Читаем без скачивания Новый Мир ( № 2 2010) - Новый Мир Новый Мир

Олег Рогов. “И эти строчки кровью подпишу”. Последний поэтический привет от Льва Лосева — итог и напутствие живущим. — “Частный корреспондент”, 2009, 27 ноября <http://www.chaskor.ru>.

“Нынешняя книга [„Говорящий попугай”] пронумерована седьмой, шестая вышла четыре года назад, а предыдущие сборники (включая прозу) были собраны в том, выпущенный „У-Факторией” в 2000 году. Так получается, что смерть всегда задает определенный контекст последней книге поэта, и случай Лосева не исключение. Стихи последнего сборника — все тот же мгновенно узнаваемый Лосев, но с привкусом какой-то мудрой и брезгливой усталости”.

“Стихи Лосева удивительным образом балансируют на тонкой грани: он смешивает центонную поэзию и приземленный уличный язык, оставаясь при этом вполне дистанцированным от материала, с которым работает, то есть и от цитат и от сленга. И это позиция подлинного поэта-аристократа, в отличие, скажем, от демократа Кибирова, не в обиду последнему будет сказано”.

Ксения Рождественская. “Большая книга”: Мариам Петросян. Дом, в котором… — “ OpenSpace ”, 2009, 5 ноября <http://www.openspace.ru>.

“Дом — это изнанка многих миров, в том числе и литературных. Здесь есть прямые отсылки, например к „Маугли”, но это „Маугли” наоборот: уже почти взрослый человек приходит в волчью стаю и пытается понять тамошние законы. Это безусловно, а может, и в первую очередь „Повелитель мух”, вплоть до кровавых выяснений отношений между „стаями”. Здесь безумный Ахав охотится на Снарка, а Снарк уползает во тьму Могильников. Здесь и „дурачки” Стивена Кинга, все его обиженные и оскорбленные, вроде героини „Розы Марены”, утащившей своего мужа в вымышленный, заболевший бешенством мир; или героя „Талисмана”, который прошел выжженные земли параллельного мира; или героев „Темной башни”, чьи жизни вот так же расходятся кругами по разным версиям Америки. Здесь же на стенах проступают призраки „Питера Пэна”, крокодилы подкрадываются под громкое тиканье секундной стрелки. И это очень советский, пионерский мир ночных страшилок и „Республики ШКИД”, всех светлых крапивинских мальчиков и Командоров. Со Стругацкими роман Петросян связан и стилистически, и кажущимся безразличием взгляда, как будто ты не увидишь ничего важного, если будешь смотреть на объект впрямую, и не узнаешь ничего нового, если тебе все скажут сразу и не дадут догадаться самому. Да и вообще это очень „стругацкая” история — про детей, которые идут то ли за Крысоловом, то ли по своим делам, и взрослых, которые то ли заблудились, то ли попали туда, куда нужно”.

Саша Соколов. Газибо. — “Зеркало”, Тель-Авив, 2009, № 33 <http://magazines.russ.ru/zerkalo>.

“Если это и не собственно поэзия, то уж prose poetry несомненно...”, — пишет о новой публикации Саши Соколова обозреватель рубрики “ Poetry News Weekly ” (“ OpenSpace ”, 2009, 4 декабря <http://www.openspace.ru/literature> ).

Счастье как провокация. Беседу вела Инна Карпова. — “Православие и мир”, 2009, 27 ноября <http://www.pravmir.ru>.

Говорит Захар Прилепин: “Вчера я выступал где-то, мне сказали: „Как не стыдно, вы описываете разрушителей, террористов, экстремистов, которые ничего в жизни не хотят делать” — а я все время вспоминаю вполне симпатичного пушкинского Пугачева в „Капитанской дочке”, который не вызывает ни раздражения, ни отчуждения. <...> Пугачев в „Капитанской дочке” и Пугачев в „Истории Пугачева” — это два разных человека. В „Истории Пугачева” — это людоед и зверюга, а в „Капитанской дочке” — это любопытный, разный, необычайный, странный, страшный человек — но не людоед. И пушкинская художественная правда оказалась выше правды документальной. <…> Когда вы ругаете большевиков и коммунистов — помните, Пушкин относился к бунтарям очень серьезно”.

Влад Тупикин. Записка о русскоязычном самиздате 1990-х и 2000-х. — “Неприкосновенный запас”, 2009, № 5 (67).

“В 2009 году в мире, переполненном мобильными устройствами, переносными компьютерами, интернет-зависимостью, виртуальными рейтингами и прочими приветами из виртуального ино(не)бытия, все еще существуют архаичные бумажные носители, отпечатанные кое-как на ксероксе, принтере или ризографе (совсем редко используют офсет, хотя бывает и такое), информация на которых скорее соответствует критериям старой журналистики и одновременно какого-то подобия девичьих дневников (но не блогов!), хотя производят ее отнюдь не только девушки, а внешний вид более чем разнообразен: от пародии на цветные глянцевые тинейджерские журналы (производители далеко не всегда сознают пародийность получаемого результата) до строгих четких страничек, рождающих воспоминания о давно пожелтевших книжках издательства „ Academia ” первой половины 1930-х годов. Все эти носители тяготеют скорее к периодике и воспринимают себя как таковые. Да и самоназвание этого явления, упорно именуемого мною самиздатом, зинмейкинг — калька с американского и отсылает к периодической печати”.

“В данном случае, гоняясь за самым важным критерием, отделяющим явление от других подобных, я не то что совершенно не рассматриваю фактор запрета (хотя с этим в странах типа России и Белоруссии тоже все чаще приходится встречаться, когда издателям говорят, например, в типографии или просто на коммерческом ксероксе или ризографе: „Нет, мы такое не печатаем, вы тут плохо пишете про [биип-биип-биип], это, наверное, экстремизм” или „Ой, да это же у вас экстремизм!” — удивленно-заинтересованно и тут же по-деловому: „Значит так, двойная цена и самовывоз всего тиража до конца рабочего дня! По бумагам проводим как конфетные упаковки”), я просто считаю этот фактор не определяющим и даже не вполне существенным. Меня больше занимает интенция к самостоятельности, первичный творческий и политический импульс сделать все самим и реализация такого импульса. Потому и самиздат”.

Андрей Хржановский. В сторону фильма. — “Искусство кино”, 2009, № 5, 6.

В связи с фильмом “Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на родину”. Среди прочего: “Кстати, Бродский, насколько я знаю по рассказам его близких друзей да и по его опубликованным высказываниям, не был антисоветчиком. Кроме того, как человек, выросший в определенной среде, он испытывал почти всеобщую тогда любовь к нашим Вооруженным силам, особенно к авиации и флоту, а любовь к кораблям и самолетам сохранил до конца жизни. У него на письменном столе в последней квартире можно было видеть модель истребителя времен Отечественной войны. Любил он и слушать, и петь песни советского времени. Особенно ему нравилось „Полюшко-поле”. И к праздникам советским относился нормально. И к символам — таким, как звезда...”

Ян Шенкман. В этом сне нам делать нечего. Сенсационный последний роман Набокова явно не стоило издавать. — “Взгляд”, 2009, 3 декабря <http://www.vz.ru>.

“Только вышедшую „Лауру и ее оригинал” уже успели окрестить лучшим романом Набокова, хотя это никакой не роман и даже не черновик, а разрозненные фрагменты.

О чем текст, понять трудно. Дамочка, ложащаяся в постель с первым встречным. Толстый муж. Какие-то поезда, какие-то веера. Целостная картина не складывается.

Но вот что хотел сказать автор — предельно ясно. То же самое, что и в „Соглядатае”,

и в „Защите Лужина”, и в „Лолите””.

“Перевели с английского на какой-то странный, несуществующий в жизни русский. Опубликовали рабочие карточки, на которых он писал фрагменты „Лауры”. Все это огромным тиражом. В одной России — 50 тысяч. Бесполезно. Соединить все это в цельный текст мог только один человек, его уже нет в живых. Это его сон, нам там делать нечего”.

“Я не могу думать, что есть бог, и знаю, что смерть неизбежна”. Беседу вела Альбац Евгения. — “Новое время/ The New Times ”, 2009, № 41, 16 ноября <http://newtimes.ru>.

Говорит Виталий Гинзбург: “Я безболезненной смерти не боюсь, а болезненной боюсь. <...> Я не верю в существование души… Остаются химические элементы. Это трудно себе представить, но это же факт. Почему я завидую верующим? Утешение. Легче жить, веря в бога. <...> Читаешь про какого-то мерзкого комарика, а он так сложно устроен, что в каком-то смысле начинаешь понимать креационистов <...> — действительно чудеса. Возникает... По-английски это называют intelligent design („умный дизайн”), есть такой термин. Кто-то что-то сотворил. Или деизм возьмите. Они верят, что бог когда-то все запустил, но сейчас не вмешивается. Против такого бога наука бессильна”.