Читаем без скачивания Фантастика 2025-61 - Дмитрий Александрович Емец

– А т-теперь я представляю, как ты летишь и п-повисаешь. Уже в конечной ф-фазе, – продолжил Макс и, коснувшись льва, схватил Даню за пояс.

Секунду спустя Даня висел у потолка, болтал ногами и ухитрялся даже в таком нелепом положении сохранять философский вид.

– Можно полюбопытствовать, кто меня будет снимать?

Макс задумался. Заметно было, что этого он не продумал.

– Есть маленькая сложность. Ч-чтобы снять, надо снова тебя к-коснуться! – смущенно признался он.

В слепой попытке вскарабкаться на потолок Даня пачкал подошвами штукатурку.

– Но я высоко!

– Я в к-курсе, – сказал Макс и в поисках решения почесал шею. – Ну х-хорошо! Отпускай руки! Я тебя поймаю!

Даня осторожно посмотрел вниз. Зажмурился, громко заорал и разжал руки. Свалился он на что-то мягкое. Мягкое оказалось Максом.

Макс осторожно встал с пола, инспектируя свое тело на предмет переломов. Поспешно закруглив тему про льва, он стал рассказывать про степени защиты шныровской куртки. Рина вспомнила, как Ул, показывая, какая она прочная, подпрыгивал и бился грудью об землю. Макс же ограничился общими словами, которые звучали дежурно.

Фреда слушала Макса, чистя карандашом под ногтями. У нее была привычка чистить под ногтями всем, чем попало.

– Ну, короче, с к-курткой все ясно, – сказал Макс бодро. – Еще во… вопросы?

– Почему у вас в ШНыре столько больных? – спросил Кирюша.

– Ч-чего? Ты к-кому это сказал, э? – угрожающе надвинулся на него «мудрый старший педагог».

Кирюша вжался, трусливо следя глазами за отполированными множеством прикосновений ручками его арбалетов.

– Я не о том, – заторопился он. – Ну это… смотришь в столовке на человека, и он такой весь – ну точно побили его, бледный, глаза ввалились, ноги подволакивает – а на другой день уже ничего, как огурчик.

– А-а, – понимающе сказал Макс. – Ну так бы сразу и сказал. А то б-больной!!! Это, з-значит, он закладку вытащил и у н-него отходняк. Еще х-хорошо, к-когда за один день. Иногда бывает хуже – неприятности или другая какая-нибудь ф-фигня. (Слово «фигня» Макс произносил очень смешно «ффння!»)

– А когда без закладки возвращаешься?

– Ну тогда б-без отходняка, – сказал Макс. – Еще в-вопросы?

Кирюша торопливо замотал головой.

Вопрос оказался у Лары, причем, как всегда, в ее стиле.

– А неприличный можно? Вы женаты?

Макс смутился.

– Это и-имеет о…о…отношение к теме занятия?

– Ясно. А Ул?

Он мотнул головой.

– А Родион?

– А тебе к-какая разница?

– Ясно. А Афанасий?

– Н-нет. М-может, еще про Кузепыча сы-сы… спросишь?

Про Кузепыча Лара спрашивать не стала. Она уже выяснила все, что ей было интересно, и погрузилась в летаргический сон.

Сашка спросил, когда они будут нырять. Рина улыбнулась. А вот этому болтать не хочется. Этому хочется нырять. Если Даня теоретик, то Сашка – практик. Королев придумал ракету, а в космос запустил Гагарина. Гагарин знал меньше Королева, но космос увидел первым.

Макс ответил, что нырять они будут не скоро и вообще он понятия не имеет когда. А сейчас он может показать два способа быстрой зарядки арбалета и научить метанию пнуфов без участия шнеппера. Тут, главное, самому не уколоться.

Лара зашевелилась.

– А вопрос можно?

– Не… неприличный? – спросил Макс.

Лара потупилась.

– Вы хотите неприличный? Нет, приличный! Пеги слушаются только тех, у кого нерпь?

