Читаем без скачивания Чемпионы Темных Богов - Джон Френч

Единственный глаз фигуры распахнулся. Мышцы, словно по команде, замерли. По нему продолжали прыгать дуги электрических разрядов. Воин не издавал ни звука. Он медленно повернул голову, и единственный глаз задержался на Кендрионе, прежде чем посмотреть на Издубара, а затем на Иобель.

— Отвечай, — ровным голосом произнес Издубар. Скованный космический десантник лишь безразлично взглянул на него. — Кому ты служишь?

— Никому, — ответил воин, и Иобель услышала ненависть в его словах.

— Но кому ты служил? Ты уже рассказал это моим товарищам, разве нет? Поэтому, как раньше, ты ответишь нам, кому служил.

Уголок рта космического десантника едва заметно дернулся. На другом лице, что принадлежало иному виду, это могло сойти за улыбку. Иобель он показался хищником, оскалившим клыки.

— Ариман, — сказал пленник. По залу прокатился шепот. Иобель поняла, что затаила дыхание. Издубар бросил взгляд на ряды согласно кивавших лиц, прежде чем повернуться обратно к заключенному.

— Назови нам свое имя.

— Мое имя… — произнес пленник, медленно пережевывая слова. Затем он покачал головой. Серебряные кабели, подсоединенные к его черепу, застучали друг о друга. — Мое имя — Астреос.

IV

Убийца мира

Ариман наблюдал за тем, как возле «Сикоракса» собирается флот. Огни двигателей и рассеивающаяся энергия варпа мерцали в глубинах кристаллической сферы, что висела под высоким куполом мостика. Он изменил направление мысли, и обзор увеличился, отступая назад, покуда «Сикоракс» не стал лишь одним островком света среди множества. За ними на фоне безбрежной пустоты ярко горела звезда. Она была не самой большой, но ясно и отчетливо видимой с границы системы.

«Словно свечка, — подумал Ариман. — Одинокий огонек, что ведет заблудившегося человека в грозовую ночь». — Его разум затрепетал, и образ в кристалле заскользил ближе, пока планеты вокруг звезды не стали пятнышками видимого света, а сама она — ярко-белым диском. — Или как призрачный свет, что постоянно ускользает из поля зрения, ведя путника к погибели».

Мостик на самой вершине Высокой цитадели представлял собой громаду из брони и строений, которая, будто гора, вздымалась с кормы «Сикоракса». Сам мостик тянулся на полкилометра, его бронированная обшивка была облицована бронзой и поддерживалась балками и колоннами из черного металла. На стенах и полу переливался сине-зеленый свет, как будто зал находился глубоко под водой. Мостик кишел командой, вплетенной в механические клетки плотьметаллическими кабелями, или бормотавшей над пультами. Они были кираборами, сектой машинных ремесленников, взращенных в пропитанном варпом закутке Оке Ужаса, которые приняли «Сикоракс» в качестве бога и гнезда. В воздухе витали ароматы корицы и машинных масел, как и везде, куда ступала нога машинных ремесленников.

Ему нравилось приходить сюда — из всех мест на «Сикораксе» это было одним из немногих, где он испытывал умиротворение, не нуждаясь в специальном приведении разума в это состояние. Его омывало гулом машин, сквозь которое доносилось пощелкивание и уханье общавшихся между собой кираборов — эти смешанные звуки усиливались и затихали, словно накатывавшие на морской берег волны. А над ним, словно огромная жемчужина ночи, висела сфера из кристалла.

Ариман закрыл глаза и погрузил сознание в паутину телепатических голосов, протянутую между его флотом. Все прибыли, все готовы. Они были сплавом отчаявшихся отступников, предателей и изгоев, прикованных к его воле клятвами, надеждой и жаждой власти. Некоторые были его братьями по крови, Тысячью Сынами, как он сам. Остальные были просто воинскими бандами, чья верность зиждилась только на обещании власти. Из последних он доверял немногим, симпатизировал еще меньшему числу, и находил их всех крайне кровожадными. И, тем не менее, они были неприятной необходимостью, ибо для того, что близилось, ему требовалось любое оружие, неважно, чья рука им владела.

— Перебор, — прохрипел за спиной у Аримана человеческий, но пронизанный статикой голос.

Он не ответил, продолжая наблюдать за тем, как на мостике суетятся машинные ремесленники кираборы в желтых одеяниях, скрывавших их дородные или же худощавые тела. Образ в кристаллической сфере рассеялся в черноту. Сзади донесся шорох ткани, когда фигура на огромном медном троне повернула голову. Покрытые металлом кабели залязгали друг о друга. Ариман услышал, как воздух с щелканьем и шипением наполняет металлические легкие.

