Читаем без скачивания На шипах - Алексей Александрович Нескородов

– На каких фронтах?

– В первую очередь на футбольных. Ты, как никто другой, подходишь на должность капитана команды. Преданный клубу опытный вожак, которого уважает даже Хохол. Я накуплю игроков, создам условия, да и сделаю все что нужно, что бы победа была за нами.

– Да я в курсе. – Пошутил я. – Мы уже кое-что сделали с авансом на будущий год.

– Ты про тот матч, где вы чуть-чуть подыграли сопернику по моей просьбе? Забудь. Не будет вам от них поблажек.

– Так зачем мы тогда это сделали?

– Потому что так было надо. За тем клубом стоят серьезные ребята из Ленинграда и они кое-что пообещали мне взамен, что куда ценнее вшивых шести очков, которые вы и так возьмете, если никто не будет филонить. Собственно об этом я и хотел с тобой поговорить.

За спонтанным завтраком Сафонов рассказал мне о планах выдвигаться в депутаты областной думы. Серьезные намерения по продвижению бизнеса толкали его на решительные меры и он хотел, чтобы я стал частью его новой команды.

– Я хочу, чтобы ты стал моим доверенным лицом. – Сказал он, пытаясь прожевать кусок прожаренного мяса.

– И что для этого нужно?

– Представлять меня на всех возможных медийных площадках. Ты парень ровный, уважаемый, тебя все знают. Совесть у тебя чиста, да и язык подвешен. Вместе мы далеко пойдем.

– Даже не знаю. – Ответил я. – Я никогда не любил политику и ничего в ней не понимаю.

– Да и не надо в ней ничего понимать. Ты думаешь, что они сами в ней что-нибудь понимают? Кому это вообще надо. Ты просто бери и делай. Одних денег мало, для их подпитки нужна власть и чем ее больше, тем лучше. Мандат депутата откроет для нас неограниченные возможности, сделает ближе к телу и позволит не бояться всякого мусорского беспредела. Да чего далеко ходить, без этой корочки мы не сможем сделать наш город лучше и поднять страну с колен. Ты со мной?

Я колебался. С одной стороны стоял Марсель с долгом, который я перед ним не закрыл, с другой Пегас, втягивающий меня в новую авантюру. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Он испытующи сверлил меня взглядом, требуя дать ответ. Так и не дождавшись его, он продолжил:

– Понятно, что ты не любишь политику! Я тоже ее не люблю. Но это единственное, чего я не люблю, но должен делать, для того, чтобы идти вперед. Твоя честность мне импонирует, но всему свое место. Добро или зло, честность, правильность, справедливость – все это условности, придуманные твоей фантазией. Это трусость, обернутая в красочную упаковку, которой ты кичишься прикрывая слабость. Без риска и смелости ты так и останешься на задворках человечества. Жизнь несправедлива и с этим нужно смириться. Не бороться, а принять как должное и играть исключительно по этим правилам. Ну или как минимум, понять, что правил толком-то и нет. Будешь стоять на месте – утонешь.

Его речи наводили тоску. Они рушили фундамент моего оптимизма, сводя на нет, все попытки верить в лучшее. Неужели в мире правит зло? Неужели нельзя быть успешным и свободным, оставаясь с чистой совестью? Зачем этот агрессивный подход? Он требовал от меня ответа, но я продолжал молчать, затыкая рот глотками холодного пива.

– В чем утону? – Все-таки спросил я.

– В дерьме! – Крикнул он, продолжая свое наступление. – Представь, что вся жизнь это сплошной потоп. Как в библии. Только вместо воды, мы тонем в дерьме. И что бы не захлебнуться, в нем, нужно постоянно лезть ввысь к вершине горы Арарат. Ною повезло, у него был Ковчег. У меня же его нет. А тот, который имеется уже под завязку набит разными тварями, имеющими деньги и власть. Поэтому мне, простому челябинскому пацану ничего не остается, как карабкаться вверх, не брезгуя грязи. Сдирая ногти об острые камни, по чужим головам, ценою их скальпов придется ползти, чтобы не захлебнуться в дерьме. Ты говорил что-то о совести? Как только она спросит тебя, заставит остановиться и поддаться сомнению, другой более расторопный наступит на тебя грязным ботинком, вдавив голову в серую жижу. Жизнь это постоянная гонка с дерьмом, которое неизменно тебя настигнет, как только ты остановишься. Твоя совесть не более чем трусость. Остановишься ты и по тебе пройдутся другие, оставив наедине с говном.

– Ну не знаю. – Сомневался я, не рискуя перечить напрямую. Его философия была мне чужда. – Так можно и устать.

– Рано или поздно все устанут. И на этот случай у меня есть билет на ковчег. – Он распахнул удостоверение, где рядом с его фотографией было написано: Всероссийская политическая партия «Великая Россия».

– Что это? – Спросил я.

– Это партия «Великая Россия». Все, кто хочет быть великим, вступают в ее ряды, формируемые самим президентом.

– И что это за партия?

– Партия лжецов и подлецов, только и думающих о том, как ограбить дураков, называющихся народом. Собственно, как и все другие партии.

– Я не понял. Ты себя считаешь лжецом и подлецом?

– Нет! Я прагматик.

На мгновение он замолчал и с хищным аппетитом накинулся на лежащий на столе кусок мяса. Я тоже продолжал жевать, пытаясь переварить не только пищу, но и его слова. Уж больно горяч он сегодня, что даже страшно ему отказывать.

– Так вот, наш вояж в депутаты это прямой путь на ковчег. Когда ты наконец можешь немного расслабиться и передохнуть, не переживая, что тебя накроет дерьмом. Только не долго. Ведь правда в силе, брат. Жизнь – это джунгли, здесь кто сильнее, тот и прав. Нельзя расслабляться. Так устроен наш мир. Молодые львы грызут стариков, занимая их место. Пока ты силен, ты царь джунглей. Проблема в том, что рано или поздно ты ослабнешь и молодые шакалы вцепятся тебе в шею и высосут всю кровь. Чтобы этого не было умные люди придумали закон. Ты, глупый, думаешь, что закон призван защищать тебя. Нет закон нужен для того, чтобы когда они потеряют свою силу, он защищал их. Те, кто выжили в боях девяностых уже облачились в деловые костюмы, нацепили депутатские значки и обзавелись партийными билетами. Теперь они не гопота какая-то а настоящая власть, защищенная буквой закона. Вот и мы не дураки, идем тем же путем. Будешь с нами не пропадешь. У нас большое будущее и великие дела!

– Да уж. Дела действительно великие, вот только я для них не очень подхожу. – Ответил я, чуть не поперхнувшись блюдом.

– Почему?

– Я не