Читаем без скачивания На дне озерном - Александра Косталь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, во всяком случае, ей рассказывали перед сном. Сказки о Золотой Рыбке или царе Салтане она прочла сама, уже в школьные годы. Бабушка же готовила её к взрослой самостоятельной жизни.
Неужели знала, что всё так обернется?
Мавка подняла руку, пытаясь дотронуться полупрозрачными пальцами до лица Матвея, но тот отпрянул.
– Ты обещала мне больше не охотиться, – мрачно напомнил он.
Она подняла голову, глядя ему в лицо, и тихо произнесла:
– Обещала. Больше не буду.
Её голос был похож на перезвон колокольчиков, такой светлый и мелодичный, что хотелось слушать его снова и снова. На мгновение Даша растворилась в этом звуке, но грубый и низкий тон Матвея её отрезвил:
– Что это значит?
– То и значит, – пожала плечами она, пропевая гласные. – Тебе никогда меня не понять. Так зачем тратить время?
– Затем, что я хочу знать, что…
– Я хочу есть, Матвей. И мои сёстры тоже.
– Не было у тебя никогда сестёр, Тоня, ты единственный ребёнок в семье, – прошипел Матвей.
Но Тоня ничуть не смутилась.
– А теперь есть. Они моя семья. Прошу, не приходи сюда больше.
Матвей коротко и истерично рассмеялся, сделал шаг в сторону и обошел её, заглядывая в воду.
– А то что? И меня затопишь?
Минута молчания, кажется, длилась целую вечность. Матвей даже обернулся на Тоню, заподозрив, что она исчезла. Но мавка продолжала стоять, нисколько не содрогаясь от осеннего ветра.
– Нет. Но больше не выйду, и перед сёстрами тебя защищать не стану.
– Мне не нужна твоя защита, – мигом бросил Матвей и с досадой добавил, – Нужно было всё-таки тебя похоронить. И отпеть. Чтобы всё по-человечески было.
Последние слова её зацепили. Рот раскрылся до самых ушей в жуткой гримасе, являя острые и тонкие, как спицы, зубы, глаза побелели, а одеяние на спине пошло по швам вместе с кожей до самого позвоночника.
У Даши едва не вырвался крик, когда она в одно мгновение оказалась рядом с Матвеем. Из пасти вырвался животный рык. Он шарахнулся в сторону, но не ушёл. В его взгляде не было ни доли страха, лишь досада, от которой он то и дело кусал губы. Матвей достал из кармана маленькую бутылку, зачерпнул озёрной воды и, не сводя взгляда с той, кто превратился в чудовище на его глазах, последовал прочь.
Тоня резко развернулась, едва Матвей скрылся с глаз, и зашипела:
– А теперь ты.
Даша, наконец, отмерла, снова ощутив собственное тело, и, уже не боясь быть замеченной, вскочила на ноги. Теперь обзор закрывало дерево, но, сколько она не оборачивалась, Тоня на глаза так и не появилась.
Решив, что это лучший момент, чтобы сбежать, Даша с бьющимся в висках сердцем уже сделала первый шаг прочь от озера, как за спиной послышался странный звук.
Она обернулась, когда на земле что-то юркнуло к воде. Про пакет Даша-то совсем забыла! Но щука, похоже, сама нашла путь из полиэтиленовой ловушки в родную среду, и исчезла под тёмной толщей, оставив после себя лишь пару расходящихся кругов.
Но с ней что-то было не так. Она шла рябью, как бывает с воздухом в особо жаркие дни: он будто плавится рядом с металлическими объектами, например, машинами или кровлей. Последние два года были особенно жаркими, и воздух тёк прямо на глазах городских жителей. В деревне, конечно, такого было не увидеть из-за обилия зелени, которая, в свою очередь, не только снижала температуру, но и не нагревалась так, как предметы, появляющиеся на каждом шагу, стоило только выйти на улицу.
Вода забурлила, словно в чайнике за секунду до его автоматического выключения, как над ухом прозвучало:
– Твоя очередь.
И кто-то с силой толкнул её на прогнившие от сырости доски пирса. Дашка упала, затормозила ладонями и загнала несколько заноз в пальцы. Но это было не столь важно в такой ситуации: Тоня надвигалась на неё, освещая совсем потускневшее от сумерек пространство белыми глазами-фонарями.
Нужно было бежать, когда была возможность.
Будто услышав её мысли, Тоня расхохоталась. Так хохочут злодеи в ужастиках, но Даша всегда думала, что это совсем не жутко и произойди это в реальной жизни, все бы испытали испанский стыд, но никак не страх. Теперь же, когда смех расходился волнами и резонировал об воду, возвращаясь новой волной, у Даши побежали мурашки по холодной и мокрой от испарины спине.
Она быстро зашарила по карманам, надеясь найти хоть что-то, что могло сойти за оборонительное оружие. Бабушкина куртка всегда была полна всяким барахлом, которое на долгие годы оседало на дне, и, если сунуть в карман руку, можно было достать артефакт эпохи динозавров уж точно.
Но сейчас, как назло, не попадалось ничего кроме разных фантиков, бумажек с уже не важными телефонами и рецептами, мелочь, какие-то купюры и упаковки от семян, сложенные в несколько раз.
Но Тоня шла к ней, медленно и целенаправленно, и путём отступления осталась только вода. Бурлящая вода, от которой совершенно не шёл пар, даже туман исчез, отогнанный порывом ветра, незамеченным Дашей.
– Не пытайся сопротивляться. Тебе суждено встретиться с Хозяйкой. Это честь, – задрав нос, проговорила Тоня, уже находясь в шаге от Даши. Отступать оказалось некуда. – От чести не бегают.
Наконец, Даша вспомнила о нагрудном кармане, оттягивающем плащовку вниз. Чтобы случайно не порезаться, когда лезешь рукой в карман, бабушка всегда оставляла секатор в нем. Благо, размер и замок позволяли.
Мама вечно на неё ругалась, что та в любой момент оступится и неудачно упадёт, напоровшись на острые края. Вот только Зинаида Григорьевна всегда складывала его, как ножницы, цепляя петельку, чтобы те точно не открылись. Это была едва ли не любимая бабушкина вещь, потому маленькая Даша даже однажды его схватила, когда та оставила его на огороде. У ребёнка не возникло мыслей о том, что его нужно закрыть: один раз зацепившись за острый край сверху, Даша распорола себе палец. Секатор тогда был только после работы в земле, и бабушка, обрабатывая рану зелёнкой, пугала её столбняком.
В два движения достав его из кармана и сняв предохранитель, Даша выставила его перед собой.
– Не подходи.
Тоня наклонила голову, с интересом рассматривая оружие, а потом с животным рёвом бросилась на неё сверху.
Даша упала, наполовину свешиваясь с пирса, а мавка оказалась сверху, вцепившись в её шею длинными гнилыми
