Читаем без скачивания Милый недруг - Джин Уэбстер

Джин Уэбстер

Милый недруг

* * *

«Каменные ворота»,

Вустер, Массачусетс,

27-е декабря.

Дорогая Джуди!

Получила твое письмо. Прочла его дважды и с величайшим изумлением. Правильно ли я поняла, что Джервис подарил тебе к Рождеству переделку Джон-Грайерского приюта в образцовое заведение и что для траты ваших денег вы избрали меня? Я – Салли Мак-Брайд – глава сиротского приюта! Бедные мои друзья, уж не сошли ли вы с ума? Или, может быть, вы предались курению опиума, и все это – только бред двух воспаленных воображений? Я точно так же гожусь для заботы о сотне ребятишек, как для заведования зоологическим садом.

И вы предлагаете в виде приманки интересного врача-шотландца? Милая Джуди и милый Джервис, я вижу вас насквозь! Я отлично знаю, какой семейный совет заседал у Пендльтоновского очага.

«А ведь жалко, что из Салли ничего не вышло! Ей бы делать что-нибудь полезное, чем тратить время в ничтожной, пустой, светской обстановке. Вдобавок (это говорит Джервис), она начинает увлекаться этим проклятым Холлоком, а он слишком красив, обворожителен и непостоянен, и вообще я не люблю политиков. Надо бы отвлечь ее каким-нибудь возвышенным и интересным занятием, пока опасность не миновала. Ага, нашел! Мы пошлем ее в приют Джона Грайера». Я так ясно представляю себе его слова и даже звук его голоса, будто сама присутствовала при этом. Когда я в последний раз гостила в вашем прелестном доме, у нас с Джервисом была весьма торжественная беседа касательно: 1) замужества, 2) низменного уровня политиков, 3) легкомысленной, бесполезной жизни светских женщин. Пожалуйста, скажи своему высоконравственному мужу, что его слова глубоко запали мне в душу и что со дня моего возвращения в Вустер я аккуратно, раз в неделю, провожу вечер, читая стихи обитательницам женского приюта для алкоголиков. Моя жизнь не так уж бесцельна.

Кроме того, позвольте мне уверить вас, что политик не грозит непосредственной опасностью, и, как бы там ни было, он очень приятный политик, хотя его взгляды на тарифы, налоги и профессиональные союзы не совсем сходятся со взглядами Джервиса. Ваше желание посвятить мою жизнь общественному благу весьма трогательно, но вам бы следовало взглянуть на дело с точки зрения приюта. Неужели вам не жалко беззащитных маленьких сироток?

А мне вот жалко, и потому я почтительно отклоняю предлагаемый вами пост.

Однако я с восторгом принимаю ваше приглашение, хотя должна сознаться, что список развлечений, который вы для меня составили, не особенно взволновал меня. Замените, пожалуйста, Нью-йоркский сиротский дом и больницу для подкидышей несколькими театрами, оперой и банкетом-другим. У меня два новых вечерних платья и золотисто-синее манто с белым меховым воротником.

Лечу их укладывать. Итак, если вы хотите видеть меня, а не преемницу миссис Липпет, телеграфируйте скорее.

Ваша легкомысленная

и не намеренная меняться

Салли Мак-Брайд.

P.S. Приглашение ваше весьма кстати. Очаровательный молодой политик, именующийся Гордоном Холлоком, на будущей неделе будет в Нью-Йорке. Я уверена, что он вам больше понравится, когда вы с ним ближе познакомитесь.

P.S. 2. Еще раз спрашиваю, не сошли ли вы оба с ума?

Приют Джона Грайера.

15-е февраля.

Дорогая Джуди!

Прибыли сюда вчера вечером, в одиннадцать часов, во время метели, – Сингапур, Джейн и я. По-видимому, не совсем обычно, чтобы заведующие сиротскими приютами привозили с собой горничных и собачек чау-чау. Ночной сторож и экономка, которые встретили нас, пришли в ужасное смятение. Они никогда не видали таких, как Синг, и решили, что я привезла волка к овцам. Я успокоила их, что он – собака, и ночной сторож, осмотрев его черный язык, отважился на остроту. Он поинтересовался, не кормлю ли я его черничными пирогами.

Трудно было разместить мою семью. Бедного плачущего Синга потащили в незнакомый сарай и дали ему кусок рогожи. Удел Джейн оказался ненамного счастливее. Единственная свободная кровать во всем здании – детская кроватка в лазарете. Джейн, как тебе известно, роста гренадерского, и ей пришлось провести ночь в положении сложенного перочинного ножика. Сегодня она прихрамывает и похожа на латинское S. Она горько оплакивает последнюю выходку своей легкомысленной хозяйки, мечтая о том времени, когда мы одумаемся и вернемся к родительскому очагу.

