Читаем без скачивания Том 13. Стихотворения - Виктор Гюго

Август 1844

К СТАТУЕ

Нет, ты отнюдь не та Республика святая,Которую мы ждем, о будущем мечтая!Не та, что вызовет прекрасных душ расцвет,Изгладит навсегда злых побуждений след,В подлунной утвердит навеки мир желанный,И звуки чистые торжественной осанныИсторгнет из сердец, и даст закон иной,Сулящий нам не смерть, а счастье и покой;В единую семью соединит народы;Всем без различья даст вкусить от благ свободы;Голубизну небес на землю низведетИ обогреет всех теплом своих щедрот;Пред нами явится не худосочной тенью,А Мировой Душой, чье дивное цветеньеГосподней волею открылось для очей,И людям ниспошлет поток своих лучей…

Не сходна ты и с той богинею ужасной,Которая рукой бестрепетной и властнойРазбила старый мир, и новый создала,И вглубь гигантского кипящего котлаШвырнула страшный год вслед за великим годом.Сравнявшим короля и знать с простым народом,И, к золоту свинец тем самым подмешав,Сумела выварить звенящий твердый сплав.Не знать тебе вовек величия и славы:Твои деяния уклончивы, лукавы;Ты не смогла спасти знамен французских честь,Занять людей трудом, стране покой принесть;Ты не признала прав отверженных и нищих,Не озарила ты надеждой мрак жилищ их;Себе соорудить могла бы ты алтарь,Низвергнув эшафот зловещий, но, как встарь,Гнетет людей закон бессмысленный и жесткий,Ты свято бережешь позорные подмостки,И невдомек тебе, что усмирить народСпособен только хлеб — отнюдь не эшафот!Ты не возвысила того, кто был унижен,Встревожила дворцы, не успокоив хижин,Не пожалела тех, кого томит тюрьма.О, порождение бессильного умаСобраний косных! Ты путями непрямымиИдешь, ведомая слепыми и хромыми.Не увенчала ты собой отчизны храм.Благословения не жди своим делам!

" Едва забрезжит день, я расстаюсь с постелью, "

Едва забрезжит день, я расстаюсь с постелью,Разбуженный зарей, веселой птичьей трелью,Порывом ветерка или шуршаньем ив,И сразу же берусь за труд, опередивСемью рабочего, чей дом — через дорогу.

Уходит ночь, и мрак редеет понемногу;И я ищу меж звезд любимую звезду,Хожу по комнате, и думаю, и ждуРожденья замысла и появленья солнца.Чернильница стоит у самого оконца,Распахнутого в сад, увитого кругомРосистым сумрачным разросшимся плющом.И на мое лицо ложится тень густая,И я пишу, перо о листья отирая.

" Как призрак, высится огромное страданье "

Как призрак, высится огромное страданьеНад мирозданием; в таинственном молчанье,В глухой безмерности тоскливый рвется крик.И кроткая жена, и сгорбленный старик,Повсюду — в тропиках, в пустынных льдах и в шхерах,В Париже, в Лондоне — грохочущих пещерах, —Блестящий капитан, ведущий в битву полк,Оборванный бедняк, богач, одетый в шелк,Преступник в кандалах, измученная жница,Терновник, где, шипя, гадюка шевелится,Те, кто твердят: «Люби!», те, кто твердят: «Молись!»,Коралловый атолл, и пик, взлетевший ввысь,Шумящий водопад, и сталь косы звенящей,И тигр, готовящий прыжок во мраке чащи,И птица, что в гнезде, нахохлившись, сидит,Корабль и тайный риф, тростинка и гранит,Те, кто повержены, и те, кто повергают,На горестной земле невольно повторяют —И даже рой детей, и даже круг невест —Отчаянья немой и безнадежный жест!

