Читаем без скачивания Наследник поручика гвардии - Юрий Шестера

— Степан Осипович, — чуть ли не взмолился Писаревский, — но ведь «Минер» с «Наварином», на мой взгляд, тоже должны участвовать в атаке. Пусть и фиктивно, без спуска буксируемых мин на воду, чтобы не снижать скорость хода и маневренность катеров, но вызывая своим присутствием переполох у неприятеля и отвлекая на себя внимание его канониров.

Макаров задумался, оценивая предложение лейтенанта.

— Светлая все-таки у вас голова, Федор Степанович! — наконец произнес он.

— Еще бы! — хохотнул Зацаренный, намекая на удар, полученный Писаревским в рукопашной схватке с турецкими моряками. — Тут сразу же просветлеешь, когда тебя со всей дури огреют веслом по голове!

Макаров улыбнулся, почувствовав нотки ревности в его голосе, а старший офицер заметил Зацаренному:

— Другого, Иван Кузьмич, хоть каждый день долби по голове, да толку будет мало.

— Полностью согласен с вами, Андрей Игнатьевич! — рассмеялся тот. — Все дело действительно в том, смотря по какой голове бить… — И уже серьезно добавил: — Я, со своей стороны, целиком и полностью поддерживаю предложение лейтенанта Писаревского.

— Ну что же, господа командиры, мне остается только учесть поправку Федора Степановича, — подвел итог Макаров. — Однако оставляю за собой право на принятие решения на совместную атаку, исходя из сложившейся обстановки.

Писаревский и Подъяпольский облегченно вздохнули, а Зацаренный и Шешинский крепко пожали им руки. «Спасибо вам, Федор Степанович, за столь нужную боевую поддержку!» — успел шепнуть Писаревскому на ухо командир «Чесмы».

— Не шепчите, Иван Кузьмич! — строго предупредил Макаров лейтенанта и с подъемом произнес: — Такие слова надо произносить вслух и громко!

Лица офицеров просветлели окончательно.

— И еще один вывод, — продолжил командир. — С моей точки зрения, следует выпускать торпеды не с пятидесяти саженей, а с тридцати-сорока, если, конечно, представится такая возможность. Этим мы значительно повысим точность попадания в цель, учитывая, тем более, несовершенство изготовленных нами пусковых установок. — Макаров вопросительно посмотрел на офицеров.

— Конечно, так, Степан Осипович! — с жаром поддержал его Зацаренный. — Надо пускать торпеды именно с тридцати-сорока саженей!

— Я, безусловно, согласен с вами, Степан Осипович! — заверил его и лейтенант Шешинский. — При этом риск будет минимальный, мы ведь подходим практически незаметно, десяток лишних секунд с точки зрения внезапности особого значения не имеет, а выигрыш от сокращения дистанции будет огромным.

— Спасибо за поддержку, господа командиры! Тем не менее должен предупредить вас, — он поочередно посмотрел на Зацаренного и Шешинского, — что ближе тридцати-сорока саженей подходить к цели никак нельзя. Во-первых, после выхода из «мешка» торпеда может не успеть развить достаточную скорость для срабатывания инерционного взрывателя при ее ударе о борт неприятеля. Вспомните о невзорвавшихся у берега торпедах, прошедших мимо атакованного вами броненосца. Во-вторых, мощность заряда торпеды гораздо больше, чем у буксируемой мины, и атакующий беспалубный катер может в этом случае быть накрыт волной, поднятой ее взрывом, и потоплен. А смертники нам не нужны! Прошу помнить об этом, господа офицеры, ибо своей безрассудной отвагой вы можете загубить великое дело, которому мы с вами служим.

Комиссия, назначенная приказом командира «Константина», возглавляемая минным офицером лейтенантом Зацаренным, тщательно замерила отклонения оси пусковых установок от продольной линии катеров на «Чесме» и «Синопе».

— Так и есть, Степан Осипович! — сокрушенно доложил председатель комиссии. — На обоих катерах отмечены отклонения, и причем довольно значительные. И почему-то на обоих катерах именно влево!

— Систематическая ошибка, Иван Кузьмич, — пояснил Писаревский.

— Не понял вас, Федор Степанович? — озадаченно посмотрел Зацаренный на командира «Минера».

— Дело в том, что обе пусковые установки устанавливали одни и те же люди. Ведь так, Иван Кузьмич?

Тот утвердительно кивнул головой.

— И если на одном из катеров ими была допущена ошибка, то точно такая же была допущена и на другом.

— Лучше бы эти самые люди не допустили ошибок, тогда бы этот самый «Махмудие» уже бы давно булькал на морском дне! — гневно воскликнул командир «Чесмы».

— Так ведь в число этих самых людей, как мне помнится, входили и мы с вами, Иван Кузьмич, — усмехнулся Писаревский. — Чего же тогда на зеркало-то пенять?

Зацаренный с досады только махнул рукой.

— Не надо так расстраиваться, Иван Кузьмич! — заметил Макаров. — Мы ведь еще только учимся. К сожалению, правда, пока что на своих же ошибках, — посетовал он.

— Должен отметить, Степан Осипович, — заметил уже отошедший от досады Зацаренный, — что на корпусе «Минера» и на его трубе обнаружено множество вмятин от попавших в него пуль. Может быть, есть необходимость отметить и этот факт в нашем акте?

Макаров улыбнулся:

— Это излишне, Иван Кузьмич. Тем не менее большое спасибо за ваше замечание. Я непременно упомяну о нем в докладной записке главному командиру Черноморского флота о результатах нашей атаки на Батумском рейде, — он заметил, как зарделось лицо лейтенанта Писаревского, командира «Минера». «Доволен, конечно, что о его ратных делах узнает не только вице-адмирал Аркас, но и штабные офицеры. Но еще более удовлетворен тем, что теперь я не смогу упрекнуть его, что он-де не смог атаковать турецкий броненосец», — подумал капитан-лейтенант. — А сейчас, — распорядился он, — оформите акт и схему надлежащим образом в двух экземплярах и представьте мне для направления их главному командиру Черноморского флота и на экспертизу в отдел минного оружия Морского технического комитета.

«Надо только, — решил Макаров, — в сопроводительном письме в комитет не забыть указать то обстоятельство, что учебных пусков торпед — ввиду якобы их дороговизны — по решению командования не проводилось. А уж Петр Михайлович с его светлой головой найдет способ, как наилучшим образом использовать это обстоятельство. Ведь в конце-то концов именно поэтому турецкий броненосец, стоимость которого совершенно несоизмерима со стоимостью нескольких торпед, и не был подорван».

Хотя торпедная атака на Батумском рейде и не привела к материальному ущербу противника, зато моральный эффект от очередной атаки русских был огромен. В Турции усилились нарекания на бездеятельность флота.