Читаем без скачивания Музыкальный приворот. По ту сторону отражения - Анна Джейн

Господи, не хочу ничего о нем знать. Пожалуйста, пусть он меня не увидит.

– Не говори, что я здесь была и все узнала! – испуганно прокричала я и почувствовала себя настоящим кроликом, за которым объявили охоту господа тигры. – Фил, прошу тебя, не говори, что я знаю насчет его игры! Хочешь, – вдруг вспомнился мне печальный опыт Алины, – я на колени встану?

Гитарист такой перспективы явно испугался. В глазах явственно промелькнуло сострадание – не жалость, а именно человеческое сострадание.

– Нет, что ты, Катенька! – воинственно отозвался парень. – Я не скажу! Я думаю, это будет справедливо. Пусть будет, как ты хочешь. Тогда пошли быстрее, тебе нужно покинуть студию до тех пор, пока Кей и Рэн не выйдут из лифта. Они уже в здании.

Я кивнула, и мы почти побежали. По пути встретили Андрея, но он меня не узнал, продолжал раздавать какие-то ценные указания по поводу мониторов на сцене. Мне иногда вообще кажется, что парень работает больше всех остальных здесь.

Точно. Остальные играют в запретные игры.

Да уж. Уродливые игры. Только бы успеть, не встретить его!

И мы едва успели. Потому, как только я и медвежонок забежали за угол широкого коридора, покинув студию, двери лифта почти бесшумно распахнулись, и я услышала шаги, голос Кея и смех Рэна.

– Мне пора, ты найдешь дорогу? – шепнул мне Фил. Я кивнула.

– Не отчаивайся, Катя. Ты сможешь обрести то, к чему стремишься.

Я снова кивнула. Кролик, отчаянно прижимающий уши к голове, станет тигром. Я отойду от этого и отомщу Кейтону, а потом сотру его из памяти.

Филипп забавно сжал оба кулака, словно говоря мне: «Вперед, Катька!» и, еще раз внимательно на меня посмотрев, вышел к одногруппникам.

– Ты что там лазаешь? – тут же насмешливо сказал ему брат, забыв поприветствовать.

– Гуляю, – как можно более равнодушно ответил Фил. – Жду тебя, опоздавший.

– Это ты раньше приперся, малыш, – тут же отреагировал его близнец. – Я тебе сто раз это говорил.

– Не дыши на меня перегаром! – тут же потребовал Филипп.

– Не дыфи на меня пефегавом, – передразнил его, по обыкновению, братишка, – а чем на тебя дышать? Твоим любимым одеколоном? Прости, я еще не опустился до той степени, когда хлебают одеколоны.

– Здорово, – услышала я спокойный голос Кея, решившего поздороваться с гитаристом в отличие от Рэна. Сердце мое непроизвольно сжалось. Он тут, он рядом, он здесь. Что же ты сделал со мной, Кейтон?

Кейтон – два козла в одном.

Ты разодрал мое сердце на две равные половинки и забрал клей. Как же мне теперь соединить их воедино? И почему из-за тебя на моем сердце должен быть шрам?

– Кей, мне нужен Келла. Где он, не подскажешь? – тут же спросил Фил. – Он мои новые медиаторы куда-то дел.

– Подскажу, – усмехнулся он, – он уехал на пару дней со своей королевой.

Ах, да, они на своем теплоходе, играют в игру «кто кого обманет» и одновременно в «выиграть наследство тети Эльзы».

– А твоя королева? Игра идет? – вдруг спросил Рэн. – Водишь девочку за прелестный носик?

– Пошлите уже, – тут же занервничал Филипп – и я понимала его. Он знает, что я все слышу. Благородный… Я думала, что Арин тоже благородный.

Ага, как влюбленный вампир из книжки.

– А что моя королева? – слегка удивился блондин. Их голоса слышались хуже и хуже – парни уходили.

– Она все еще любит маленького мальчика Антошика? – радостно спросил старший близнец. Вот еще один сын козла. Тебе-то какая разница?

– Любит, – серьезно отозвался солист «На краю». – Она любит глупого стремного Антона. Яркий и крутой я ей не в кассу. – Особенно выделил он местоимение «я» в этой фразе.

– Можно подумать, Антон – это не ты! – засмеялся пришедший с Кеем близнец. – Может быть, тебе стоит провести с девочкой ночку? Свечи, цветы, белоснежные простыни – романтика и все такое. Малышки ее типажика на это ведутся. Тогда Кей не будет в пролете.

– Может быть, – в голосе солиста «На краю» появилось предостережение, словно он не хотел продолжать эту тему.

– Девочки же любят, когда ты с ними играешь в романтику, а? – засмеялся Рэн.

– Любят.

Любят. Девочки всегда кого-то любят.

