Читаем без скачивания Красный сфинкс - Геннадий Прашкевич

К помощи Н. Н. Плавильщикова обращались крупнейшие зоологические музеи СССР, он активно участвовал в научной обработке энтомологических коллекций для музеев Лондона, Парижа, Берлина, Вены, Праги. «Если бы вы случайно попали в квартиру Николая Николаевича, – писала Марта Гумилевская в предисловии к редкой сейчас книжке Н. Н. Плавильщикова „Кто-то на дереве“ (1968), – не зная, чья она, вы сразу бы поняли, что здесь живет ученый. Об этом говорят и бесконечные полки с научными книгами и большие коллекции насекомых, загромождающие комнаты и коридоры. Эти коллекции помогли бы вам определить специальность ученого: он несомненно занимается изучением насекомых, он – энтомолог. А когда вам назовут имя хозяина дома, вы сразу же вспомните его любопытнейшие рассказы по радио и книги, которые наверное читали…».

«Я иду домой с далекой прогулки, вернее – плетусь, с трудом переставляя ноги, – писал сам Плавильщиков. – Колени словно чужие, поясницу ломит, голову напекло солнцем. Я едва вижу узкую тропинку, а широко раскрыть прищуренные глаза не могу: они так устали, что их, словно ножом, режет солнечный свет. И все же я счастлив. Счастлив! Простояв полдня, пригнувшись к полувысохшему кустику посреди выгоревшего от зноя пустыря, я увидел, как маленькая гусеница устроила себе дом, стянув шелковинкой края листа…»

«Вот пример из книги Николая Николаевича „Занимательная энтомология“, – вспоминала Марта Гумилевская. – Автор рассказывает о том, что он идет мимо обыкновенного деревянного забора на краю дачного поселка. На заборе – комочек сухих былинок. Вы бы прошли мимо, решительно ничего не заметив: мало ли сухих былинок пристало к доскам! Но острый, наблюдательный глаз Николая Николаевича задерживается на них. Ученый останавливается. Следит. Ara! Комочек зашевелился. Ну, разумеется, это не просто сухие былинки. В них скрыта жизнь. Под ними – домик гусенички бабочки психеи-мешочницы; с виду неказистый, он изнутри выложен шелком и атласом. Сейчас, в первые дни лета, гусеничка превратится в куколку. Из нее выведутся бабочки, а потом бескрылая самка психеи отложит яички и умрет… Но у этой бабочки, точнее, у ее гусеничек есть свои секреты, которые ученому хочется разгадать. И он ставит опыты. Он собирает неказистые комочки с забора – их тут много – и уносит к себе домой. Настало время, появились бабочки, самки отложили яички, из них стали выводиться гусеницы. „Как вы думаете, – хитро прищурившись, спрашивает ученый читателей, – что они прежде всего станут делать? Есть? Вот и ошиблись! Они начнут одеваться! Редкостные гусеницы, они никак не хотят ходить раздетыми!“ Вот они скоблят пушок с листьев ястребинки, которые им подложил ученый, скоблят и сбивают прочные комочки, как бы нанизывают их один к другому, словно бусы. Ниточки бус превращаются в поясок, этим пояском гусеничка обматывает себя, а потом прикрепляет – „пришивает“ к нему другие бусинки. Получается в результате колпачок. Эта крошка работает с таким искусством, будто ее кто-нибудь обучал. Но ведь она решительно ничего не соображает: инстинкт, врожденные повадки – вот сила, руководящая ее поступками…»

Постоянная углубленность делала Николая Николаевича рассеянным. Родные, смеясь, говорили, что, знающий «в лицо» десятки тысяч жуков, он на улице может не узнать хорошего знакомого. Но на фотографии, подаренной мне (еще в мои школьные годы, – Г. П.), Николай Николаевич написал: «Смотреть мало, надо видеть! Учись видеть». Такие книги Н. Н. Плавильщикова, как «Очерки по истории зоологии» или, скажем, «Гомункулус» или «Краткая энтомология» до сих пор являются настольными книгами для любителей природы, а на точных и невероятно занимательных переработках книг Ж. Фабра и Альфреда Брэма выросло не одно поколение.

«Как я писал „Недостающее звено“? – (письмо от 4 апреля 1958 года, – Г. П.). – Очень часто спрашивают – не у меня, а вообще: как вы работаете; просят: расскажите, как писали такую-то вещь. На эти вопросы нельзя ответить точно: всегда отвечающий будет ходить вокруг да около и спрашивающий не услышит того, что ему хочется услышать.

И это понятно.

Возьмите какой-либо другой случай.

Вопрос: хорошего закройщика спрашивают: расскажите, как вы кроите?

Он отвечает: а очень просто. Гляжу на заказчика, делаю несколько промеров, кладу на стол материал и… раз, раз ножницами! Спрашивающий проделывает в точности то же самое и… портит материал. Секрет прост: опыт… Его словами не передать, а в творческой работе важны внутренние процессы, которых не знает сам творящий.

