Читаем без скачивания И сядет солнце на Востоке (СИ) - Кристина Ли

— Взмахните же им рукой, Государыня, — мужчина опять мягко улыбнулся кивая на толпу, — Они ждут вашего приветствия.

С опаской посмотрев по сторонам, всё о чем я могла думать — нападение. Если он пошел на такой риск, если сам решил всё остановить, то Всеслав действительно моя единственная надежда уже не просто на поимку твари Шерхана, но и на выживание здесь. А всему виной слова Мирославы.

Медленно подняв руку, я неуверенно взмахнула ладонью толпе, а улыбка на моем лице была ни чем иным, как искусной фальшивкой. В голове звучал голос карги, а ладонь приветствующая людей, дрожала так, словно вокруг метель, а не солнечный весенний вечер.

"Сперва отрубят голову ему… Прямо на твоих глазах, а потом сожгут и тебя, ведьма!!!" — я скривилась ощущая озноб, и всё чего захотела в этот момент — увидеть Всеслава.

"Какая бы дикость не происходила, мне просто нужно увидеть мальчика и Всеслава, чтобы успокоиться. Чтобы больше не слышать этого скрипучего змеиного шипения…" — продолжая успокаивать себя, я даже не замечала того, как дорожное покрытие по бокам вспыхнуло неоновым светом.

В закатных лучах солнца вся разметка дороги состояла из световых лент, мимо которых мы ехали дальше, а люди запели старинные песни. Этот язык очень напоминал наш, но и разнился с ним во многом.

"Древнеславянский…" — пронеслось в голове, когда Морана выехала на широкую площадь, где стояло ещё больше людей. Их кордоном из стражи оттеснили так, чтобы смогли проехать машины сопровождения, а Морана и конница остановиться аккурат в центре.

Я повернула голову, и только спустя мгновение замерла, потому что живой огонь побежал от центра прямо вдоль ступеней, которые вели на тот самый холм с круглым столом. Площадь с водопадами обратилась в площадь, где прямо из-под каменной кладки вырывалась уже не вода, а огонь. Пламя разрезало воздух, а бой барабанов только нарастал, наравне с пением тех самых танцовщиц.

Именно девушки пели, а следом вырвались из толпы в красивых платьях и окружили Морану. Они танцевали вокруг лошади, а прямо между вырывающихся языков пламени встали мужчины в старинных доспехах и сверкающих золотом шлемах. Они грозно смотрели на толпу, опираясь руками о мечи, острие которых касалось каменной кладки. Когда одна из девушек мягко и в танце поманила меня вниз, воины и вовсе синхронно прокричали:

— Да славится имя Княгини!!! Да принесут боги здравие ей!!! Да будет путь её лёгок, как поступь святой богини Арысь! Да отведет от неё беду Морана и закроет вход во врата свои!!! Да славится имя Станиславы устами Даждьбога отца нашего и Перуна отца его!!! Возрадуйтесь бояре! Сегодня Киевская земля Княгиню чествует!! Слава Князю Всеславу и Княгине Станиславе!!!

Я думала, что никогда не испытаю подобного, но чуть не свалилась с лошади, когда толпа — тысячи людей — взревели так, словно я их спасительница. Морана сделала круг на месте и фыркнула, а я медленно подняла взгляд вверх по ступеням.

Народ гудел тысячей голосов, барабаны били, а огонь опять превращал всё вокруг в настоящий сон наяву. Когда я наконец осмотрела крепкую мужскую фигуру, увидела именно тот взгляд, который наверное и заставит остаться здесь навсегда.

"Тебе не сбежать и не скрыться, Стежа. Уже никак… Даже если и сможешь. Даже если вернёшься домой, его глаза не отпустят тебя никогда. И ты всё равно вернёшься к нему, даже если солнце не сядет на Западе, а опустится за горизонт на Востоке…"

Я выпрямилась и махнув девушкам, чтобы отошли, сама спрыгнула с лошади. Рядом встал Боримир, но памятуя о бешенстве своего мужа, решила, что лучше посторониться Воеводе. Потому и отдала ему только поводья, а накидку с меня сняли девушки.

Боримир приподнял бровь и одобрительно хмыкнул, потянув Морану с моей дороги в сторону остальной конницы, которая стояла слева.

Однако не бой барабанов повёл меня к ступеням, не огонь, который вырывался в небо всё чаще, не голос тех самых воинов.

Меня по дикой причине прямо тянуло по каменной лестнице вверх. И настолько, что я буквально вынуждала себя не начать бежать вперед. Там — за моей спиной стояла Мирослава и страх опять услышать её ужасные слова.

Потому я закрыла глаза, а следом открыв уверенно приподняла подол платья и сделала первый шаг вверх. Следом второй, а потом просто не стала обращать на шаги внимания, потому что смотрела только в горящий взгляд волка, который стоял на самой вершине. Его лицо не выражало ничего, кроме холодной величественности. Сейчас я опять видела перед собой правителя, мужчину цепко впившегося в мою фигуру пронзительным взглядом и запретившего тем самым, отводить мне свой в сторону.

Чем ближе поднималась, сильнее росла тяга оказаться рядом с ним немедленно. Меня смущало всё что происходило. Душил дискомфорт, а действительность выглядела так непривычно, что я хотела поскорее закончить это и спрятаться от тысяч взглядов.

"Как ты выдерживаешь это? Как ты справляешься с таким грузом?" — шептала в мыслях, вспоминая его слова:

"Двадцать пять миллионов. Именно за столько жизней я несу ответственность будучи правителем этой земли…" — голос Всеслава рассеялся, как туман.

Я ступила на последнюю ступень, а передо мной появилась его рука, обтянутая кожаной перчаткой. Не спеша, попыталась успокоиться и схватилась за его ладонь. Всеслав сжал мою руку тут же, чем вынудил посмотреть опять на него.

— Я здесь, Станислава! Я с тобой! — спокойно произнес, а я встала рядом с ним, скосив взгляд на троих князей, хмуро и сосредоточенно следивших за каждым нашим действием.

Всеслав повернул меня к себе, тем самым показав, что нужно встать боком к толпе внизу. Украдкой посмотрев на мужчину в странной сутане слева, заметила в его руках очевидно корону. Золотой венец с белыми и синими камнями сверкал в свете огня и заката. Почти кровавого и насыщенного заката, который разгорался за спиной того самого служителя в сутане.

Всеслав взял корону в руки, а когда заговорил, его голос кажется прозвучал отовсюду:

— Волею древних богов и с дозволения народа Руси Киевской беру тебя в жены, княжна Станислава. С этого дня, и пока не иссохнут горные реки Карпат в венах моих, пока не зайдет солнце моё над степями Наднепровья, и даже когда падёт в глазах моих Херсонес ниже сырой земли по смерти моей — ты кровь моя, а я плоть твоя. Сим возлагаю на тебя венец народа своего и клянусь оберегать так же рьяно и его, и продолжение своё в супруге своей.