Мне, совершенно не в тему, захотелось обнять Антона, потому что мое тело вспомнило, что оно чувствовало, когда он был рядом. Только моя обида, стремление прятаться и выжидать, а также почти священная злость оказались намного, намного сильнее этого чувства, и почти тут же затушили его. Во мне полыхал целый пожар, сжирая все светлые мысли относительно какой-то там никчемной любви и прочего вранья.

Обнять? Не-е-е, прошло то время, когда я хотела тебя обнять, малыш. Если только обнять, а потом задушить голыми руками, мерзкого удода! Да как он смел мне врать! Я – не игрушка. Я – живой человек.

Томас, наверное, был не прав в том, что нет только плохого и только хорошего. Кей – только плохое. Да какое там синее и красное – в нем мирно сосуществует лишь два оттенка черного: самый черный и чернее ночи!

– Она милашка – я люблю таких, – продолжал разглагольствовать Рэн, но я почти не слышала парня. – Я ж не зря говорил, что она хорошая девочка. Скромная и наивная – а такие самые лучшие ученицы в…

– Давайте сменим тему, – вмешался в разговор голос Фила – ну просто не парень, а золото. Я так и не узнала, про какую учебу говорит его близнец. Хотя догадывалась.

– Давай ты заткнешься? – с ходу предложил ему брат.

– Давай ты научишься обходиться без жаргонизмов? – напыщенно спросил второй близнец.

– А давай без давай? Кстати, ты пил таблетки, которые…

Их голоса почти стихли, но я еще минут десять стояла в коридоре, прислонившись спиной к стене, чувствуя ее холод и хороня своих бабочек.

Отчего-то обиднее всего было за них, чем за себя, – они оказались никому не нужны.

Отлетались, бедняжки.

Бабочек нет. Умерли, сломали крылья, задохнулись в пыльной пустынной буре. А ведь я подозревала, что моя новая любовь будет ничем не лучше прежней.

По-моему, она оказалась намного хуже.

Огонь, смешиваясь с обжигающим песком пустыни, во мне продолжал бушевать – слова Кея и его друга лишь раззадорили пламя, сделали ярче и выше, только цвет огня вдруг поменялся с красно-оранжевого на прохладно-синий. Ледяной огонь, вот что терзало мое сердце сейчас и требовало мести, в противном случае грозя разлететься на тысячи осколков и ранить душу еще сильнее. Нет, не ранить, даже изуродовать.

Томас обрадовался бы, узнав, какие метафоры и аллегории я использую, чтобы выразить простые человеческие чувства: обиду, страх, злость, ненависть, страдания, растерянность, сломанные мечты, болезненную любовь. И никуда от этого не деться, ведь разлюбить по приказу невозможно. Иные любят годами разных мерзавцев, и страдают, страдают…

Я не хочу страдать одна!

Филипп говорил, что Кей не умеет прощать. А я хочу забыть, как это делается.

Я не знаю, что ты чувствуешь ко мне, проклятый Кей – Антон Тропинин, но я постараюсь, чтобы и ты страдал, неблагодарная скотина. Ты решил поиграть со мной? Устроить проверку моих чувств? А не заигрался ли ты? Даже у меня есть гордость. И пусть я сейчас не выскочила из-за угла с криками и с ядовитой улыбочкой, только это не значит, что я простила тебя или забыла обиду. Я не импульсивна – я вдумчива. И теперь владею информацией. И теперь я обведу тебя вокруг пальца.

Я больно, почти до крови укусила себя за руку.

Смогу, я смогу тебя сделать, мерзкий Принц-Музыки-И-Девичьих-Сердец. Да кто тебе дал право надо мной издеваться? Почему ты сразу не признался о том, что ты действительно один человек – в тот дурацкий день в своей квартире, когда пришла твоя расфуфыренная мамочка?

Я бы простила тебя, честное слово, я бы позлилась, но если бы ты постарался, через какое-то время простила бы тебя тогда. Но не сейчас.

Сейчас я хочу, чтобы ты мучился.

С огромным трудом подавляя в себе закономерное желание расплакаться и приказывая сама себе не сметь этого делать, я медленно дошла до лифта и спустилась вниз. Находящийся там мужчина, как и две деловые дамы, вошедшие следом, изумленно глядели в мою сторону. Лишь на первом этаже, увидев себя в огромном дорогом, на всю стену, зеркале, я поняла, что взгляд мой, как и выражение лица, мягко говоря, сердиты. Нижняя губа закушена, брови сдвинуты, глаза прищурены и в расширившихся зрачках застыл стеклянный огонь, бывший лишь бледным отражением того пожара злобы и обиды, бушевавшего в моей душе.

Нет, все же лучше злиться, чем плакать!

Я вышла из здания на улицу и натолкнулась на компанию девчонок – ровесниц Нелли, облаченных в кеды, военного цвета штаны и майки с логотипом «На краю».

– Кажется, они здесь, – задрали девочки головы, глядя на высокое здание, блестящее на солнечных лучах.

Фанатки. Они радостно галдели, словно подошли к самому настоящему дворцу, в стенах которого жило Его Высочество, король людской.