" Известен ты иль нет, велик ты или мал, — "

Известен ты иль нет, велик ты или мал, —Но если в творчестве всю душу изливал,То знакам, — что и ты и я — мы все чертилиНа свитках золотых, как сладостный Вергилий,В железных библиях, как величавый Дант, —И плоти нашей пыл и пламень сердца дан.Ведь книга и поэт, создатель и творенье,Всегда в мучительном и тесном единенье,И наше детище так полно в нас живет,В крови у нас бурлит и слезы наши льет,Так чувствуем его глубоко с нами слитым,Что в первый раз, когда в театре, всем открытом,Прославленная Марс, Фирмен и ЖоанниДля нашей публики сыграли «Эрнани»,Мой дух стыдливостью смутился оскорбленной.До этого во мгле, звездами озаренной,Бандит и донья Соль, в лесу поющий рог,Руй, Карлос — были все мечтой, с которой могЯ в творческом бреду непостижимо слиться.Я слышал речи их и ясно видел лица,В священном трепете живя среди теней,Блуждающих в душе взволнованной моей.Нашествие толпы казалось мне изменой.Когда услышал я, томясь один за сценой,Как машинисту был короткий дан приказ —И все скрывавшая завеса поднялась, —Мне вдруг почудилось, что всем из зала видно:Здесь тайное души обнажено бесстыдно.

Джерси, сентябрь 1852

" Как всюду, о пришельце новом "

Как всюду, о пришельце новомЗдесь говорят: «Откуда он?»Изгнанья холодом суровымЯ все сильнее окружен.Не вижу родины далекой.На смену радости высокойПришли надолго дни тоски.Уже меня зовет могила,Душа усталая застыла,И снег ложится на виски.

1868

" Как! Отрицаешь ты души существованье? "

Как! Отрицаешь ты души существованье?Но это — луч зари! Но это — солнца свет!Способен лишь слепой сказать, что солнца нет.

Душа — везде: она — и стон, и вопль, и слово,Она — мысль мудреца, она — экстаз святого.Когда исполненный достоинства КатонБыл непоколебим; когда, как гром, ДантонС трибуны прогремел: «Ужасен гнев народный!Страшитесь, деспоты, проснулся лев голодный!Час Революции пробил — и пал король!»Когда встал Цицерон и произнес: «ДокольТы будешь истощать терпенье, Каталина?»Когда у Иова страдания лавинаКрик возмущения исторгла из груди:«Я стражду, господи! Довольно! Пощади!» —То все они в ночи, над миром вставшей глухо,Свой прочертили след, как метеоры духа.

ДРЯХЛЫЙ ГОРОД

Все в этом городе застыло, одряхлело;Он — словно старое, бесчувственное тело,Где жар души остыл, угас огонь ума.Брюзгливо хмурятся надменные дома,Окраска их давно слиняла и поблекла;Блестя, как слизняки, подмигивают стекла,Встречая путника гримасою кривой;Ступеньки — в трещинах и поросли травой;Проказа плесени — на ветхой штукатурке;В глубоких нишах стен попрятались фигуркиВ камзолах, с брыжами, по моде давних лет;Тут — вычурный фронтон, там — башни силуэт;Как ручки у корзин, согнулись арок дуги.Убогие дворцы! Роскошные лачуги!Упадок, нищета — они всего виднейВ ужасной наготе играющих детей.Десяток жалких лип, уродливых и старых,Огромные замки на каменных амбарах,Порталы мрачные, где на цепях внутри,Как мертвые тела, повисли фонари,На редких вывесках готические буквы —Вот в этом городе что видите вокруг вы.Вам днем не по себе и жутко в поздний час.Вы здесь встречаете все тех же всякий разСтарух и стариков, зловещих и нелепых.В унылых логовах, в заброшенных вертепах,Где время, кажется, свой прекратило бег,Брюзжит и злобится от нас ушедший век.

LYRNESI DOMUS ALTA; SOLO LAURENTE

SEPULCRUM [6]

Дни осады Парижа. Декабрь 1870

Над морем высится, дубами окаймленный,Гранитный остров мой, где, родины лишенный,Я свой приют обрел.Отважно он отпор дает ветрам холодным;Ночует здесь гроза, как вождь в шатре походном,Как на скале орел.

Я полюбил тебя, друг верный и суровый!Как часто я смотрел на горизонт свинцовый,На бурный океан,И думал я: мое да будет погребеньеТут, в хаосе камней, тут, где в ожесточеньеБушует ураган.

Но нынче я узнал: на подступах к ПарижуИдет жестокий бой. И я отсюда вижу,Что мой Париж восстал,Что люди там вершин бесстрашия достигли,Что там разгневанный народ кипит, как в тиглеРасплавленный металл.

Так пусть я встречу смерть на той земле священной,И пусть останется девизом жизни бренной,Начертанным в веках:«Мой дом — в краю дубов, на каменной твердыне,А у геройских стен, венчанных лавром ныне,Покоится мой прах».

" Религии сверлят свои ходы в земле, "