Читаем без скачивания Александр Невский - Сергей Мосияш

— Не нам судить его. Он тоже зажат меж молотом и наковальней. С одной стороны татары, с другой — римляне с своими посулами. Думаю, что князь Даниил пошел на это, ища союза противу татар. Искал у нас — не нашел, вот и оборотился к папе. И дочь Миндовга потому ж в снохи себе взял.

— Все равно сие переветничество духовное, — не согласился Далмат.

Александр не стал спорить с новым владыкой, к назначению которого сам приложил немало сил, хотя вполне мог бы напомнить ему о Владимире святом — Красном Солнышке. Тот ведь тоже, родившись и выросши в вере языческой, изменил ей, приняв православие. И сам принял, и всю Русь крестил, силой и мечом загоняя в реки своих вчерашних единоверцев.

— Как бы там ни было, — заключил князь, — но сие одно значит: не ныне, так завтра пойдут татаре через Киев на Галич, и снова быть там плачу и крови великой.

Александр как в воду глядел, но, увы, даже он не смог предвидеть, во что выльется вмешательство татар в дела русские. Но все это было впереди. А пока…

Ярослав Тверской, не решившись пойти на Новгород (брата он сильно побаивался), отправился с дружиной добывать себе Переяславль, заручившись словом Андрея не вмешиваться в спор со старшим братом. Поскольку все братья в свое время родились в Переяславле, все и считали его своим городом. И Ярослав, дабы навсегда утвердиться в Переяславле, захватил с собой жену с детьми, подчеркнув сим всю серьезность своих притязаний.

Пожалуй, один Александр понимал, сколь неуместна ныне ссора между своими. И послал вдогон Ярославцу гонца с требованием воротиться в Тверь и не сеять смуту в гнезде Ярославовом.

Подражая покойному отцу, Ярослав отвечал зло и дерзко (благо был далеко от брата): «Пусть всяк владеет тем, чем владеет. Я владею ныне и Переяславлем».

Андрей на просьбу Александра «усовестить безумца» вообще никак не отозвался, а гонец, воротившийся из Владимира, на словах сообщил:

— Князь Андрей на рать готовится, кует оружие, войско сбирает.

— На кого?

— Не ведаю. Но в народе сказывали — на татар, мстить за прошлые обиды.

— Безумцы! — вскочил Александр со стольца. — Они же погубят Русь совсем.

Вскоре из Сарая явился старый знакомый Каир-бек, и тоже с важной новостью: великая ханша Огул-Гамиш уступила престол хану Мункэ. Князь знал, что скрывалось за словом «уступила». Огул-Гамиш просто-напросто свергли сторонники Батыя. Нет, не зря она опасалась Сарая. Оттуда и пришла ее погибель.

— Мой хан зовет тебя, князь, — говорил Каир-бек. — Надо скоро-скоро Сарай бежать.

Посланец Батыя оказался верен себе: сообщив безвозмездно повеление хана, далее соглашался говорить лишь за мзду.

— Ежели хорошо платишь, князь, то я тихо-тихо ухо говори, зачем зовет тебя хан.

Александр засмеялся, кинул татарину калиту. Тот поймал ее, без стеснения взвесил на ладони, вздохнул, словно продешевить боясь.

— Хан тебя великим князем делать хочет. Вот.

— Ну спасибо за весть, — отвечал Александр, и без Каир-бека догадывавшийся о причине вызова.

Но как ехать, если на Руси черт-те что творится? Родные братья выпряглись, творят несуразное. Спасибо, хоть Константин сидит тихонько в Угличе. Но Ярослав-то, Андрей!.. Какого рожна им надо? Чего ищут себе? Чести? Так погибели накличут, и не только на себя, на всю Суздальщину.

«Ну ладно, получу ярлык на великое княженье, ворочусь, я им покажу, где раки зимуют. Я им задам чести».

Так думал князь, отправляясь в Сарай.

На этот раз Батый встретил его милостиво и на удивление дружелюбно. Сразу предложил выпить с ним кумыса, и Александр взял в руки серебряную чашу с напитком, к которому уже привык за прошлую поездку и даже полюбил за ядреность и крепость.

Одно смущало: уж больно много было в кумысе грязи, — но и от этого князь знал, как уберечься: всякий раз тихонько крестил чашу и шептал: «Господи, помилуй». И ничего, господь миловал, проносило.

— Ну что, Александр, ныне отдаю тебе всю Русь. А ты, вижу, не радостен отчего-то. А? — Батый, хитро щурясь, посмеивался.

«Неужто догадывается, что творится у нас?» — думал Александр, а вслух сказал:

— Спасибо, хан. Но великое княженье и великие заботы наваливает на выю.

— А как же. Твой брат Андрей не гож на это. Платит выход мало и неисправно. Не знаешь, отчего?

— Не знаю.

— Плохо, что не знаешь. Ведь вы братья.

