Читаем без скачивания Избранное - Юрий Скоп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мо-ло-дец, парторг… — похвалил, кряхтя, Студеникин. — Первый… раунд… твой. Зато… второй… — Под белой рубашкой Студеникина вспухло обозначился плотный бугор мускула…
— Партком, держись!
— Конец… — злорадно хихикнул Гимов. — Не долго мучилась старушка, запутавшись в высоковольтных проводах… — Он ухватил вилкой ускользающий по тарелке грибок.
Несколько мгновений Скороходов еще пытался восстановить вертикаль, отчего руки обоих задрожали, но… это ему не удалось, крен увеличился, и Студеникин дожал руку парторга.
— Твоя, твоя взяла, Альберт Анатольевич, — отдуваясь, сказал Скороходов. — На тебя бы Кряквина натравить…
— А что?.. Можно и Кряквина… — небрежно подхватил Студеникин и тут же, прочитав во взгляде Скороходова что-то насторожившее его, заметно изменил интонацию. — Жаль, конечно, что Алексей Егорович так занят и не смог прийти, а то бы… — Он со шлепком поправил на себе яркие импортные подтяжки.
Скороходов, прикрывая губы ладонью, усмехнулся: он-то был в курсе настоящей причины отсутствия на проводах главного инженера, заходил к нему в кабинет сегодня. «Обойдется, — сказал Кряквин и с сердцем добавил: — Баба с воза — кобыле легче…»
Студеникин приехал в Полярск после окончания института и проработал на комбинате ровно пять лет. Был он сыном заместителя министра, и это заметно облегчило ему продвижение по служебной лестнице. Минуя почти обязательные для начинающего горного инженера-практика должности рядового мастера смены и начальника участка в подземке, Студеникин сразу же осел в управлении: сначала в отделе техники безопасности, затем в НОТе, а потом и оказался на Нижнем. С этого рудника тогда как раз ушел Кряквин, так что Студеникин, приняв от него отлаженное и нацеленное на длительный технический эксперимент хозяйство, тут же и приступил к сочинению кандидатской диссертации…
«Ни хрена… — еще тогда сказал Кряквин, — пускай себе хоть басни пишет… Быстрее смотается отсюда. Такую породу другим транспортом не вывезешь…»
— Может, еще желающие имеются? — с улыбкой спросил Студеникин.
— Хватит уж тебе, Алик, — провела по его лбу платочком Люба, жена — полноватая, жгучая брюнетка.
— Это почему же хватит, Любаша? Мы же с тобой Полярск-то, считай, навсегда покидаем. В Москве не с кем будет так вот тягаться. Не с профессорами же там институтскими… А уезжать, Люба, надо с победой.
— С чем, с чем?
Все оглянулись. Возле входа, привалившись к стене, стояли Тучин и Беспятый. Оба примерно одинакового роста, только Беспятый округлый, с брюшком, с совсем почти лысой головой, так — пушится белесо что-то, а Тучин — худой, с высушенным, темным лицом, на котором обвисли густые усы.
— Кто-то что-то сказал? — улыбнулся Студеникин. — Или мне показалось?
— Сказал, сказал… — подтвердил Тучин, направляясь к столу.
— А-а! — разом выдохнула компания: человек двадцать собралось в банкетном зале.
— Штрафную им!
— Мне сухого, — твердо сказал Тучин, оглаживая ладонью усы.
— А мне чего помокрее, — пробасил Беспятый.
Им протянули бокалы.
— Речи пусть скажут!
— И без бумажек…
— Скажем, скажем, — поднял руку Тучин. — Только уймитесь. Значит, так… Перво-наперво просим извинить за опоздание. Дела… А выпьем мы… за коллективный отъезд Студеникиных. И пожелаем им, значит, счастливой дорожки в столицу… Так, Егор Палыч?
— Неизбежно, — невозмутимо кивнул Беспятый.
Компания ревниво проследила — до дна ли выпили опоздавшие, а когда они выпили, Студеникин, радушный, широкий, с ехидцей поинтересовался:
— Так о чем вы давеча спросили-то, Павел Степанович?
— А-а… — пережевывая закуску, отозвался Тучин. — Да все насчет того, с чем это вы собираетесь покидать нас, Альберт Анатольевич?
— Отвечаю. С победой. Только с победой. Рудник мой, Нижний, всегда был в передовых, и вы, мой преемник, думаю, чести его не уроните. Не так ли, Павел Степанович?
