Читаем без скачивания Надсада - Николай Зарубин

— Литров двадцать — двадцать пять.

— А вам лично кто-нибудь выделял средства для того, чтобы вы развивали личное хозяйство?

— Ни-икто… — отвечал, запинаясь, умник. — Дак я ж старался: на покосе хлестался, вдосталь поил, кормил скотину, в стайке у нее завсегда было тепло и прибрано…

— И вам теперь непонятно, почему так происходило: на колхозном дворе — пять литров, на собственном — двадцать пять? — спрашивал кандидат и сам же отвечал: — А потому, что на собственном вы работали, а на колхозном — били баклуши.

— Так уж и бил, — не соглашался умник. — Я знак имею — победителя социалистического соревнования. Мой портрет не сходил с Доски почета…

Народец в зале начинал шевелиться, и вот кто-то произносил неприязненно:

— Ты б, Васильич, помолчал о своих заслугах. Не перегнулся на колхозном-то, все под себя огребал да на себя тянул…

— А ты, Петлехин, водяру жрал, потому и гол как сокол! — огрызался тот, кого назвали Васильичем.

— Може, и выпивал, но тока тогда, када страды не было. А в страду — из трактора не вылазил. Ты б с мое погорбатил, дак морду таку не наел.

И, чуть помолчав, добавлял, к удовольствию собравшихся:

— Буржуй красномордый…

Возникала перепалка, в которую включались чуть ли не все посельщики. Курицин некоторое время выжидал, потом по своему обыкновению резко поднимал руку. Люди умолкали, а он, четко проговаривая каждое слово, заканчивал встречу:

— Вот я и говорю: в том виде, в каком было сельское хозяйство в советское время, когда один — работал, а другой — тянул одеяло на себя, — нам сегодня ни к чему. Нам сегодня требуются такие формы хозяйствования на селе, где бы и фермеру нашлось дело, и кооперативу, и частнику. Вот вы, Петлехин, к примеру, хотели бы трудиться в кооперативе?

— Ка-анешна… — тянул Петлехин, мало понимая из того, о чем говорил и спрашивал Курицин. — Я б за рычаги трактора хоть счас сел, да колхоза нет больше.

— Не в колхозе, где все — наше и конкретно — ничье, а в кооперативе — хотели бы? — повторял свой вопрос.

— Хотел бы, — уже тверже отвечал Петлехин.

— Такие формы хозяйствования у нас в области уже работают, но я, как будущий мэр, если вы меня изберете, обещаю вам, что в каждой, даже самой маленькой, деревне нашего Присаянского района такие кооперативы будут. И работать в них будут такие подлинные труженики, как сидящий здесь среди вас Петлехин.

При последних словах он резко, всем корпусом повернулся к бывшему механизатору Петлехину и указал на него рукой.

Владимир Белов для интереса раза два побывал на встречах Курицина с народом и уже наедине заметил:

— Ты, Витя, словно родился политиком. Послушал я тебя, и самому захотелось тут же побежать на избирательный участок, чтобы проголосовать немедля. Мэрство у нас в кармане.

— Своей коммуникабельностью, Степаныч, я обязан отцу: выжить при его должности в условиях тридцатых, а затем и сороковых годов и не попасть под 58-ю статью было ой как непросто. Да и мать у меня была не из простушек: дед-то ее был известным в Иркутской губернии купцом, который, как она говаривала, нередко сидел за одним столом с губернатором и прочей знатью.

— Что ж тут и сказать — не знаю. Белая кость в тебе всегда чувствовалась. Но и мы, Беловы, не лыком шиты.

— Это точно, хватка у тебя, Степаныч, крупного западного дельца. Ты нужного тебе человека как бы выслеживаешь, точно зверя в тайге, подготавливая оснастку, подходы, выбирая время, чтобы уж наверняка.