— Не слушает он меня. Молод еще, глуп.

— Вот то-то что глуп, — сказал Батый, опуская взгляд в чашу. — Но ничего, скоро умнеть начнет… — И улыбнулся как-то нехорошо.

Князь не придал особого значения этой улыбке, только потом, много позже, вспоминая этот разговор, вполне оценил ухмылку Батыя. Слишком дорого она отчине обошлась.

— И Даниил совсем нехорошо поступил, — продолжал Батый. — Со мной кумыс пил, мирником звался, и нате, союз против меня учиняет с уграми и литвой. Кому верить после этого?

Хан умолк, и Александр понял, что надо смотреть ему в глаза, — он ищет сам взгляда собеседника, дабы убедиться: а тебе можно верить?

Князь выдержал этот лукавый и нелегкий взгляд. Впрочем, ему это нетрудно было — он действительно хотел мира с Сараем и был с Батыем вполне искренен. Правда, он умолчал о ссоре меж братьями, но это уже их личное дело, разберутся и без хана.

— Вот и надумал я ослушника наказать, — опять заговорил Батый. — Послал на Даниила десять туменов под рукой воеводы Куремсы, воина славного и искусного. Как думаешь, хватит силы с ним управиться?

«Десять туменов, это же сто тысяч, — подумал Александр. — Сомнут Даниила они, сомнут. Ведь говорил же ему».

— Что ж молчишь? — спросил хан и напомнил: — Я спрашиваю, достанет ли десяти туменов на Даниила?

— Достанет, хан, — вздохнул князь. — Это даже очень много.

Он и не догадывался, что Батый обманывал его, преувеличив рать Куремсы почти в два раза. Хан знал: никто считать войско не станет, а вот страх перед силой тут и явится.

— А тебе, вижу, жалко Даниила, Александр, — спросил Батый испытующе.

— Не так Даниила, хан, как отчину.

— Вот видишь, Александр, на Руси умный великий князь должен быть. Верно? Вот и подумал я, ты должен быть. Только ты понимаешь, что с нами лучше дружить, чем воевать. Верно?

— Верно, хан.

— Молодец, Александр, — улыбнулся Батый и, помолчав, приказал: — А теперь завтра же отправляйся в Каракорум ко двору великого хана.

— В Каракорум? — удивленно вскинул брови князь. — Но ведь я был там недавно.

— Ничего. Еще раз не помешает. Великий хан мой друг, он тебя видеть хочет и благословить на великое княженье. Езжай, Александр, езжай. Не спорь.

Князь поднялся с ковра обескураженный; полагалось кланяться и благодарить хана за милости его, а князь не мог, язык не поворачивался. В Каракорум ехать — это опять год терять. Но Батый был милостив сегодня, он не только не потребовал благодарности, но, напротив, решил ободрить приунывшего мирника.

— Запомни, князь Александр, ты мне потом еще спасибо скажешь за эту поездку. Запомни.

Князь вышел от хана в недоумении: «На что он намекал? Почему я благодарить потом стану? Что он скрыл от меня?»

А Батый, оставшись с приближенными и Сартаком, не спеша допил кумыс. Потом кивнул воеводе Неврюю: подойди. Тот приблизился.

— Как только князь Александр отъедет в Каракорум, — заговорил Батый, — ты, Неврюй, немедленно выступишь со своим туменом и туменами Алыбуга и Катиака на Суздальскую Русь. Он умолчал, братьев пожалел, за это и люблю его. Но я и без него знаю, на кого они мечи точат. Андрееву и Ярославову дружины выруби начисто, самих же в Сарай приведешь, как собак паршивых. Я их научу уважать старшего брата, я их заставлю лизать пыль с сапог Александра. Слышь, Неврюй, обоих живыми сюда.

— Слушаю, повелитель.

— Да церкви, монастыри не трогай. Они сторону Александра держат.

— На Новгород идти? — спросил Неврюй.

— Нет. Новгород под Александром и пока выход сполна выплачивает. Да и там его сын сидит малолетний, пусть подрастет.

XIX

НЕВРЮЕВА РАТЬ

Как ни готовился Андрей к рати с татарами, но весть о подходе Неврюя застала его врасплох. Городские стены, порушенные еще Батыем, не были восстановлены, так что отсидеться за ними и думать было нечего. К тому ж и митрополит, позвавший к себе Андрея, заявил твердо и прямо:

— Ты возжег огонь сей, Андрей Ярославич, ты и туши его, если сможешь.

— То возжег твой Александр, — отвечал дерзко Андрей. — Он к татарам уехал, он и напустил их на нас.

— Наперво, Александр не мой — твой брат, а другое… не он ли предупреждал тебя не гневить Орду? Прогневил — сам и отвечай. И не здесь, в городе, ступай ратоборствуй в чисто поле. Там копья ломай.

— Так, значит, ты Орде предаешься, владыка, — не унимался Андрей.