Читаем без скачивания Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз

на травянистые места, где земля не могла выдержать даже тяжесть ребенка над неизведанной глубиной тины и воды. Уединенный коттедж, выстроенный из засмоленных досок, стоял на земле, укрепленный сваями. Маленькая деревянная башня возвышалась на кровле и служила для наблюдений в сезон охоты за птицами. От этого возвышения взору представлялось далекое пространство воды и болот. Если бы житель этого коттеджа лишился своей лодки, он был бы отрезан от всяких сообщений с городом или деревней, как будто его жилище было маяком, а не коттеджем. Ни хозяин, ни его семейство не жаловались на свое одиночество и не казались ни грубее и ни злее от этого. Жена его гостеприимно приняла посетителей в уютной комнатке с бревенчатым потолком и окнами, походившими на окна в каюте корабля. Отец его жены рассказал о тех далеких днях, когда контрабандисты приезжали с моря по ночам, гребя по сети рек обернутыми тряпками веслами, пока не добирались до озер, и прятали в воде бочки со спиртом подальше от береговой стражи. Его маленькие дети играли в гулючки с посетителями, а посетители то входили в коттедж, то выходили из коттеджа, удивляясь и восхищаясь новизной всего виденного ими. Единственный человек, приметивший позднее время, единственный человек, подумавший об улетающем времени и о Пентикостах, оставшихся в лодке, был молодой Педгифт. Этот опытный лоцман Бродсов посмотрел на часы и отвел Аллана в сторону при первом удобном случае.

– Я не желаю торопить вас, мистер Армадэль, – сказал Педгифт-младший, – но время уходит, а дело идет о даме.

– О даме? – повторил Аллан.

– Да, сэр, – подтвердил молодой Педгифт. – О даме из Лондона, которая должна приехать в кабриолете, запряженном пони с белой упряжью.

– Боже! Гувернантка! – вскричал Аллан. – Мы совсем о ней забыли!

– Не пугайтесь, сэр. Времени довольно, если только мы опять сядем в лодку. Мистер Армадэль, мы решили, если вы помните, пить чай на следующем озере у Герля Мира?

– Конечно, отвечал Аллан. – Герль Мир – то место, куда друг мой Мидуинтер обещал приехать к нам навстречу.

– К Герлю Миру приедет гувернантка, сэр, если ваш кучер исполнит мои распоряжения, – продолжал молодой Педгифт. – Нам придется пробираться час между извилинами и поворотами узкого пролива, который называют здесь Зундом, до Герля Мира, и, по моим расчетам, мы должны быть в лодке через пять минут, чтобы поспеть вовремя и съехаться с гувернанткой и вашим другом.

– Мы никак не должны разъехаться с нашим другом, – сказал Аллан, – и с гувернанткой также, разумеется. Я скажу майору.

Майор Мильрой приготовлялся к эту минуту влезть на деревянную башню посмотреть на вид. Всегда полезный Педгифт вызвался идти с ним и дать все необходимые местные объяснения в половину того времени, которое употребил бы хозяин коттеджа на описание своих окрестностей постороннему.

Аллан остался перед коттеджем, спокойнее и задумчивее обыкновенного. Его разговор с молодым Педгифтом напомнил ему отсутствующего друга в первый раз во время этой поездки. Аллан удивился, что Мидуинтер, о котором он так много думал всегда, теперь совсем вышел у него из памяти. Что-то взволновало Аллана, подобно упреку совести, когда его мысли обратились к верному другу, оставшемуся дома и прилежно трудящемуся над управительскими книгами для его интересов и для него.

«Милый товарищ, – думал Аллан. – Я так буду рад видеть его в Мире. Удовольствие этого дня не будет полно, пока он не присоединится к нам!»

– Ошибусь я или нет, мистер Армадэль, если угадаю, что вы думаете о ком-то? – тихо спросил голос позади Аллана.

Он обернулся и увидел возле себя дочь майора. Мисс Мильрой, не забыв нежного свидания, происходившего за коляской, приметила своего поклонника, задумчиво стоящего одного, и решилась доставить ему новый случай, пока ее отец и молодой Педгифт стояли на башне.

– Вы знаете все, – отвечал Аллан, улыбаясь. – Я думал о ком-то.

Мисс Мильрой украдкой посмотрела на него: взгляд ее ободрял его говорить. В голове мистера Армадэля могло быть только одно существо после того, что произошло между ними в то утро. Воротить его к прерванному разговору об именах будет истинным милосердием.

– Я тоже думала о ком-то, – сказала миссис Мильрой, и вызывая, и отталкивая признание. – Если я скажу вам первую букву имени моего кого-то, вы мне скажете первую букву вашего?

– Я скажу вам все, что вам угодно, – отвечал Аллан с энтузиазмом.

Она кокетливо отступала от того самого предмета, к которому желала приблизиться.

– Скажите мне прежде вашу букву, – сказала она тихо, не смотря на него.

Аллан засмеялся.

– Моя первая буква «М», – сказал он.

Она вздрогнула. Страшно было, что он думал о ней по фамилии, а не по имени, но это было все равно, если только он думал о ней.

– А ваша буква? – спросил Аллан.

Она покраснела и улыбнулась.

– «А», если уж вы непременно хотите знать! – отвечала она шепотом и неохотно.

Она еще раз украдкой посмотрела на него и с наслаждением откладывала блаженство признания.

– Сколько слогов в этом имени? – спросила она, застенчиво чертя узоры по песку своим зонтиком.

Никакой мужчина, хоть сколько-нибудь знающий женщин, не был бы так опрометчив в положении Аллана, чтобы сказать ей правду. Аллан, не знавший совершенно женской натуры и говоривший правду, сплошь да рядом отвечал, точно на допросе в суде:

– Это имя состоит из четырех слогов.

Потупленные глаза мисс Мильрой сверкнули на него, как молния.

– Из трех! – повторила она с изумлением.

Аллан был так простодушен, что даже теперь не понял предостережения.

– Я знаю, что я не мастер различать слоги, – сказал он со своим добродушным смехом, – но не думаю, чтобы я ошибался, разделяя имя Мидуинтера на четыре слога. Я думал о моем друге… Но оставим мои мысли. Скажите мне, кто «А». Скажите мне, о ком думали вы?

– О первой букве в азбуке, мистер Армадэль, и я решительно не скажу вам ничего больше.

С этим уничтожающим ответом дочь майора ушла к лодке.

Аллан окаменел от изумления. Если бы мисс Мильрой дала ему пощечину (и нельзя отрицать, что она мысленно имела это намерение), он едва был бы больше изумлен.

«Что такое я сделал? – спрашивал он себя с отчаянием, когда майор и молодой Педгифт подошли к нему и все трое отправились к берегу. – Желал бы я знать, что теперь она мне скажет».

Она не сказала решительно ничего, она даже не взглянула на Аллана, когда он садился в лодку. Она сидела, с глазами, более блестящими, и с румянцем, более ярким, чем обыкновенно, принимая глубокое участие в выздоровлении пастора, в расположении духа миссис Пентикост,