— Так оно и есть: я заранее знаю, куда иду, к кому иду и зачем иду. Заранее определяю для себя тактику и стратегию поведения, где есть место разведке, подготовке, выбору времени и места, средств достижения цели, а также есть место для атаки, где можно развить успех, и отступления в случае неудачи. Короче, как на войне. К сказанному могу добавить: после того как я вплотную занялся бизнесом, постоянно ощущаю себя как бы на войне.

— А ведь это война даже не с существующей властью, это, Степаныч, война со своими земляками.

— Не понял? — глянул на него в упор Белов. — Ты это о чем?

— С властью воевать не надо, ее надо приручать — подачкой, услугой или взяткой. И с властью ты по одну сторону. По другую — твои земляки. И главная твоя задача, как бизнесмена, заставить на себя работать.

— Но ведь можно возить людей вахтовым методом?

— Людям пришлым надо хорошо платить, по-иному не получится. А земляки могут работать за копейки, только надо поставить их в такие условия, при которых им было бы некуда деваться, — это вот по-твоему и называется военными действиями. И здесь хороши все виды оружия, лишь бы достигнуть цель.

— А цель, как известно, — что?.. — Владимир наклонился в сторону приятеля, и в глазах его заиграли веселые огоньки.

— Оправдывает средства, ты это хочешь сказать? — в свою очередь Курицин придвинулся к Белову.

— Вот именно.

— Не знаю. Если следовать твоей логике, то в данном случае надо совсем отказаться от такого устаревшего понятия, как совесть.

Владимир поднялся со стула, зашагал по комнате — были они на момент этого непростого разговора в доме Курицина в Ануфриеве.

— Совесть, совесть… Мне наплевать на совесть, если ее нельзя положить в чулок. Но постой: может, ты уже потерял интерес к выборам?

— На выборы я иду сознательно, — усмехнулся Курицин. — А если бы не пошел?

— Тогда я начал бы тебя шантажировать.

— А я бы нанял киллера и отстрелил тебя.

Белов остановился напротив приятеля, как бы соображая, что ответить, но неожиданно рассмеялся, да так заразительно, что не удержался и Курицин.

В комнату заглянула Катерина Ивановна, Курицин подошел к ней и что-то сказал. Спустя минут пять женщина принесла бутылку водки, рюмки, закуску.

В такие минуты приятели пили, ели в свое удовольствие. Оба трезвенники, «расслаблялись» не спеша, со смаком, выпивали в меру и назавтра не знали похмелья.

Любили и поговорить, причем на этот вечер как бы снимали со своих языков все запреты и говорили с предельными откровением и цинизмом, где доставалось местной власти, чиновникам, райцентровским предпринимателям, коллегам по собственному бизнесу и вообще кому бы то ни было, с кем пересекались их жизненные пути и кто являлся объектом их постоянного внимания. Но если Курицин в чем-то подыгрывал Белову, а зачастую и провоцировал на какие-то резкие выссказывания, то Белов «расслаблялся по полной».

— Недавно, ты знаешь, я ездил на машине в соседнюю область. И пока тащился по ухабам, все думал о том, что нас, сибиряков, словно специально, без суда и следствия, обрекли здесь на медленное вымирание, — прожевывая котлетку, в раздумье говорил Белов. — Но, с другой стороны, нам выходит прямая выгода: пока нет хороших дорог, пока столица снимает сливки с крупных заводов, комбинатов, скважин, нефтепроводов, надо разворачивать свой бизнес здесь. Разворачивать стремительно, с размахом, как можно быстрее нарабатывая капитал. Нам не грозит захват бизнеса более крупными структурами, потому что наши «ооошки» на первый взгляд — не стоящая внимания мелочь, где ни один серьезный экономист не сможет отследить финансовые потоки, а тем более определить их масштабы. Между тем мы можем быть нисколько не беднее иных олигархов из областного центра и в считаные годы, даже месяцы можем выкачать отсюда приличные деньги. И сделаем это без лишнего шума — спокойно и торжественно.