Читаем без скачивания Великий Чингис-хан. «Кара Господня» или «человек тысячелетия»? - Евгений Кычанов

В 1216 г. к монголам попал их знаменитый будущий советник Елюй Чуцай, человек большой учености, считавший, что, даже служа, можно продолжать учиться, ибо день принадлежит службе, а ночь – тебе. Чингис принял Елюй Чуцая и имел с ним беседу:

– Ляо и Цзинь – извечные враги. Я отомстил чжурчжэням за тебя!

Однако Елюй Чуцай не согласился с Чингисом и сказал:

– Мой дед и мой отец служили дому Цзинь как подданные. Неужели я решусь быть двоедушным и осмелюсь стать врагом государя и отца! [Китайский источник, с. 70].

Исход у этой, как мы видели не раз, стандартной беседы был тоже стандартен. Чингис-хан оставил Елюй Чуцая при себе советником. Если Елюй Чуцай предпочел службу монголам личной смерти, то и в духе морали той эпохи он служил Чингис-хану преданно, как новому «государю и отцу», и, как сам он позже говаривал, за 30 лет службы «никогда не поворачивался спиной к государству». И Чингис ценил своего советника. Он сказал как-то Огодаю: «Небо пожаловало этого человека нашему дому». Именно Елюй Чуцай, так по крайней мере утверждают источники, предотвратил поголовное истребление Северного Китая. Многие монголы считали китайцев бесполезными, «нет от них никакой пользы, лучше уничтожить их всех». Елюй Чуцай убедил императора, что население Северного Китая следует сохранить и не превращать страну в пастбища. Выгоднее обложить население налогом и получать много серебра, шелковых тканей и зерна. Он же внушил монголам, что Поднебесную можно получить, сидя на коне, но управлять ею, сидя на коне, невозможно (см. [Китайский источник, с. 68–80, 187]). Перебежчики и люди, очутившиеся на монгольской службе из Цзинь и Си Ся, принесли с собой богатый опыт многовековой китайской государственности.

Из тангутов на монгольской службе известны еще Вач-жацзэ, работавший в управлении историографии государства Си Ся. Он сдался при осаде Силяна вместе со старейшими и почетными жителями города. После гибели государства Си Ся стал управителем бывшей его столицы Чжунсина, занимался снабжением монгольской армии продовольствием и фуражом [Юань ши, цз. 134, с. 7а]. Тысячником монгольской армии был тангут Ебу Ганьбу [там же, с. 5а], бичечи Чингиса был тангут Сэн Цзито [там же, цз. 133, с. 1а]. Сяо Ню, выдающийся тангут-ский мастер по изготовлению луков, стал сотником мастеров-лучников в Каракоруме [там же, цз. 134, с. 12].

В ходе войны в Северном Китае появилась армия танмачи, сформированная из отрядов киданей, китайцев, чжурчжэней, а затем китайская армия. Начиная с 1219 г., с похода Чингисхана на запад, завоевание Северного Китая все больше и больше велось чужими руками, в основном китайскими. Можно согласиться с Игорем де Рахевильцем, что в одиночку монголы вряд ли смогли бы завоевать и удержать северные провинции Цзинь. Число китайцев-перебежчиков неуклонно росло, из 23 видных перебежчиков после 1216 г. уже только один кидань и 22 китайца. Среди глав местных, так называемых подвижных провинциальных управлений, созданных с 1214 по 1228 г., монгол был один, уйгур один, чжурчжэнь один, выходец из Средней Азии один, киданей четыре и китайцев девять. В целом в органах управления завоеванными территориями Цзинь 80 % чиновников были китайцы [Рахевильц. Личное и личности,

с. 118, 119–120]. Власть их в основном стала наследственной, права их приравнивались к правам монгольской знати, а подчиненное им население считалось «народом» (улусом или ир-геном), а не рассматривалось как рабы. Монголы сохраняли за китайскими и киданьскими перебежчиками их цзиньские титулы; они были безразличны для монголов, но имели значение в глазах местного населения. Все видные перебежчики по социальному статусу приравнивались к нукерам.

Перебежчики были и при завоевании Средней Азии и Ирана. После падения Бухары на сторону Чингис-хана перешли владетель Кундуза Али-ад-дин и владетель Балха Мах Руи. В числе наиболее видных перебежчиков был Бадр-ад-дин. Он заявил Чингис-хану: «Пусть хан знает, что султан в моих глазах – самое ненавистное из творений Аллаха, потому что он погубил многих из моих родичей». Именно Бадр-ад-дин предложил Чингис-хану посеять рознь между тюрками и нетюрками в государстве хорезмшаха. Он научил написать подложные письма от имени родственников Теркен-хатун, матери хорезмшаха, Чингис-хану, в которых говорилось: «Мы с нашими племенами и теми, кто ищет у нас убежища, пришли из страны тюрок к хорезмшаху, желая служить его матери. И мы помогали ему против всех правителей земли, пока он не завладел ею, пока ему не покорились властелины и не подчинились подданные. И вот теперь изменилось его намерение в отношении прав его матери: он ведет себя заносчиво и непочтительно. Поэтому она приказывает оставить его без помощи. А мы находимся в ожидании твоего прихода, чтобы следовать твоей воле и твоему желанию» [Буниятов, с. 141]. Такие письма вызывали недоверие у хорезмшаха к тюркам из окружения матери, вынуждали его принимать меры предосторожности, распылять силы, что было на руку завоевателям.

Молодой свердловский исследователь В.В. Трепавлов подчеркивает особое отношение Чингис-хана к тюркам. Он полагает наличие программ «объединения» и «пропаганды тюрко-монгольского единства». В программу «объединение» он включает присоединение к империи киргизов, алтайцев, кимаков, уйгуров и карлуков Восточного Туркестана после разгрома Кучлука. Программа «пропаганды тюрко-монгольского единства» включала привлечение в 1218–1223 гг. отколотых от хорезмшаха и побитых монголами канглы, туркмен, кипчаков в войска, состоявшие на службе у монголов, помогавшие им продолжать завоевание [Трепавлов, с. Ю-11]. И хотя наличие «специальных программ» – это в какой-то мере реконструкция событий В.В. Трепавловым, но он прав в главном – монголы действительно выделяли тюрков и стремились сделать из них своих союзников. Позже, при правлении в Китае монгольской династии Юань, тюркам принадлежала важная роль в управлении страной.

В Хорасане, по сведениям ал-Насави, монголам активно помогал некий Хабаш из Касиджа. «Люди претерпели от него страшные бедствия», он заставлял местных жителей и владетелей осаждать и брать города, тех же, кто не повиновался, «он предавал мечу и отправлял по пути смерти» [Насави, с. 98].

Таким образом, правы те, кто подчеркивает, что успехи монгольского оружия – это заслуга и тех, кто перешел на его сторону и преданно служил ему, каковы бы ни были их мотивы – измена, добровольная или вынужденная сдача, служба после попадания в плен или просто добровольный переход на службу монголам, вполне осознанный и диктуемый желанием урвать свою долю добычи и славы. Таких людей было много, за ними была немалая сила, и они активно содействовали победам Чингис-хана и поражениям тех, на кого он нападал.