Я знаю, что она испортит мне все шансы на популярность у служебного персонала. Ничего глупее нельзя было выдумать, как взять ее с собой; но ты ведь знаешь мою семью. Я поборола одно за другим все препятствия, но на Джейн они настояли. Я могу ехать (и то на время) лишь при том условии, что возьму ее с собой, чтобы было кому следить, хорошо ли я питаюсь и не сижу ли по ночам. В противном случае – все кончено! Пожалуй, «Каменные ворота» навеки закрылись бы для меня. Итак, мы здесь, и, боюсь, ни один из нас не оказался желанным гостем.

Сегодня утром я проснулась от звонка и пролежала несколько минут, прислушиваясь к шуму над головой, который производили двадцать пять девочек в умывальной комнате. Оказывается, их не купают, они только умываются и брызгаются, точно двадцать пять щенков в пруду. Я встала, оделась и отправилась на разведку. Ты поступила разумно, что не дала мне осмотреть дом заранее.

Время, когда моя маленькая паства сидит за завтраком, показалось мне самым удобным, чтобы представиться, и я разыскала столовую. О ужас! – голые темные стены, столы, покрытые клеенкой, жестяные кружки и тарелки, деревянные скамейки, а для вящей красоты – душеполезная надпись: «Господь накормит и напоит вас». У попечителя, который прибавил этот последний штрих, видимо, свирепое чувство юмора.

Право, Джуди, я никогда не могла себе представить, что есть на свете такое безобразное место, как эта комната. А когда я увидела бледных, безучастных детей в клетчатых платьях, у меня замерло сердце. Я почувствовала, как непосильно одному человеку внести хоть какой-то свет в души этих ста ребятишек, которым больше всего на свете нужна мать.

Я с такой легкостью взялась за это дело отчасти потому, что твои доводы были уж очень убедительны, а главное, признаюсь, этот Гордон Холлок осмелился расхохотаться при мысли, что я буду заведовать приютом. Вы все, вместе взятые, просто загипнотизировали меня. А когда я начала читать о приютах и посетила штук семнадцать, я пришла в такое волнение, что мне захотелось применить на практике свои идеи. Но теперь одна мысль о том, что я здесь, приводит меня в ужас. Как я могла взять на себя такую ответственность! Будущее здоровье и счастье ста человек – в моих руках, не говоря уже о трехстах или четырехстах детях и тысяче-другой внуков. Ведь это же увеличивается в геометрической прогрессии. Ужасно! Кто я, чтобы взяться за такое дело? Ищите, ах, ищите другую заведующую!

Джейн говорит, что обед подан. Я уже ела два казенных обеда, и третий не соблазняет меня.

Позднее.

У «служебного персонала» было рубленое мясо со шпинатом и пудинг из тапиоки. Страшно себе представить, что дали детям.

Я хотела рассказать тебе о моей первой официальной речи во время сегодняшнего завтрака. Она касалась чудесных перемен, которые должны произойти благодаря великодушию мистера Джервиса Пендльтона, председателя попечительского совета, и миссис Пендльтон, «тети Джуди», да, дорогой тети всех этих мальчиков и девочек.

Пожалуйста, не протестуйте против того, что я так выдвинула вашу семью. Это – из дипломатических соображений. Присутствовал весь штат, и я сочла, что самое время подчеркнуть: все эти потрясающие нововведения – прямо из штаба, а не из моей непутевой головы.

Дети перестали есть и вытаращили глаза. Необычный цвет моих волос и легкомыслие моего носа, очевидно, мало подходят для заведующей. Мои коллеги тоже дали мне понять, что они считают меня слишком молодой и неопытной для начальницы. Я еще не видела интересного шотландского врача, восхваляемого Джервисом, но, уверяю вас, ему придется быть уж очень интересным, чтобы вознаградить меня за всех остальных, особенно за воспитательницу детского сада, мисс Снейс. Мы с ней сразу столкнулись, заговорив о свежем воздухе; но я решила избавиться от этого ужасного казенного запаха, хотя бы мне пришлось заморозить каждого ребенка в ледяную сосульку.

Сегодня солнечный и снежный день, так что я приказала запереть темницу, именуемую комнатой для игр, а детей вывести на воздух.

«Выгоняют…» – ворчал один малыш, с трудом влезая в пальто, которое он перерос, по меньшей мере, на два года.

Они просто стояли во дворе, терпеливо ожидая, чтобы им позволили опять войти. Ни беготни, ни криков, ни смеха, ни шалостей! Подумай только, эти дети не умеют играть.