Читаем без скачивания Сражения Космического Десанта - Стив Паркер

Вы просили меня говорить искренне. Как мне заявляли, человеческая культура неприкосновенна. Сошедшиеся пары, семейные ячейки, свобода при выборе партнеров, все дела. Я вижу, что вы держите слово. Но потом вспоминаю о сыне Хинкса, накачанном Высшим Благом, и думаю — как близко к сердцу он или его будущие дети примут ваши идеалы? Вам не придется их сильно подталкивать, ведь мы, люди, легко впитываем чужую культуру. Порой, глубокой ночью, я спрашиваю себя — сколь многого вы на самом деле хотите от нас?

Тот разговор состоялся за несколько месяцев до задания на Агреллане. Когда «Каракатица» неслась над верхушками окаменевших лесов этой планеты, я уже был ‘вре, и мы с Умелым Оратором хорошо знали друг друга. Посольство направлялось в улей Хаирон; все двенадцать городов Агреллана удостоились скромного визита касты воды. Сложите оружие, примите Высшее Благо, вам не причинят вреда, трали-вали. Нам достался Хаирон — до смертельного удара о’Шасерры оставалось несколько дней, но все получили последний шанс на капитуляцию. По таким уж правилам вы играете.

Итак, «Каракатица». Такая тихая, что в ней можно разговаривать. Мурлычут моторы. Нам прохладно и удобно внутри. Чудесная технология; Бу, пока его не перевели куда-то, многое рассказывал о том, как она работает. По крайней мере, о том, что я мог понять. Мне пришлось непросто, я же до сих пор наполовину верю в духов машин. Конечно, теперь-то понимаю, что всё это бредятина, но сложно отделаться от суеверий. Эта проблема возникнет у вас со многими людьми. Как мне заявляли, наша культура иррациональна, но я считаю — не всё из того, во что мы верим, так уж неразумно. Вот что вам скажу: Агреллан, то есть Бухта Му’гулат, нехорошая планета. Там случилось нечто… нечто действительно скверное. Все мы, гуэ’веса, ощущали это, словно упавшую на нас тень. В некоторых местах мне казалось, что её можно потрогать — существа в лесах, сами деревья… Это неестественный мир, по крайней мере, не целиком реальный. Слышал, что наги вообще не могут спуститься на Агреллан. Но тау? Вы не обращаете никакого внимания на такие вещи. Так что не надо вдалбливать мне в голову эту тему с иррациональным. В Бухте Му’гулат что-то есть, я твердо уверен, хотя никто из вас никогда этого не поймет.

Осматривая свою команду в транспортнике, я испытал мрачное предчувствие, ощущение чего-то неправильного, наверное. На всех были шлемы, каждый проверял оружие, всё шло как обычно. У нас едва ли имелось нечто общее. Разные наречия, разные родные миры — не считая меня и Хинкса, конечно. Даже внешность разная: рост, цвет кожи, глаз, волос. Как я говорил, человеческая раса многообразна, но наш отряд внутри «Каракатицы» выглядел воплощенной мечтой, образчиком для биолога фио’ла.

Думал я в тот момент о та’лиссера. Да-да, та’лиссера, Оратор мне все уши прожужжал об этом ритуале. Но что могло бы связать отряд воедино? Я сказал дипломату, что мы слишком разные. Пришли со слишком разных миров, из слишком разных кошмаров.

Я всё повторял это Умелому Оратору, а он всё просил меня подумать тщательнее. О та’лиссере, в смысле. Казалось, для дипломата важно, чтобы мы побратались, хотя шас’ар’тол четко объяснили нам, что связующий ритуал — любой связующий ритуал — станет возможным, только если мы этого захотим. Они ясно дали понять, что культура людей и культура тау — разные вещи. Мы могли перенимать, что пожелаем, и отбрасывать остальное, за исключением, разумеется, тау’ва.

— Но ведь поэтому, друг Дж’тен, и был подобран такой отряд, именно из-за различий бойцов, — как-то сказал мне Оратор, когда мы находились на Кор’шутто по дороге на фронт. Дамоклов залив надежно укрепили после героической обороны Дал’ита, так что орбитальный город был прежде всего защитным сооружением, но в нем имелся бар. Мы сидели там, и мне наливали нечто, вполне сходящее за человеческий эль. Дипломат заказывал сывороточный напиток, от которого всегда немного пьянел и становился болтливым, даже больше обычного. — Неужели ты думаешь, что все эти люди случайно оказались под твоим началом? Ты же их гуэ’вре. Представь, с какими проблемами сталкиваются наши эфирные! Множество чужих рас, некоторые ещё и с множеством культур внутри себя, множество септов тау.

Умелый Оратор сложил руки перед собой.

— Видишь, нет? Каждый мой палец отделен от других, но все они работают на благо единого организма — меня. А я…

— Ты работаешь на тау’ва.

Дипломат шутливо отсалютовал мне стаканом. Сырный запах напитка когда-то вызывал у меня рвотные позывы, но я привык к нему, как и ко многому другому.

— Я уверен, тебя ждет большое будущее, гуэ’вре. Отряд — одно из испытаний, стоящих перед тобой. Ты обязан придать форму своему ла’руа, объединить бойцов. Да, каждый из них уникален, но пусть и остается таким! При этом их уникальность должна послужить общему делу.

— Чтобы вместе мы могли лучше послужить тау’ва.

— Ты всё понял! — сперва улыбнулся Оратор, но затем до конца разобрался в моем тоне и выражении лица. Он был экспертом в человеческих делах, но порой до него медленно доходило. Например, сарказм оставался для дипломата крепким орешком — вы же все такие чертовски прямодушные. Даже пор никогда не сумеют полностью понять расы, мимику которых так хорошо воспроизводят. Это их самая главная слабость.

— К чему этот… этот, этот… — Умелый Оратор забарабанил тремя крупными пальцами по столу. У тау нет понятия «цинизм», и я подсказал нужное слово.

— Цинизм! Конечно же, — он обрадовался и тут же снова рассердился. — Тау’ва существует не ради тау’ва! Вот чего ты не понимаешь. Тау’ва на благо мне, тау’ва на благо тебе, — Оратор показал на меня пальцем. — Высшее Благо для тебя, меня, фио, который подает здесь напитки, никассаров, траксийцев, крутов… Называй кого захочешь. Все, кто принимают его — служат ему, и оно служит всем, кто служит ему, понял?

Дипломат выглядел довольным собой, как это часто бывало после его маленьких лекций. Пиво ударило мне в голову.

— Разрешите говорить прямо, пор’эль?

— Да, да! Разумеется, конечно, друг Дж’тен! Ты всегда должен говорить, что у тебя на уме. А иначе, как мы сможем достойно работать вместе?

— Ты понимаешь, что обращаешься ко мне свысока?

Умелый Оратор хорошо понимал, что значит «свысока», и оскорбился.

— Я не специально.

— Всё в порядке, — я заказал ещё выпивку. Мы засиделись допоздна, через один к’ун’кир в баре должны были погасить свет и отправить нас по койкам. — Но поэтому ты так жаждешь, чтобы я заставил свою команду побрататься.

Покачав головой, Оратор обнажил крупные зубы. Мне они всегда напоминали зубы какого-то травоядного животного.

— Нет, нет, нет, Дж’тен! Не заставить. Просто сделать. Или не делать. На твой выбор, но я уверен, что, если вы все пройдете та’лиссера, это вам только поможет…

— Влиться в коллектив?

— Ты невыносим, — затем дипломат что-то пробормотал себе под нос и утомленно повел плечами. В мелодичном, гортанном потоке слов тау’но’пора я уловил «фу’ллассо».

— «Мозги в кучу»? — расхохотался я. — Только не говори, что мне наконец-то удалось тебя достать.

— Ого! Твой тау’но’пор всё лучше, — отозвался Умелый Оратор. — Ты пример для остальных, Дж’тен! Готов принять нашу культуру гораздо полнее, чем многие другие. Для всех нас будет полезно более тщательно разъяснить тебе наше видение мира. И это пойдет на пользу тебе, ведь наш путь, как-никак, самый лучший.

Возражать мне не хотелось, и мы сколько-то просидели в тишине. Потом раздался звуковой сигнал — заканчивалась третья смена. Каста воздуха выделила её нашей группе для активного времяпрепровождения, и ожидалось, что вскоре мы отправимся спать. Тем временем, другая группа уже просыпалась, начинала свой «день». На космических станциях касты воздуха нет свободного пространства.

— Ну как, ты решился? — спросил наконец Оратор.

— На что? — я изобразил непонимание, но дипломат не собирался отступать.

— Провести та’лиссера. Наверняка в вашей культуре должно быть нечто приемлемое, что сгодится как ритуал. Принесение клятвы, или торжественный обряд.

Да, было такое, но я не согласился. Сейчас не понимаю, почему так долго откладывал та’лиссера. Просто из упрямства? Не хотел полностью вливаться в культуру тау? Чуть излишне цеплялся за прежнюю индивидуальность? Не знаю.

— Нет, — ответил я. — Не решился.

— О чем задумался, босс? — внезапно вернул меня в «Каракатицу» Голиаф, задав вопрос на готике с грудным акцентом. Импульсный карабин в его руках выглядел до смешного маленьким. Хотя каста воды снабжала нас оружием, специально сконструированным под человеческую физиологию, с бывшим пиратом они уткнулись в потолок возможных размеров.

— Ни о чем. Вообще ни о чем, — ответил я и сверился с хронометром. — Собрались, ребята! Пять минут до выхода.