— Ты готова, госпожа? — спросил он.

— Ты поведал им о своих планах? — в свою очередь спросила Кармента, каждое ее слово перемежалось электронными щелчками.

— Нет, — честно ответил Ариман. — Не все, пока еще нет.

Он повернулся и посмотрел на нее. На треснувшей красной лакированной маске ее лица светились зеленые глаза. Ее тело было закутано в багровый бархат, а кругом, словно удушающие лозы, свивались кабели. Вокруг ее трона вздымались медь и начищенная до блеска пласталь, подобно престолу царицы из позабытой эпохи.

— Знает ли кто-то из нас всю правду, Ариман?

Он продолжал смотреть на нее, ничего не отвечая.

«Она кажется меньшей. Каждый раз, когда я вижу ее, она кажется еще меньшей».

— Тебе следует доверять им, — сказала Кармента. — Хотя бы Астреосу.

Ариман покачал головой.

— Это было бы неразумно, — произнес он.

— Доверие, Ариман. Это единственное, чего у тебя нет, и что невозможно купить или взять силой.

— Я доверяю тебе, — сказал он, и его слова повисли в затхлом воздухе.

— Доверял, — поправила его Кармента, не отводя машинного взора от синих глаз Аримана. — И мы знаем, к чему это привело. Так зачем ты рассказываешь мне то, что утаиваешь от связанных с тобою клятвами и кровью?

— Так надо.

— Надо утаивать секреты от них, или надо рассказывать некоторые из тех секретов умирающей изменнице?

— Ты не умираешь, — сказал Азек.

Из-под капюшона Карменты донесся кашель искажения и щелкающего кода.

— Хорошая ложь. «Сикоракс» старше меня — старше, сильнее, и он подобен злому дитю. Я приручила его, но он отнимает у меня силы, и отнимает все больше с каждым новым циклом. Однажды меня не станет, — она будто кивнула и выдохнула про себя поток машинного кода. — Но, конечно, тебе и так это известно — ты же Ариман.

Он не ответил. Кармента, конечно, была права — он это знал. Он чувствовал, как изменяется строение ее разума, распадаясь на островки сознания и безумия. Ее мозг и так давно повредился в результате попытки единения с машиной размеров военного корабля, а узы с «Сикораксом» теперь расширяли старые трещины. Корабль был не просто огромным, он успел стать древним, странствуя по течениям Ока Ужаса. Варп въелся в его кости, смеялся в пламени его реакторов и нашептывал в инфоканалах. Его дух был коррозийным и пагубным. Кармента не могла вырваться из объятий «Сикоракса», больше не могла, и с каждым днем безвозвратно теряла частицу себя. Иногда — в такие моменты, как этот, — она казалась прежней, но куда чаше она вовсе не отвечала, а если и отвечала, то только глядя на него непонимающим взором и бормоча бессвязный машинный код.

Ее голова начала сонно клониться на грудь.

— Ты готова? — снова спросил он.

Кармента подняла голову. Свет в ее глазах замерцал, разгорелся, затем стал ярким и ровным.

— Уничтожить мир? — где-то глубоко под мостиком «Сикоракс» содрогнулся, когда жерла проглотили снаряды, двери посадочных отсеков открылись космическому вакууму, а двигатели стали толкать корабль к одинокой звезде, горевшей ярче остальных небес. — Да, мы готовы.

— Сэр, — голос был близким и настойчивым. Хемеллион, 251-й Носитель Титула Регента Вохала, услышал голос, помотал головой, что-то забормотал и перекатился на кровати. Он не спал до глубокой ночи, пытаясь убедить этого старого нахала Сетара в том, что на юг лучше не выступать до середины лета. Спор не увенчался успехом, и в процессе было распито немало кислого вина, прежде чем Хемеллион в итоге не сдался и уступил. — Сэр, — снова раздался голос, уже громче. — Сэр, пожалуйста, проснитесь.

Хемеллион открыл глаза. Над ним склонилась его кастелянша Хелана, чешуйчатая лакированная броня на ней выглядела так, словно была натянута в спешке. Он моргнул, пытаясь избавиться от дымки сна и вина. Вместо персональных вилланов Хелана будила его лично: это было странно. Он сел. Огонь в очаге почти погас, но масляные лампы все еще горели. Значит, на улице ночь. Это было нехорошо, очень нехорошо.

— Западные кланы выступили?

Хелана покачала головой.

— Нет, сэр.

«Она выглядит потрясенной, — подумал Хемеллион. — Нет, даже не потрясенной, напуганной».