Читаем без скачивания Сражения Космического Десанта - Стив Паркер

«Каракатица» коснулась грунта так мягко, что мы не догадывались о приземлении, пока кор’ла Д’ианой Йель’фир — сидевший в носу пилот касты воздуха — не перещелкнул посадочные огни с янтарного на зеленый.

— Ну, ладно, — произнес Умелый Оратор, дважды похлопав себя по коленям и поправив одеяния, прежде чем подняться. — Мы прибыли, до цели пара шагов. Посмотрим, удастся ли спасти здесь несколько жизней. Гуэ’веса’вре, будьте любезны приступать.

Я скомандовал отряду доложить о готовности. Все были готовы. В этом меня больше убедили не их «подтверждаю» и «так точно, сэр», а атмосфера внимательной собранности, установившаяся в транспортнике. Они были хорошим ла’руа, и я очень гордился ими. Мы использовали сочетание методик Имперской Гвардии и касты огня, и мне приятно было видеть, что это работает. С такими ребятами за спиной и передовым оружием касты земли в руках я часто чувствовал, что мой отряд способен в одиночку низвергнуть Империум. И у нас была куча причин желать этого.

Разумеется, я ошибался по поводу эффективности и даже сплоченности своей команды. Когда ты всё тренируешься, и тренируешься, и концентрируешься на чем-то одном, то упускаешь из виду то, что творится у тебя под носом. У нас в готике есть для этого подходящее слово, «гордыня». Тут надо добавить, что я относительно прилично образован для имперца. В нашем обществе не каждый способен вести беседы на таком уровне, как вы, не сомневаюсь, уже заметили при разговорах с другими гуэ’ла.

Концепция гордыни восхитила Умелого Оратора. Как оказалось, в современном языке тау нет такого понятия, но однажды он прибежал ко мне с радостным лицом и объявил, что разыскал древний термин времен Монт’ау[15], имеющий схожий смысл. Искренне советую вам снова ввести его в обращение.

Задняя рампа беззвучно откинулась. Никакого шипения, внутреннее давление автоматически уравновесилось с внешним. Не думаю, что когда-нибудь сумею воспринимать технологии тау как данность.

Мы вышли, я возглавил отряд, за мной шел Хольон. Возможно, он был лжецом, но в бою мы могли на него положиться. И нам следовало подготовиться к схватке, несмотря на условия, в соответствии с которыми проходила эта встреча. Если бы нас атаковали, это оказалось бы уже не первым нападением на представителей касты воды.

Опушку покрывала жидкая грязь, повсюду вокруг неё лежали неровно обломанные стволы деревьев. На корнях, всё ещё покрытых комками тяжелой красной земли, виднелись светлые шрамы, сочащиеся бледным соком. В центре поляны была уложена пластальная сетка, причем очень неровно. По периметру временной площадки мерцали маячки, из-за которых сложно было что-то рассмотреть в лесу; это заставило меня занервничать.

Деревья на Агреллане хрупкие, легко ломаются. На ощупь их древесина кажется мертвой, кора — склизкой, листья на них черные. Вообще кажется, что деревья охвачены разложением, но при этом каким-то образом живут. Не понимаю, как нечто настолько болезненное сумело разрастись до целого леса. Планета мне не понравилось, и я чрезвычайно счастлив, что не попал в её гарнизон.

Буду весьма благодарен, если вы больше меня туда не пошлете.

Дорога, выложенная такой же сеткой, вела от посадочной площадки к краю склона. Оттуда нам открылся прекрасный обзор на Хаирон — огромный, словно гора, как и все города-ульи. Нижние уровни, наверное, не меньше сотни километров в диаметре. Этажи громоздятся на этажи, забираются всё выше в атмосферу, и верхушка пропадает в желтых облаках.

Мы были довольно далеко от улья, но даже из зоны высадки его стены выглядели огромными. Полдень давно миновал, вечер ещё не наступил, но тени уже удлинялись, и та, которую отбрасывал Хаирон, лежала на заколдованном лесу подобно обрывку ночи. Вблизи стены улья показались бы ослепительно-белыми, но солнце, светящее через дымку загрязненного воздуха, окрашивало их в нежно-абрикосовый цвет. На протяжении этого кольца тысячеметровой высоты виднелись бастионы, увенчанные макропушками. Через врата, расположенные прямо напротив нас, проходила шестнадцатиполосная автострада — карандашная линия на фоне громады улья — но ворота были закрыты и дорога пустовала. Горожане приготовились к войне.

