая потухшую трубку, стоял со своими офицерами у вагона, дожидаясь, когда атаман представит его казакам.
— Прошу, генерал, — любезно улыбаясь, обратился к нему по-английски Краснов, — принять почетный караул.
Пуль медленно стал обходить шеренгу казаков, вглядываясь в каждого, временами останавливаясь, рассматривая у казаков одежду, оружие, иногда поднимая полы шинелей, ощупывая пальцами добротность сукна. Подойдя к какому-то горбоносому, бородатому казаку, стоявшему в строю, Пуль ткнул ему кулаком в живот. Казак охнул и выронил из рук шашку. Иностранные офицеры засмеялись шутке генерала.
— Нельзя так солдату живот выпячивать, — строго поджав губы, сказал Пуль побагровевшему от стыда казаку. Краснов с нарочитой любезной улыбкой перевел ему фразу, брошенную английским генералом. И когда тот отошел, гневно посмотрев на казака, прошипел:
— Подвел, подлец!
Константин подошел ближе, взглянул на сконфуженного старика и побагровел от стыда: он узнал своего отца. Избегая его смущенного, страдальческого взгляда, он прошел мимо.
К генералу Пулю с поклонами подошли станичные атаманы ближайших станиц. С краткой речью выступил атаман Нижне-Чирской станицы, тучный, сивобородый подъесаул.
От имени генерала Пуля и всей союзной миссии ответную речь держал на русском языке еще совсем молоденький румяный французский лейтенант Эрлиш.
— Добрый казак, — нервно повизгивал он тенорком, отчаянно жестикулируя. — Слюшай меня, слюшай, пожалюста! Скоро сюда, Дон, придет много союзников. О, очень много! Придет франс пушка, придет инглиш танка, много танка… Все пойдет Москва… Москва спасать нужно. Ой, как нужно Москва. Ура-а!.. Кричи много ура-а!
Краснов, несколько смущенный бессвязной и мало вразумительной речью французского союзника, взмахивал руками, дирижируя, и по его указке до хрипоты кричали «ура!».
Кряжистый, с длинным красным носом, генерал Толкушкин, успевший по случаю приезда союзной миссии проглотить лишних стакана два водки, покачиваясь из стороны в сторону, хрипло пробасил: