Читаем без скачивания Тактика победы - Михаил Кутузов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
России же было очень выгодно, если бы Австрия, уступая своему желанию завладеть наконец страной, на которую она давно зарилась, вмешалась бы в сербские дела. Это скомпрометировало бы ее перед Портой, а для нас послужило бы доказательством, как мало следует нам интересоваться их будущностью. Кутузов, заменивший меня, вполне одобрил мои взгляды по этому вопросу, но Венский двор был слишком осторожен, чтобы польститься на эту приманку, и поэтому Австрия абсолютно отказалась от всех уступок, делаемых сербами.
[…]
В Бухаресте всегда жил французский консул, о котором я уже упоминал в записках 1807 г. Граф Штакельберг имел смелость перехватить его депеши, адресованные министру Наполеона, и, прочитав их, показал мне. Содержание их было вполне ясно, и нельзя было более сомневаться в намерениях Наполеона относительно нас.
В одной из своих депеш консул Ду излагал все подробности о нашей армии и прибавлял: «Все это я знаю через одного боярина Нетладжи-Моска, которого русские никак не подозревают (в этом он ошибался, ибо мы давно смотрели на него как на изменника) и который держит себя как человек сильно привязанный к гр. Каменскому». Я тотчас же хотел призвать к себе этого Нетладжи-Моска и строгими мерами заставить его признаться в тайных сношениях с турками и французами; главное же – мне хотелось узнать имя того, который помогал ему и давал советы, как действовать[110].
Но в это время приехал Кутузов, бывший против таких мер и в особенности боявшийся оскорбить великого Наполеона. Итак, Нетладжи-Моска совершенно спокойно продолжал свою торговлю и свое ремесло; впрочем, как-то его остановили и пересмотрели его бумаги, но, не найдя в них решительно ничего подозрительного, снова отпустили. Он был богат, и это послужило ему в извинение.
[…]
Во время моего командования армией наступил срок возобновления контрактов в госпиталях, и тут-то я сделался свидетелем всей гнусности злоупотреблений этой позорной и несчастной административной части нашей армии. Воображение не может себе представить, что происходило в госпиталях России, а перо прямо отказывается описывать эти ужасы.
Все недобросовестные поступки госпитальной администрации были мне известны еще во время моего командования войсками в Бессарабии, и я много заботился о том, чтобы уничтожить все беспорядки в госпиталях, но мне это удалось только отчасти, и я принужден был обратиться к командирам полков, прося их принять к себе в лазареты сколько возможно больных, ибо эти лазареты были, бесспорно, хорошо содержимы. Я не буду распространяться обо всех подробностях госпитальных злоупотреблений, творимых ежедневно, а только перечислю некоторые.
Они не выключали из списков умерших иногда 15 дней, а иногда и. месяц и два после их смерти, чтобы пользоваться их порционными деньгами, которые не переставали на них отпускаться.
Допущение врачей и заведующих утраивать количество медикаментов и порций.
Постоянное требование для больных иностранных вин (мадеры, малаги, бордо), которых они никогда и не пробовали, что, впрочем, для них послужило к счастью, так как если бы они пили их, то, наверное, отравились бы[111].
Полученные новые госпитальные вещи, о которых доносилось рапортами, истлевали. Взамен их получались другие, и снова продавались. Наконец, тысячи еще подобных же безобразий, которые так известны, даже, я скажу, приняты, что на них и не обращалось никакого внимания.
Но все же я не могу не описать еще одно злоупотребление, которое, по справедливости, можно назвать преступлением. Цены на все припасы для подвижных госпиталей всегда назначались двойные, по сравнению с госпиталями постоянными, а потому для подрядчиков была большая выгода заставлять больных путешествовать. Это для них было тем более выгодно, что в дороге редко выдают, что предписано получать, поэтому врачи, сговорясь с подрядчиками, слишком часто перемещают больных. В дороге больные, большей частью, умирали, а подрядчики разживались и богатели. Таким образом, все шло гладко.
Из 11 миллионов, потраченных на наши госпитали, по крайней мере 10 миллионов было украдено.
Пожалуй, скажут, что такой строгой честности человек, как гр. Каменский, а также и его дежурный генерал Сабанеев, не уступавший в этом качестве своему начальнику, могли бы не допускать всех этих злоупотреблений, но это было невозможно, ибо после целого ряда сражений и забот люди делаются как-то связанными друг с другом взаимными интересами, и в эти периоды нельзя подчеркивать какие-либо недостатки и указывать виновных.
А подрядчики госпиталей обладали еще искусством пользоваться расположением начальников канцелярий, от которых, как я уже говорил, в России зависит все.
Я должен был возобновить контракты, но главный подрядчик, капитан Шостак, всегда находил какой-либо предлог, чтобы отдалить заключение контрактов. Генерал Сабанеев сделал все возможное, чтобы понизить цены, но мне удалось достигнуть сбережений еще на 500 тысяч рублей. Когда же я узнал о назначении Кутузова главнокомандующим, то я тотчас же отменил свое распоряжение об утверждении цен; за то Шостак, наверное, вручил бы мне эти полмиллиона, если бы только я их потребовал.
Но я был далек от этого, и все мои поступки могут доказать, что я никогда не был замешан ни в каком гнусном поступке.
Всякий иностранец, служащий в России, должен вести себя с необычайной осторожностью.
В общем же было очень хорошо, что я оттянул торги, потому что Кутузов нашел возможным выторговать еще 300 тысяч рублей.
Великий визирь Кер-Юсуф-паша зимой был смещен, лишен всего своего имущества и изгнан; он был старый и слабый человек. На его место назначили назира Браилова Ахмета. Он был лаз[112], и не константинополец; в этом последнем он жил очень мало и совсем не привил себе ни привычек, ни обычаев турок, которые презирали его за это и находили диким. Отчасти это была и правда, так как он был скорее солдатом, чем царедворцем.
Начало служебной карьеры Ахмета было не особенно почетно: будучи владельцем судна, он сделался пиратом, но затем изменил род своей деятельности и стал служить султану верой и правдой. Во время войны 1788 г. он был взят в плен в Галаце, но князь Потемкин отличил его между другими и возвратил свободу. Такой великодушный поступок князя Потемкина остался навек в памяти Ахмета, и он всегда с благодарностью вспоминал своего благодетеля.
Ахмет был человек ума и сердца, а главное – имел твердый характер, что у турок всегда выражается в строгости, а у русских в жестокости. Он очень любит говорить, и говорит действительно хорошо; отлично знает все дела Европы, чего было трудно ждать от него, как от турка вообще, а тем более как не получившего никакого образования. Он ненавидит французов и любит русских. На Наполеона всегда смотрел как на врага. Его сильно печалил недостаток цивилизации в его нации и злоупотребления деспотического правления – грабительского, кровожадного и в то же время слабого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});