Хаирон выглядел немного нереальным, слишком большим, чтобы его мог целиком воспринять и объять человеческий разум. Как и сам Империум, пожалуй. В тусклом солнечном свете, поглощаемом дымкой, улей казался декорацией, задним фоном. Иллюзию нарушали только огоньки на закатной стороне и перемещения летательных аппаратов в районе верхних уровней. Готов поставить свой последний заряд для импульсной винтовки, что посадочную площадку выбрали специально, так, чтобы мы почувствовали себя ничтожными рядом с Хаироном. Это не сработало. До сих пор не могу до конца поверить, какими слепцами бывают мои прежние сограждане; оружие, созданное кастой земли, способно разрушить эти стены за полчаса или даже быстрее. Бу, стоявший позади меня, неодобрительно щелкнул языком. Техник, как и пор’эль, надел дыхательную маску, мы все загерметизировали шлемы. В воздухе было что-то нечистое.

— Как они жить в этих штуках? — произнес Бу на готике. — Небезопасные, антисанитарные есть. Невыносимые. А эта атмосфера!

Показав жестом «кто-то идет», я велел ему замолчать.

Впереди на дороге, прорубленной в лесу, появилась группа встречающих. Нас явился поприветствовать какой-то чиновник, которого сопровождало отделение гвардейцев. Имперец носил тяжелые одеяния, по виду давно нестиранные — если их вообще стирали, там было столько парчи, что первая чистка стала бы и последней. Половину его головы занимали примитивный когитатор и уродливый бионический глаз. Насколько я мог судить, чиновник не принадлежал к Адептус Механикус, но всё равно прошел серьезную модификацию. Возможно, его дыхательная маска была встроена прямо в лицо.

Встречающие подошли к нам, гвардейцы, черты которых скрывались за респираторами, идеально чеканили шаг.

— Я — полномочный посол Каррильон. От имени лорда Грюнкеля из улья Хаирон приветствую вас в духе мира, — заявил чиновник, касаясь висевшей на груди должностной печати. Говорил посол медленно, его громкий голос доносился из-под дыхательного аппарата, пока он подозрительно осматривал меня сверху донизу. Несомненно, Каррильон примечал форму моих ступней, пять пальцев на руках, обтянутых перчатками, высокий рост. Я решил избавить чиновника от мук непонимания. Следуя заведенному порядку, выработавшемуся у нас под началом Умелого Оратора, я повесил карабин на плечо, отстегнул шлем и открыл имперцам свое человеческое лицо. Специально для этого трюка у меня имелся небольшой дополнительный респиратор. Как я уже говорил, всё было тщательно продумано.

Каррильону удалось сдержаться, он только сузил оставшийся глаз. Реакция гвардейцев оказалась более яркой: послышались вздохи изумления и приглушенные ругательства. Уверен, все они слышали истории о предателях, перекинувшихся к чужакам, но пока что в тау’шас’ва немного таких, как мы, поэтому бойцы наверняка считали нас мифом. Подняв руку, посол заставил их умолкнуть.

— Гуэ’веса’вре Джатен Корлинг, вспомогательные силы гуэ’веса, охрана дипломатического корпуса, ла’руа восемь-четыре-четыре-восемь, — представился я, глядя Каррильону в единственный глаз. Если чиновник и собирался что-то ответить, то не успел — на сцену вышел Умелый Оратор. Сопровождаемый Криксом, он спустился по десантной рампе «Каракатицы» и шагнул на это жалкое подобие взлетной площадки.

Дипломат огляделся по сторонам широкими, радостными глазами, словно упивался всем, что видел, словно каждое новое зрелище казалось ему чудесным. Пор’ла, они ведут себя по-детски, по крайней мере, в таких ситуациях. Выглядит это по-детски, точнее говоря. Как и всё, что делают сами дипломаты и что они заставляют делать нас, это просчитано заранее, с целью вызвать определенную реакцию.

Отойдя в сторону, я снова надел шлем, а то глаза уже начинали слезиться. Умелый Оратор вышел вперед, мы встали навытяжку, держа карабины вертикально перед собой. Ещё одна заранее просчитанная показуха, цель которой — продемонстрировать нашу верность. Я не особенно волновался: кор’ла Д’ианой Йель’фир оставался в «Каракатице», сохраняя повышенную боеготовность, а дроны, размещенные в носу БТР, всегда были настороже.

Сложив руки перед грудью, дипломат поклонился.

— Глубоко благодарен вам за сердечный прием, полномочный посол Каррильон. Я — эмиссар пор’эль Борк’ан Каис Пор’ноа, но для простоты меня называют Умелым Оратором.

Чиновник фыркнул, услышав такое имя, но Оратор проигнорировал его. Людям кажется, что ваши имена чрезмерно нескромны, хотя причины этого загадочны для большинства знакомых мне тау. Разве, мол, стали бы они брать себе прозвища из пустого бахвальства? Хорошо, пусть так. Но у нас часто считается невежливым кичиться тем, что ты хорош в каких-то делах — по крайней мере, в некоторых человеческих культурах. Моя относится к их числу. Мы куда более деликатные и разнообразные создания, чем большинство из вас готовы признать, и у меня на Швартовке Гормена не любили хвастунов.