Читаем без скачивания Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам - Эдуард Филатьев

Финальное действие развернулось в победный марш нечистых и парад всех участников спектакля под гром «Интернационала», подхваченного всей многоязычной аудиторией. «Мистерия-буфф» и на чужом языке стала революционным народным спектаклем.

Маяковского долго вызывали. Наконец, он вышел на середину арены, с какой-то совершенно несвойственной ему неловкостью сдёрнул кепку и поклонился представителям всего земного шара, о судьбе которых он только что рассказал».

Часть третья

Огепеушивание бунтарей

Глава первая

Появление Айседоры

Лето 1921-го

1 июля Театр РСФСР Первый давал пятидесятое представление спектакля «Мистерия-буфф» (того, что шло на русском языке). Газета «Правда» сообщила:

«По окончании юбилейного спектакля состоится чествование героев труда, участвовавших во всех 50-ти спектаклях, и будут произнесены приветственные речи В.Маяковского, В Мейерхольда, В.Бебутова».

Работники театра в этот день избрали Маяковского «героем труда».

Что же касается представления, которое предназначалось для иностранцев, то Маяковский написал (в статье «Только не воспоминания…»), что оно шло…

«… три раза феерическим зрелищем на немецком языке в цирке, в дни Третьего конгресса Коминтерна.

И это зрелище разобрали на третий день – заправилы цирка решили, что лошади застоялись».

3 июля Фёдор Раскольников, Лариса Рейснер и сопровождавшие их лица прибыли в самую южную точку России – в посёлок Кушку. Вскоре оттуда вышел караван, составленный из афганских коней. До Кабула, столицы Афганистана, было тридцать пять дней долгого и почти для всех непривычного караванного пути. Многие страдали от приступов тропической лихорадки.

Лев Никулин:

«Лариса Михайловна сама чуть не умерла на Хезарийской дороге от пятидневного приступа малярии».

Но Рейснер старалась поддерживать у всех, кто двигался в Кабул, оптимизм. Лев Никулин описал случай, когда однажды их каравану встретился мулла со слугой. И оба замерли от изумления:

«… прямо на них ехало существо, женщина в сапогах и мужских шароварах и шляпе со звездой и пела непонятные песни, и рядом гарцевали, ухали и свистели, и приплясывали, и орали песни невиданные люди… И это было в сердце Афганистана, в пятистах километрах от Кабула, в ста километрах от человеческого селения. Лариса Михайловна увидела сумасшедшие глаза муллы и зияющий, как пропасть, рот и оценила комизм положения… Для них не было сомнений: они увидели шайтанов и демонов».

В это время живший в Вологде поэт Алексей Ганин издал там поэму с невероятным для той поры названием – «Звёздный корабль».

А газета «Правда» (в номере от 26 июня) впервые официально оповестила читателей о разразившемся в стране голоде. Тогда голодало около 25 миллионов человек.

В начале июля патриарх Московский и Всея Руси Тихон прочёл в храме Христа Спасителя «Воззвание о помощи голодающим», после чего обратился к папе Римскому, архиепископу Кентерберийскому и к епископу Северо-Американских Соединённых Штатов:

«Помогите стране, помогавшей всегда другим! Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода!»

Алексей Максимович Горький тоже написал обращение о помощи. Он назвал его «Ко всем честным людям». И разослал в крупнейшие газеты Запада.

16 июля 1921 года Фёдор Раскольников, его жена и сопровождавшие их лица прибыли в Кабул и прочли в местных газетах, что голод в России – это бич божий, покаравший большевиков.

В тот же день (16 июля) в Кремле проходило очередное заседание политбюро ЦК РКП(б). Присутствовали Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев и Молотов, а также члены Центрального Комитета партии: Бухарин, Калинин, Шляпников, Рыков и Радек. Было принято решение об эвакуации в Сибирь ста тысяч голодающих Поволжья.

Шестым номером повестки дня стоял вопрос, не менее важный для большевиков: о месте расположения очередного концентрационного лагеря (у чекистов, затеявших возведение концлагеря под Ухтой, что-то не заладилось). Суть дела докладывал член Президиума ВЧК Вячеслав Рудольфович Менжинский. Политбюро постановило:

«6. Утвердить предложение ВЧК о замене Ухты лагерем под Холмогорами».

За 1920–1923 годы количество концлагерей в стране возросло с 84 до 315.

Но ни о голоде, ни о концентрационных лагерях, конечно же, почти ничего не знала танцовщица Айседора Дункан, собравшаяся в июле 1921 года приехать в страну Советов.

Визит иностранки

В первый раз Дункан гастролировала в России в самом начале 1905 года. Поезд, который вёз её в Петербург, из-за снежных заносов опоздал на двенадцать часов и прибыл в город на Неве на рассвете. Танцовщицу никто, конечно же, не встречал, и она на извозчике отправилась в гостиницу «Европа». В книге «Моя жизнь» Айседора потом написала:

«Я была совсем одна в пасмурном русском рассвете, когда внезапно увидела зрелище, равносильное по своему ужасу любому, созданному воображением Эдгара Аллана По.

Я увидела на некотором расстоянии длинную процессию. Мрачную и печальную. Она приближалась. Один за другим шли нагруженные люди, согнувшись под своим грузом – гробами».

Это были похороны жертв «кровавого воскресенья», 9 января. Дункан приехала в столицу России на следующее утро. И она написала о том, какие чувства охватили её:

«Слёзы струились по моему лицу и замерзали на щеках, пока печальная, бесконечная процессия проходила мимо. Но отчего же их хоронили на рассвете? Оттого, что среди дня похороны могли вызвать революцию. Слёзы сжимали моё горло. С беспредельным негодованием я смотрела на несчастных, убитых горем рабочих, которые несли своих замученных товарищей…

Если бы я никогда не увидела этого, вся моя жизнь сложилась бы иначе. Там, перед этой казавшейся бесконечной процессией, перед этой трагедией, я поклялась посвятить себя служению народу, угнетённым. О, какими же незначительными и напрасными казались мне сейчас все мои личные желания и страдания! Как бесполезно моё искусство, если оно не могло ничем здесь помочь!»

У Айседоры Дункан начались выступления в Петербурге. Писатель Максимилиан Волошин написал тогда, что она…

«… танцует всё то, что другие люди говорят, поют, пишут, играют и рисуют. Музыка претворяется в ней и исходит из неё… Ничто не может так потрясти душу, как танец».

Поэт Андрей Белый:

«Она – о несказанном. В её улыбке была заря. В движениях тела – аромат зелёного луга. Складки туники, точно пурга, бились венными струями, когда отдавалась она пляске вольной и чистой».