Читаем без скачивания Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Продолжайте кто-нибудь! – закричала миссис Пентикост. – Повторяю вам, я обожаю музыку. Для нас этого мало, не так ли, Сэмми?
Пастор Сэмюэль не отвечал. Несчастный имел свои причины, не в груди, а несколько ниже, чтобы молчать среди всеобщей веселости и всеобщих похвал. Увы! Даже материнская любовь подлежит человеческим недостаткам. Будучи уже обязан своей превосходной матери, пастор Сэмюэль был теперь ей обязан расстройством желудка.
Однако никто еще не приметил признаков внутреннего переворота на лице пастора. Все упрашивали друг друга петь. Мисс Мильрой обратилась к хозяину праздника.
– Спойте что-нибудь, мистер Армадэль, – сказала она. – Мне было бы приятно послушать вас.
– Только начинайте, – прибавил веселый Педгифт. – Вы увидите, как вам легко будет продолжать.
– Очень рад, – сказал Аллан со своим обыкновенным добродушием. – Я знаю множество мелодий, но вечно забываю слова. Не знаю, вспомню ли я Мурову мелодию? Моя бедная матушка любила учить меня Муровым мелодиям, когда я был мальчиком.
– Чьим мелодиям? – спросила миссис Пентикост. – Муровым? Ага! Я знаю наизусть Тома Мура.
– Может быть, в таком случае вы поможете, если память изменит мне, – отвечал Аллан. – Я выберу самую легкую мелодию во всей коллекции. Если вы позволите мне, «Беседка Эвелины».
– Мне знакомы национальные мелодии английские, шотландские и ирландские, – сказал Педгифт-младший. – Я буду аккомпонировать вам, сэр, с величайшим удовольствием.
Он сел верхом на крышу каюты и начал музыкальную импровизацию, изумительную для слуха – смесь плясового напева с похоронным.
– Начинайте же, сэр! – сказал Педгифт-младший с самоуверенной улыбкой.
Миссис Пентикост подняла свой рожок, а Аллан запел:
– О! Плачь о том часе, когда в беседку Эвелины…
Аллан остановился, аккомпанемент остановился, слушатели ждали.
– Странно! – сказал Аллан. – Следующая строчка так и вертится у меня на языке, а вспомнить не могу. Я опять начну, если вы позволите. О! Плачь о том часе, когда в беседку Эвелины…
– Владелец долины с ложными обетами вошел, – подсказала миссис Пентикост.
– Благодарю вас, – сказал Аллан. – Теперь я буду продолжать. О! Плачь о том часе, когда в беседку Эвелины владелец долины с ложными обетами вошел. Луна ярко сияла…
– Нет, – перебила миссис Пентикост.
– Извините, так, – возразил Аллан. – Луна сияла ярко…
– Луна ничего подобного не делала, – перебила миссис Пентикост.
Педгифт-младший, предвидя спор, продолжал аккомпанировать sotto voce.
– Собственные слова Мура, – сказал Аллан. – Так написано в тетради моей матери, где списаны стихи Мура.
– В тетради вашей матери были ошибки, – возразила миссис Пентикост. – Ведь я вам говорила, что наизусть знаю Тома Мура.
Миротворная концертина Педгифта-младшего все пела и стонала в минорном тоне.
– Что же делала луна? – с отчаянием спросил Аллан.
– То, что луна должна была делать, сэр, или Том Мур никогда не написал бы этого, – возразила миссис Пентикост. – Луна скрыла свой свет в эту ночь и плакала за облаками над стыдом девицы! Я желала бы, чтобы этот молодой человек перестал играть, – прибавила миссис Пентикост, выливая свое возрастающее негодование на Густа-младшего. – Уж для меня довольно его музыки: он прожужжал мне уши.
– Я очень этим горжусь, – сказал незастенчивый Педгифт. – Вся наука музыки состоит в том, чтобы жужжать в ушах.
