Читаем без скачивания Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе понравилась поездка, Сэмми? – спросила старушка. – Прекрасное местоположение, не правда ли?
Молодой Педгифт, на которого пали все хлопоты этой поездки, суетился и давал приказания лодочникам. Майор Мильрой, бесстрастный и терпеливый, сидел поодаль на перевернутом плоту для починки судов и тайком смотрел на часы. Неужели уже полдень прошел? Уже второй час. В первый раз после многих лет знаменитые часы пробили в пустой мастерской. Время подняло свою удивительную косу, и капрал с рядовыми сменил часового, а глаза мастера не следили за их подвигами, и рука мастера не поощряла их. Майор вздохнул, положив часы в карман.
«Я боюсь, что я уже устарел для всего этого, – подумал добрый майор, задумчиво осматриваясь вокруг. – Я не нахожу, чтобы я наслаждался этим так много, как я думал. Когда мы сядем в лодку, желал бы я знать? Где Нили?»
Нили – собственно говоря, мисс Мильрой – стояла позади коляски с хозяином пикника. Они были погружены в интересное рассуждение о их собственных именах, и Аллан так был близок к предложению своей руки, как только это возможно для легкомысленного двадцатидвухлетнего с молодого человека.
– Скажите мне правду, – говорила мисс Мильрой скромно потупив глаза в землю, – когда вы узнали, как меня зовут, вам не понравилось мое имя?
– Мне нравится все, принадлежащее вам, – энергично возразил Аллан. – Я нахожу, что Элинор прелестное имя, а между тем, не знаю почему, мне кажется, что майор сделал его еще прелестнее, переменив его в Нили.
– Я вам скажу почему, мистер Армадэль, – продолжала дочь майора очень серьезно. – Есть такие несчастные люди на свете, имена которых, как бы мне выразиться, совсем не идут к ним. Я не осуждаю моих родителей, потому что, разумеется, невозможно было узнать, когда я родилась, какой я вырасту. Но теперь я и мое имя совсем не идем друг к другу. Когда вы слышите, что молодую девицу зовут Элинор, вам тотчас представляется высокое, прекрасное, интересное существо – совершенная противоположность со мной! С моей наружностью Элинор звучит смешно, а Нили, как вы сами заметили, как раз кстати. Нет, нет, не говорите ничего больше! Мне это надоело. У меня в голове есть другое имя, если мы уже говорим об именах, о котором гораздо более стоит говорить, чем о моем.
Она украдкой бросила на своего собеседника взгляд, довольно ясно говоривший: это имя ваше. Аллан сделал шаг ближе к ней и понизил голос (без малейшей необходимости) до таинственного шепота. Мисс Мильрой опять начала рассматривать землю; она смотрела на нее с таким необыкновенным интересом, что геолог мог бы подозревать ее в ученом кокетстве с поверхностным слоем.
– О каком имени думаете вы? – спросил Аллан.
Мисс Мильрой сделала ответ в виде замечания поверхностному слою и предоставила ему поступить с ним в качестве проводника звука.
– Если бы я была мужчиной, – сказала она, – я хотела бы, чтобы меня звали Алланом!
Она чувствовала, что глаза Аллана устремлены на нее, и, отвернувшись, погрузилась в созерцание коляски.
– Как это прекрасно выкрашено! – воскликнула она. – Желала бы я знать, как они это делают?
Мужчины настаивают, и женщины уступают. Аллан не захотел перенести предмет разговора от любви к экипажам. Мисс Мильрой замолчала.
– Зовите меня по имени, если оно вам нравится, – шепнул он просительно. – Назовите меня Аллан хоть раз, чтобы попробовать.
Она колебалась, с румянцем на щеках и очаровательной улыбкой, и покачала головой.
– Я еще не могу, – отвечала она тихо.
– А я могу назвать вас Нили? Или это слишком скоро?
Она опять взглянула на него с внезапным проблеском нежности в темно-серых глазах.
– Вы сами знаете лучше, – шепнула она слабым голосом.
Неизбежный ответ чуть не сорвался с языка Аллана. В ту самую минуту, когда он раскрыл губы, пронзительный тенор Педгифта-младшего раздался в спокойном воздухе.
– Мистер Армадэль! – звал он.
В ту же минуту с другой стороны коляски зеленые очки пастора Сэмюэля услужливо показались в поисках Армадэля, и голос его матери (чрезвычайно проворно соединившей воду с внезапным движением в обществе) рассеянно спрашивал, не утонул ли кто-нибудь? Чувство улетает, а любовь дрожит при всяких шумных демонстрациях. Аллан сказал: «Черт побери!» – и пошел к молодому Педгифту. Мисс Мильрой вздохнула и подошла к отцу.
– Я все устроил, мистер Армадэль! – вскричал Педгифт, весело встречая своего клиента. – Мы все вместе можем ехать по воде: я достал самую большую лодку. Маленькие ялики, – прибавил он тихим тоном, спускаясь со ступеней набережной, – кроме того, что легко опрокидываются, не могут поместить более двух человек с лодочником, а майор сказал мне, что он считает своей обязанностью ехать с дочерью, если мы все поедем в разных лодках. Я думал, что это не годится, сэр, – продолжал Педгифт-младший, почтительно сделав легкое ударение на слове «это». – И кроме того, если бы мы посадили старую даму в ялик с ее тяжестью, она была бы по пояс в воде. Вот лодка, мистер Армадэль. Что вы думаете о ней?
Лодка еще увеличила странные предметы, являвшиеся на озерах. Это было не что иное, как старый спасательный бот, проводивший свои преклонные лета над гладкой пресной воде после бурных дней молодости, проведенных в море. Уютная каюта для птицеловов в зимнее время была устроена в середине лодки, и мачта с парусом стояла впереди. Места было довольно для гостей, для обеда и для трех лодочников. Аллан одобрительно потрепал по плечу своего верного наместника, и даже миссис Пентикост, когда все общество расположилось в лодке, стала смотреть на пикник со сравнительно веселой точки зрения.
– Если что случится, – сказала старушка, обращаясь ко всему обществу вообще, – для всех нас есть одно утешение – сын мой умеет плавать.
Лодка выплыла из залива на спокойную поверхность озера, и вся красота местоположения представилась взорам.
К северу и западу, когда лодка была уже на середине озера, низменный берег оказался весь в солнечном сиянии, окаймленный темнеющими в некоторых местах рядами низких деревьев и застроенный там и сям в открытых местах ветряными мельницами и коттеджами с камышовыми кровлями. К югу водяная скатерть постепенно суживалась в группу островков, замыкавших вид, а к востоку длинная извилистая линия тростника следовала за извилинами озера и примыкала к островам. Летний воздух был так чист и прозрачен, что единственное облачко на небе было оставлено пароходом, проходившим за три мили на невидимом море. Когда голоса разговаривавших в лодке замолкали, не слышалось ни малейшего звука, кроме легкого шума, производимого
