Читаем без скачивания Обратный отсчет - Анна Малышева

– Говорила так – твой муж, Ваничка, ее за свой же блуд поедом съест, белы косточки разгрызет, высосет да выплюнет, а мой муж жалеть да беречь будет, потому как ее именем лютой доли убежит, а вместе они вечные будут за тебя молитвенники. Молятся-то много за тебя, Ваничка, да больше все от страха али денег для – сердешно мало кто о тебе горюет, а они будут… Не так ли лучше? – вот как Арина говорила.

– И что же? – всплескивает руками Даша, роняя забытый сапог.

– А то, что отворили мою нору, расковали цепь, подняли меня с гноища и, аки Лазаря, на белый свет вывели, – взволнованно говорит Постников и широко крестится. – Говорю тебе, Даша – вовек не избыть нам этой милости, чудо, чудо на нас!

Даша тоже кладет крестное знамение, про себя, однако, относя чудо больше к Арининой ловкости и смелой хватке, мирно живущих в этой бабе рядом с безумием. Она начинает улыбаться – муж назвал ее по имени, значит, уж точно не сердит. Его имя она слыхала в соборе, да как-то пропустила мимо ушей. Не до имени было – к мучениям готовилась. Как же его зовут? Алексей? Михаил? Василий? Будто что-то из трех. Спросить совестно, и она решает позже дознаться стороной.

Брачная ночь проходит у молодых целомудренно – Постников слишком слаб от пыток, Даша смущена. Наутро, оба сильно краснея, муж и жена уговариваются жить «по-монашеску чину» до тех пор, пока Даша не родит дитя. Царь посылает подарки, но на послесвадебный пир уже не является – он принимает австрийских послов, и в этот день император Максимилиан и польско-турецкие связи Габсбургов целиком занимают его, начисто вытеснив уже решенный вопрос беглой мнимоумершей инокини Дориды. По этому поводу он отдает только два приказа – игуменью Хотьковской обители казнить, в назидание прочим праздноболтающимся служителям Божиим, а инокиню Руфину, «просту и несмысленну», вернуть в обитель «как есть». Пользуясь отсутствием царя, скоморох, представляющий на пиру Дашиного свекра, подает скомороху, представляющему Дашиного отца, кубок с дырой, но молодая, прежде считавшая подобную выходку неслыханно позорной, теперь только снисходительно усмехается.

Измучившись от перенесенных бед, после свадьбы Даша надолго заболевает, ее муж, князь Василий, тоже часто бывает нездоров. Супруги живут при царском дворе, но как-то на отшибе. Они не слуги, не шуты, не приближенные – просто забытые царем игрушки, сломанные под горячую руку и так же мимоходом, шутя, возвращенные к жизни. Чуть поправившись, Даша почти все время проводит в церкви, молясь за болящего мужа. Князь Василий почти ослеп – веко уцелевшего глаза сильно воспалилось и опухло, его мучает жар и головные боли, и врачи, которых приглашает к нему жена, не обещают верного исцеления, зато, как один, уверены в наступающей слепоте. Муж полностью слепнет к Рождеству, а к масляной неделе поднимается на ноги. Теперь Даша водит его в церковь за руку, как ребенка. Ее беременность оказывается тяжелой, но она терпит, считая свои мучения заслуженным наказанием – ведь грех, хоть невольный, на ней все же есть. Впрочем, рожает она благополучно, под Пасху, и с согласия мужа называет сына Никитою. Рожает она и после несколько раз, но дети – все девочки – не доживают и до года. Отец и мать, лишенные радости излить на них свою любовь, невольно все больше привязываются к нежеланному, но здоровому и крепкому сыну, и все реже говорят о его помещении в монастырь. Наконец, когда Никите исполняется четырнадцать лет, мать решительно заявляет, что присмотрела для сына невесту. Слепой муж, как всегда, не перечит ее решению, и они играют скромную свадьбу, на которой уже нет места ни сальным шуткам, ни дырявым кубкам. Царь Иван к тому времени уже мертв, на троне сидит его сын Федор, руководимый Годуновым, и Александрова слобода, некогда пышная и грозная, под стать своему владыке, впадает в запустение. Многие дворы пустеют, сгоревшие церкви не строятся заново, и Дарья Постникова пользуется этим запустением, чтобы тайно выкопать матушкино завещание – знаменитый сундук, в котором некогда собирали для нее придание. Меха и ткани пришли в негодность от сырости – подвал, где был зарыт сундук, как-то горел и был залит водой, но драгоценности уцелели. Особенно радует княгиню укладка покойного дяди, князя Афанасия Вяземского, наполненная золотыми монетами. Половину их она дарит молодым на обзаведение, другую раздает по монастырям – этими вкладами она пытается выкупить обещанного Богу сына и отвести от него несчастья.

Смутных времен и польского нашествия стареющая чета Постниковых счастливо не застала – княгиня мирно скончалась в своем дому, на своей постели, в последний год правления Годунова, и муж ненадолго пережил ее. Схоронив родителей, князь Никита с женой и детьми покинул заброшенную слободу, удалившись в глухое вотчинное владенье, и с этих пор боярские роды Постниковых и Фуниковых-Курцовых навсегда исчезли со страниц придворных русских хроник. В царствование Романовых о них уже нигде не упоминалось.

Эпилог

Двое мужчин столкнулись на крыльце травматологического отделения, попытавшись одновременно войти в дверь, и поначалу извинились, не узнав друг друга. Дима опомнился первым:

– Вы?!

– Ох, боже мой, как я не… – растерялся Шурик и неожиданно протянул руку: – Рад снова видеть! А мы рано, да? Еще не пускают. Так строго – минута в минуту… Я не рассчитал времени, трудно… Такие пробки на дорогах, из Москвы выехал на рассвете!

Руку Дима пожал, но поддерживать разговор стремления не проявил, зато Шурик, вероятно от волнения, тараторил за двоих.

– Она сама мне позвонила и сказала, что хочет видеть. И время назначила – с четырех до шести. Вам тоже? Что вы обо всем этом думаете?

– Ничего, – честно ответил Дима. Лицо у его собеседника вытянулось.

– Я понимаю, вам нелегко, – заговорил он уже медленнее, осторожно посматривая на Димино неприветливое лицо. – Вы и по телефону тогда мне сообщили все в общих чертах… Подробности я уже от ее мамы узнал. Столько лет не слышал ее голоса… И честно говоря, еще столько бы рад не слышать!

Дима только кивнул. Шурик узнал о трагедии своей бывшей супруги две недели назад, позвонив на квартиру Марфы. Ему посчастливилось нарваться на Диму – тот как раз приехал с коллегой по работе, согласившимся помочь с переездом. Марфа на полдня демонстративно покинула квартиру, ядовито выразив надежду найти все свои вещи на местах. С Димой она не обменялась ни словом, ни взглядом, даже не спросила, как продвигаются раскопки. У нее был замкнутый, напряженный вид человека, ставшего объектом внимания со стороны закона и в любой момент готового отразить внешнюю атаку. Уходя, она говорила по телефону со своим адвокатом. Судя по кратким репликам, дела ее не радовали.