Так и со «Звеном». Издательство привязалось: напишите что-нибудь фантастическое о предках человека. Просят сегодня, просят завтра. Мне надоело. «Ладно, говорю, напишу». И самому занятно: что выйдет? Немного времени уделить на этот эксперимент я мог, но как и о чем писать?

Питекантроп… А как его – живого – свести с современным человеком? И не с ученым, это будет скучно. Вот и придумал своего героя.

А почему его потянуло на питекантропа? Устраивается завязка: встреча с Дюбуа. Кошка на окне – просто так, для интригующего начала и ради причины переезда на другую квартиру. Затем новая задача. Как устроить встречу Тинга с питеком? Можно – лихорадочный бред, можно – во сне. Но это привяжет Тинга к постели, а мне нужно, чтобы он был в лесу… Цепь мыслей: бред больного… бред пьяного… бред отравленного…

Вот оно! Пьяный, сами понимаете, невозможно, да он и не набегает много, а ткнется в куст и заснет. Отравленный – дело другое.

Чем отравить? Всего занятнее – чего-то наелся в лесу.

Ну, я ищу – чем его отравить. И вы видите, получилось: отрава подходящая во всех смыслах. А дальше… Придумывается, что могли делать питеки, ищутся способы использования местной фауны тех времен, пейзажа и прочее. Выглядит это совсем просто, да так оно мне и казалось: основная работа шла в голове, даже без моего ведома. А потом готовое попадало на бумагу. Конец, правда, пришлось переделывать: редакция потребовала более спокойного конца (у меня было так: Тинг обиделся на Дюбуа, переменил название бабочки и т. д.) и пришлось писать ту мазню, что в конце последней страницы. Как видите, нужно надумать основную сюжетную линию, а затем подобрать материал. Мне это было совсем нетрудно: я знаю, что примерно мне нужно, а главное – знаю, где это искать.

Остается компоновка.

Вот и смотрите: научились вы чему-нибудь?

Вряд ли. Можно написать о том же в десять раз больше, но суть останется той же: поиски «объекта» и возможностей его обыгрывания. Отравленный желтыми ягодами обязательно «бегает». И вот – ряд всяких пейзажных и иных моментов, которые должны отразить «беготню» и вообще настроение отравленного. Говорят, это получилось. Не знаю, как с «настроением», но концы с концами я свел. Для меня это был эксперимент особого порядка: суметь показать бред так, чтобы это выглядело явью, с одной стороны, и чтобы все события, якобы случившиеся, были оправданы и состоянием бредящего и окружающей его обстановкой. Тинг видит себя в лесу тех времен, но бегает-то он по современному лесу. Отсюда ряд пейзажных и сюжетных комбинаций: современность, преломленная в прошлое. Так как наши дни и дни питека не столь уж резко разнятся (в тропиках и подавно) по составу фауны и флоры, то сработать все это было не так уж и хитро.

Конечно – зная.

Вот это-то «зная» и есть одно из двух основных условий работы: нужно знать то, о чем пишешь, и нужно уметь рассказать, то есть уметь увидеть описываемое и уметь передать это своими словами, причем не в живой речи, а на бумаге. Для того, чтобы иметь и то и другое, нужно время (особенно для приобретения знаний), а для писателя еще и опыт. Способности – сами собой. Но некоторые «средние» способности есть почти у каждого, а Пушкины и Алексеи Толстые – великие редкости…»

«Возьмите в библиотеке журнал „Звезда“ за 1958 год, сентябрьский номер, – подсказывал Николай Николаевич в другом письме. – Там статья Л. Успенского „Приключения языка“: автор изругал на чем свет стоит И. Ефремова за его „Туманность Андромеды“ (написано по напечатанному в „Технике-молодежи“, отдельной книгой этот роман еще не вышел). Действительно, много всякого „понасажал“ Ефремов, но вам советую прочитать не ради того, чтобы узнать, как изругали Ефремова: прочитайте внимательно и сделайте надлежащие оргвыводы, как принято говорить, Статья не учит, как нужно писать, в ней лишь рассказано кое о чем из того, чего нельзя делать. А помимо того, это статья вообще о языке научно-фантастических и приключенческих рассказов и романов, а, значит, уже по одному этому вам надо с ней познакомиться…»

«При всей своей занятости, – вспоминала Марта Гумилевская, – Николай Николаевич находил время любовно и терпеливо приручать самых диких и злых зверьков, вроде сони полчка, который долго жил у него дома. Когда зверек приходил к нему и ласкался, Николай Николаевич удовлетворенно улыбался, уютно устраивал его в широком кармане своей рабочей куртки и продолжал работать – писать научные статьи или же рассказы для детей…»