– Чем прибегать к аргументам, – спокойно сказал майор Мильрой, – не лучше ли мистеру Армадэлю продолжать петь?
– Продолжайте, мистер Армадэль, – прибавила дочь майора. – Продолжайте, мистер Педгифт.
– Один не знает слов, другой не знает музыки, – сказала миссис Пентикост. – Пусть их продолжают, если могут.
– Очень жалею, что не оправдываю ваших ожиданий, – сказал Педгифт-младший. – Я готов продолжать. Ну, мистер Армадэль!
Аллан раскрыл рот, чтобы продолжать неконченную песню с того места, где он остановился, но вдруг пастор вскочил, весь бледный, судорожно прижимая руку к средней части жилета.
– Что такое с вами? – спросило хором все общество.
– Я чрезвычайно нездоров, – сказал пастор Сэмюэль.
На лодке поднялась суматоха. «Беседка Эвелины» замерла на губах Аллана, и даже концертина Педгифта замолкла наконец. Тревога оказалась бесполезной. Сын миссис Пентикост имел мать, а у этой матери был мешок. В две минуты медицинское искусство заняло место, оставленное вакантным во внимании публики музыкальным искусством.
– Потри потихоньку, Сэмми, – сказала миссис Пентикост. – Я выну склянку и дам тебе лекарство. Это его бедный желудок, майор. Подержите кто-нибудь мой рожок и остановите лодку. Нили, душечка, возьмите эту склянку, а вы эту, мистер Армадэль, и подайте мне, когда они мне понадобятся. Ах, бедняжка! Я знаю, что с ним: недостаток силы. Здесь, майор, холод, кислота, слабость. Инбирь согревает его, сода поправляет, летучая соль подкрепляет. Вот, Сэмми, выпей, а потом поди и ляг, друг мой, в этой конуре, которую называют каютой. Не надо больше музыки, – прибавила миссис Пентикост, грозя пальцем владельцу концертины. – Разве гимн. На это я согласна.
Никто не казался расположен петь гимн, и находчивый Педгифт предложил новую идею. Лодка переменила направление, через несколько минут общество очутилось в маленьком заливе у острова, на конце которого была уединенная хижина, целый лес тростника замыкал вид вокруг.
– Что вы скажете, милостивые государыни и милостивые государи, не выйти ли на берег и не посмотреть ли на эту хижину? – спросил молодой Педгифт.
– Мы, разумеется, согласны, – отвечал Аллан. – Я думаю, что мы несколько приуныли от болезни мистера Пентикоста и мешка миссис Пентикост, – прибавил он шепотом мисс Мильрой. – Нам именно нужна перемена такого рода.
Он и молодой Педгифт помогли мисс Мильрой выйти из лодки, потом вышел майор. Миссис Пентикост сидела неподвижно, как египетский сфинкс, с мешком на коленях и стерегла Сэмми в каюте.
– Мы должны еще продолжить наши удовольствия, сэр, – сказал Аллан, помогая майору сойти из лодки. – Мы еще и вполовину не кончили удовольствий этого дня.
Его голос придавал такую прекрасную искреннюю уверенность его добрым намерениям, что даже миссис Пентикост услыхала его и покачала головой зловещим образом.
– Ах! – сказала со вздохом мать пастора. – Если бы вы были так стары, как я, вы не были бы так уверены в удовольствиях этого дня.
Опрометчивость молодости останавливала осторожная старость. Отрицательное воззрение, самое здравое во всем свете, и пентикостская философия вообще всегда бывает права.
Глава IX
Судьба или случай
Было около шести часов, когда Аллан и его друзья вышли из лодки, и вечернее влияние уже проявлялось в своей таинственности и тишине над уединенными озерами.
Берег в этих диких областях не походил ни на какие другие берега. Земля в саду перед коттеджем, как ни казалась тверда на вид, подавалась и просачивалась под ногами. Лодочники, провожавшие приезжих, предостерегали их, чтобы они не сходили с тропинки, и указали сквозь просеки тростника и ив
