Читаем без скачивания Барышня ищет разгадки (СИ) - Салма Кальк

— Я буду, — отчеканил Елистратов.

И сразу же поднялся, и остальные следом за ним. Откланялись, высокий Николай Константинович — с заметным сожалением, кажется, он имел виды ещё на несколько пирожков. Брагин проводил гостей до выхода из нашего подвала, запер за ними дверь и вытер лоб.

— Ну вот, и что это за новая напасть по наши души? — вопросил он у пространства.

— Так кто-то добрый на Соколовского донос написал, — ответила я. — Да так хорошо написал, что невозможно было оставить без внимания.

Уж наверное, это выплывет и тайной больше не является.

— Чего? На Соколовского? Совсем, что ли, дурной? Я понимаю на кого другого, на Пантелеева того же, на Черемисина покойного, да даже и на Болотникова. Этот же ведь днюет и ночует на службе, придумали тоже, — ворчал Брагин.

А мне было очень интересно — где сам объект доноса и что скажет. На вызов он ответил очень не сразу и сообщил, что находился в Александровском, откуда утром пришёл вызов, и пока не может сказать, когда вернётся. Но — непременно сообщит. А ревизорам желает всего наилучшего.

Значит — вдох, выдох, работаем. Но уже завтра, а сейчас отправляемся домой.

Дома меня поджидала за столом тёплая компания — кроме хозяек, с большой чашкой важно восседал Варфоломей Аверьяныч, и рядом с ним Алексей.

— Вот кто нам сейчас всё расскажет, — оживился Варфоломей.

— О чём вы желаете послушать? — спросила я, пока мыла руки.

— От чего такого Михаил Севостьяныч по первому зову подальше сбежал, — сообщил Алёшка.

— Почему сбежал? — не поняла я. — Сам по себе, думаете, не отправился бы?

— Да он собирался с утра что-то на тракте обследовать, а тут вот. И сказал, что очень кстати, и все враги и супостаты пускай сами едут за ним, если захотят побеседовать. Вот мы и думаем — откуда враги и супостаты? Не было ж?

— Не было, а теперь завелись. Видела я их сегодня, трое, аж из Петербурга по наши души, — ну и рассказала, что у нас было.

— Да чтоб их перевернуло да подбросило, — сказала Надежда в сердцах.

— Может, ещё и перевернёт, — вздохнула я.

Мало ли, что у нас тут может встретиться, правда ведь?

12. Нашу работу внимательно изучают

12. Нашу работу внимательно изучают

Наутро меня разбудил вызов, и от кого, вы думаете? От драгоценного моего начальства.

— Лёля, — ещё и улыбается, вот ведь.

— Где ты есть и как скоро появишься?

— Пока в Александровском, здесь случилось любопытное. И заодно нашёл кое-какие концы, которые могут привести меня к ещё более любопытному.

И смотрит так, будто ему и вовсе нет дела до того, что тут у нас происходит!

— Какое ещё любопытное, Миша, у нас тут чёрт знает что, а у тебя любопытное!

Он мгновенно сделался серьёзным и вздохнул.

— Лёля, сокровище моё, — нет, снова улыбается. — Понимаешь, если эти люди, которые прибыли из столицы, явились с предубеждением — то разве ж я смогу их переубедить? А если они честны и достойны — то сами всё увидят. Написать тот донос мог только человек, которого как-то обидели, или не дали нажиться, или не дали безнаказанно совершить что-то непотребное… и понимаешь, за годы в Сибирске я не раз обидел тех, кто желал скрыть свои тёмные дела. Такие есть, поверь, и что же, мне теперь нужно бегать за нашими ревизорами и доказывать, что всё это клевета и пустая злоба? Если не глупы, сами поймут. Если наоборот — то ничего мы им не докажем. Или если настолько предубеждены, что не готовы слушать свидетельства разумных и честных людей. Поэтому — я просто делаю то, что должен, и то, чего не сделает никто, кроме меня.

Да-да, делай, что должно, и будь, что будет. Слышала я такое. Только что ж меня так скребёт-то?

— Как помочь тебе? — вырвалось у меня всё равно что самом собой.

— А вот об этом я и хотел попросить, не поверишь, — снова улыбается. — Я застрял на день или два, а меня ждут в Медведниковской больнице и у Зимина в Иннокентьевском. Заглянешь?

— Конечно, — тут же кивнула я. — Сегодня же.

У нас с Иваном Дмитриевичем никакой очереди нет, так что — я могу зайти с утра, предупредить, куда делась, и обойти всех остальных. В идеале управлюсь до обеда, а потом вернусь.

— Вот и славно, — он не сводит с меня глаз.

— А ты на связи?

— А я на связи, — подтверждает.

— А что твой отец? Он ничего не говорил?

— А у него, подозреваю, своя война — в Петербурге. Потому что я сам по себе вряд ли кому-то мешаю, моя должность — не предел мечтаний, сама понимаешь. А вот подвинуть его — это уже вполне себе цель. Но он силён, министр — не дурак, и его товарищ много лет, я думаю, там они справятся без нас. А мы будем справляться здесь.

— Хорошо, — я не спорю.

— Люблю тебя, Лёля. Увидимся.

— И я люблю тебя, Миша. Увидимся.

Хоть разговор и был не из самых весёлых, я всё равно сидела на постели и глупо улыбалась в пространство. Потому что… потому что.

За завтраком Надежда спросила:

— И что же, Михаил Севостьяныч не воротился пока?

— Так вот нет, застрял в Александровском, сказал — дело там неотложное.

— Значит, Алексей Митрофаныч к нам припожалует, — кивает удовлетворённо. — Он вчерась обещался прийти и помочь Федоту дров наколоть. Сказался, поутру у себя там что-то спроворит и придёт. Говорил — магической-то силой дрова колоть сподручнее, чем одним только топором.

Я бы и сама посмотрела на то, как магической силой дрова колют, но мне уже выдали на сегодня программу действий. Поэтому я распрощалась и скользнула тенями на службу.

Никаких незваных гостей пока не было, и Брагин с Василием степенно пили чай.

— Доброго утречка, — поклонилась. — Говорите честно — переживёте, если я приду после обеда? Михаил Севостьянович попросил вместо него заглянуть в Медведниковскую к Резникову и железнодорожную к Зимину.

— Конечно, — кивнул Иван Дмитриевич. — А он сам-то что?

— Что-то раскапывает в Александровском, —