Читаем без скачивания Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он остановился и задрожал от тревожной проницательности взгляда Аллана.
– Если вы хотите знать, – сказал он вдруг, – ужас той ночи на корабле опять овладел мною, в голове моей страшное смятение, в сердце страшная тоска. Я боюсь, как бы с вами не случилось чего-нибудь, если мы не расстанемся, пока не пройдет этот день. Я не могу нарушить обещания, данного вам. Ради бога, освободите меня от него и отпустите назад.
Отговаривать Мидуинтера в эту минуту было совершенно бесполезно. Аллан исполнил его прихоть.
– Выйдем из этого темного и душного места, – сказал Аллан, – и мы поговорим. Вода и открытое небо в десяти шагах от нас. Я ненавижу лес вечером, даже на меня он наводит ужас. Вы чересчур заработались над управительскими книгами. Пойдемте и вздохните свободно на открытом воздухе.
Мидуинтер подумал с минуту и вдруг покорился.
– Вы правы, – сказал он, – а я по обыкновению не прав. Я теряю время и расстраиваю вас без всякой надобности. Какая глупость просить вас отпустить меня? Положим, вы сказали бы «да»?
– Ну? – спросил Аллан.
– Ну, – повторил Мидуинтер, – а что-нибудь остановило бы меня с первого шага, вот и все. Пойдемте.
Они пошли молча к Миру. При последнем повороте тропинки сигара Аллана погасла. Потом он остановился опять зажечь ее, Мидуинтер пошел «вперед и первый вышел на открытую местность. Аллан только что зажег спичку, когда, к удивлению его, друг его вернулся к нему. Света было довольно, чтобы показывать предметы яснее в этой части плантации. Спичка выпала из руки Аллана, когда Мидуинтер подошел к нему.
– Боже! – вскричал он, отступая назад. – У вас такой вид, какой был на корабле!
Мидуинтер молча поднял руку. Он заговорил, дико устремив глаза на лицо Аллана и приложившись своими белыми губами к его уху.
– Вы помните, какой я имел вид, – отвечал он шепотом, – а помните ли, что я сказал, когда вы и доктор разговаривали о сне?
– Я забыл этот сон, – сказал Аллан.
Когда он дал этот ответ, Мидуинтер взял его за руку и повел к повороту тропинки.
– Теперь помните? – спросил он указывая на Мир.
Солнце закатывалось на безоблачном западном небе.
Вода Мира была окрашена пурпуром погасающего света. Открытая местность расстилалась направо и налево, уже покрытая печальной темнотой. На ближайшем краю озера, где прежде всего было пустынно, стояла теперь прямо против заходящего солнца фигура женщины.
Оба Армадэля стояли молча и смотрели на одинокую фигуру и на печальный вид.
Мидуинтер заговорил первый:
– Ваши собственные глаза это видели, теперь посмотрите на ваши собственные слова.
Он подал Аллану описание сновидения, указывая пальцем на строчки, в которых рассказывалось первое видение. Голос его все понижался, когда он повторил слова:
– «Мне показалось, что я остался один в темноте. Я ждал.
Темнота раскрылась и показала мне видение, как в картине: широкий, уединенный пруд, окруженный открытой местностью. Над дальним краем пруда я увидел безоблачное западное небо, покрасневшее от заходящего солнца.
На ближнем краю пруда стояла тень женщины».
Он замолчал, опустил руку, державшую рукопись. Другая рука указывала на одинокую фигуру, стоявшую спиною к ним, напротив заходящего солнца.
– Тут стоит живая женщина вместо тени, – сказал он. – Это первое предостережение сна вам и мне! Пусть в будущий раз мы будем стоять вместе, а вторая фигура, которая будет стоять вместо тени, будет моя.
Даже Аллана заставило молчать странное убеждение, с которым он говорил.
Во время наступившего молчания женская фигура двинулась и медленно пошла по берегу. Аллан вышел из-за деревьев, и первый предмет, представившийся его глазам, был кабриолет из Торп-Эмброза. Он обернулся к Мидуинтеру, засмеявшись с облегчением.
– Какого вздора наговорили вы! – сказал он. – И какой вздор слушал я! Это гувернантка наконец!
Мидуинтер не отвечал. Аллан взял его за руку и хотел вести. Он вдруг вырвался и схватил Аллана обеими руками, не пуская его к женской фигуре у озера, как он не пускал его в каюту корабля. Опять усилие было напрасно, опять Аллан вырвался так же легко, как и в первый раз.
– Один из нас должен поговорить с ней, – сказал он. – И если вы не хотите, то заговорю я.
Только что он сделал несколько шагов к озеру, как услыхал или ему послышался голос, слабо сказавший ему вслед раз, один только раз, слово «прощайте». Он остановился с чувством тревожного удивления и оглянулся.
– Это вы, Мидуинтер? – спросил он.
Ответа не было. Поколебавшись еще с минуту, Аллан вернулся к плантации. Мидуинтер ушел. Аллан оглянулся на озеро, не зная при этом новом непредвиденном случае, что ему делать. Одинокая фигура переменила между тем направление своей прогулки. Она повернулась и шла к деревьям. Она, очевидно, или увидела, или услышала Аллана. Невозможно было оставить женщину одну в таком неприятном положении и в таком уединенном месте. Во второй раз Аллан вышел из деревьев навстречу ей.
Когда он подошел так близко, что мог увидеть ее лицо, он остановился в непреодолимом удивлении. Ее красота, когда она, улыбаясь, посмотрела на него вопросительно заставила его остановиться и слова замереть на губах. Им овладело сомнение: гувернантка ли это?
Он опомнился и, сделав несколько шагов вперед, назвал свое имя.
– Могу я спросить, прибавил он, – не имею ли я удовольствие?..
Дама свободно и любезно докончила его вопрос.
– Гувернантка дочери майора Мильроя, – сказала она, – мисс Гуилт.
Глава X
Предчувствие служанки
Между тем в Торп-Эмброзе все было тихо и спокойно. В холле было пустынно, в комнатах темно. В ожидании часа вечерней трапезы слуги собрались в саду за домом и, скучая, поглядывали на ясное небо и восходящую луну. Все соглашались, что мало было надежды на возвращение компании с пикника до наступления ночи. Высказанное таким высоким авторитетом, как повар, и принятое всеми мнение заключалось в том, что все они могут спокойно сесть и поужинать, нисколько не опасаясь, что трапеза будет прервана звонком. Придя к этому заключению, слуги собрались вокруг стола, и именно в тот момент, когда все уселись, зазвонил звонок.
Швейцар, в недоумении поднявшийся наверх открыть дверь, обнаружил там, к своему удивлению, Мидуинтера, одиноко стоявшего у порога и выглядевшего (по впечатлению того же швейцара) крайне несчастным и больным.
Мидуинтер попросил свечу и, сказав, что ему больше ничего не надо, сразу же удалился в свою комнату. Швейпар вернулся к товарищам-слугам и сообщил, что с другом их хозяина определенно случилась неприятность.
Войдя