Макс мотнул головой.

– При чем тут нерпь? Пеги слушаются тех, кто их лю… лю… лю…

– Ясное дело! Я бы тоже слушалась того, кто меня лю-лю! Но меня никто не лю-лю… – томно сказала Лара.

Кирюша громко заржал. Из далекой пегасни ему откликнулся Фикус, встретивший наконец брата по разуму.

По коридору прокатился дребезжащий звук. Звонок в ШНыре был своеобразный. Не сильно автоматический и не особо электрический. Когда требовалось, назначенный дежурный бил железкой по подвешенному куску рельса.

С просветлевшим лицом Макс повернулся к двери.

– О! Вот и ккк… конец урока! Обожаю, когда они зы… заканчиваются! – честно признался он и выскользнул за дверь.

Это было самое откровенное признание, которое Рина когда-либо слышала от учителя.

Аудитория почти опустела, когда Сашка нырнул под стол и показался с взлохмаченной рыжей тетрадью.

– Макс конспект забыл. Я видел, как он с этой тетрадью входил. Вернуть?

– Дай посмотреть! – Рина сунула деятельный нос в тетрадь. Почерк у Макса был детский, как у многих культуристов. Упитанные буквы плотно лежали на строке.

– Смотри: тут история ШНыра!.. Первошныры, нырки, двушка. Погоди! После вернем! – жадно сказала она.

Что-то гулко стукнуло в стекло. Заслонило солнце. Рина увидела огромную глиняную голову. Горшеня, прильнув лицом к стеклу, внимательно разглядывал ее круглыми янтарными пуговицами. Потом повернулся и ушел.

– Он на тебя глазел! – сказал Сашка.

– Может, на тебя? – буркнула Рина, зная, что Сашка не ошибся. Горшеня смотрел именно на нее.

* * *

После обеда Кузепыч отправил новичков в пегасню.

День был ветреный, влажный. Пеги дурили. Алису Икар унес в конюшню, сколько она не вопила и не колотила его пятками. Лену Бинт бросил через голову. Она слетела, но поводья не выпустила. Когда открыла глаза – Бинт навис над ней с обиженно-недоумевающим видом. Круп задран, а передние ноги подогнуты. Все железо с одной стороны рта. У Фреды, которая была на Лане, прокрутилось седло. Миних притворился, что испугался собачьего лая, и понес. Лара не придумала ничего лучше, чем, бросив повод, с визгом скатиться на траву.

Дане после третьей неудачной попытки сесть в седло вручили лопату и послали убирать навоз. Даня разглядывал лопату и страдал. Ему проще было написать десятистраничный доклад «Лопата как первый прорыв научно-технической революции», чем две минуты попыхтеть с реально существующей лопатой. Он всем мешал. Его толкали.

Из денника грузно вышел Фикус. Заржал, несколько раз с силой взмахнул крыльями так, что казалось, крышу сейчас прошибет, взлохматил всю солому и… остался на месте.

Макар неосторожно потрепал по гриве графоманского ослика Фантома и в следующий миг схватил мятый лист бумаги, огрызок карандаша и начал что-то жадно строчить. Сашка услышал, как он бормочет:

«– Ну ча, братки, я тут!

Мрачный дал длинную очередь, унесшую весь остаток магазина. Высадив прикладом стекло, ласково вкатил в окно две гранаты. Наружу выскочил только один – в зеленом мундире, сонный, мало что соображающий. Мрачный снял его ножом.

– Ча-то ты сегодня злой! Добрее надо быть! – сказал Никитос, с хрустом ломая раненому шею».

Кузепыч отнял у Макара карандаш и, чтобы тот скорее пришел в себя, окунул его головой в поилку.

– Во! – сказал он одобрительно. – Боевик! Это потому что пацан. А если б девка, я представляю, какие бы там пошли повороты сюжета… «Мрачный, ты когда-нибудь любил по-настоящему? – спросил Никитос и, накатив стакан спирта, занюхал