— Уронить-то уж точно не уроним. А вот поднимать придется.
Студеникин внимательно и настороженно посмотрел на Тучина, но тут же, заминая паузу, расцвел в улыбке:
— Вызываю на соцсоревнование, Павел Степанович. Парное… — Он выставил руку на стол и покрутил увесистым кулаком.
— Это мы можем… — подумав, сказал Тучин и скинул пиджак. — Прошу сохранить, — подмигнул он Клыбину, мордастому человеку с огромным родимым пятном на левой щеке. Клыбин был председателем рудкома на Нижнем. — Учти, в нем профсоюзный билет. С уплаченными взносами.
Клыбин ухмыльнулся.
— Ну так как, Егор Палыч? — Тучин подтолкнул плечом Беспятого. — Утрем?
— Непременно, — баснул невозмутимый Беспятый.
— Что это вы собираетесь утереть? — спросил Студеникин.
— Нос вам, — ответил Беспятый.
Вокруг загалдели.
— Тучин, давай!
— Не осрами Нижнего!
— Прошу… — Студеникин жестом пригласил Тучина на стул против себя.
Когда оба приготовились и уже обхватились ладонями, стала отчетливо заметна разница: рука Тучина была покороче руки Студеникина, потоньше…
— Сломает, — убежденно сказал Гимов Юлию Петровичу.
— С вашим мнением согласен… — с видом знатока поддержал его Юлий Петрович.
— Об чем речь! — хохотнул Клыбин. — Альберт Анатольевич и слона завалит.
— Спорим? — предложил всем троим Скороходов.
— На что?
— На ящичек «рижского»…
— Я разниму, — разбил их Конусов, заместитель директора комбината по производству, как бы подчеркивая этим шутливым движением невидимую, но существующую границу взаимосимпатий между этими людьми.
— Вы готовы? — не скрывая превосходства, спросил Студеникин.
— А вы? — ядовито ответил Тучин.
— Начали!
Видимо, Студеникин решил с ходу опрокинуть внешне слабоватую руку Тучина и в первое же свое усилие вложил все, на что был способен.
В зале сделалось очень тихо. И слышны стали скрипы стульев под борющимися, их натруженное, неровное дыхание. Лицо Студеникина побагровело, но… удивительная штука… рука Тучина даже не дрогнула, только усы его чуть-чуть покривились…
— О-о-го! — азартно сказал кто-то.
— Пашенька, держись… — шепнула жена Беспятого.
— Дыши глубже, Михайловна, — невозмутимо сказал Беспятый, поблескивая глазами. — Подложи-ка мне вон того продукта. Ага, мяска… Тучина оглоблей не перешибешь. Он же до самой пятки деревянный.
— Ты скажешь…
Тусклыми накрапами выступил пот на лбу Студеникина. Чувствовалось, что он выкладывается на всю катушку, но тучинская рука по-прежнему мертво и неколебимо стояла прямо.
— А теперь… Сту… де… ни… кин… — натужно выцедил из себя Тучин, — следи… внимательно… за рукой. Вот за этой. С колечком… Не люблю я… пижонов. Не… люблю. Даже… если… и уезжают они… насовсем…
Рука Студеникина завибрировала на локте и… пошла, пошла, пошла книзу… Стукнулась о столешницу.
Еще с секунду в зале сохранялась полная тишина. И официант, молоденький паренек в щегольском белом смокинге, продолжал окаменело стоять на стуле, чтобы лучше видеть, с подносом в руках. Потом поднялся шум…
— Качать Тучина!
— Шайбу!
— Ну? — сказал жене Беспятый.
— Пивко-то когда будем пить? — с подначкой поинтересовался у Гимова Скороходов. — Я не спешу. Летом, а? На рыбалке…
— Невероятно… — пожал плечами Гимов.
— Да он же устал. Устал!.. С двумя ведь до него ломался, а то бы… — оправдывал Студеникина Клыбин.
— Павел Степанович, ты бы уж поделился с Альбертом Анатольевичем опытом, а? Как таких вершин достичь? — шутливо попросил, подергивая щекой — тик, Конусов.
— А-а… Пожалуйста. Секретов тут никаких, — сказал Тучин, надевая пиджак. — Приедете в Москву, Альберт Анатольевич, первым делом купите в ЦУМе махровое полотенце. Да… И утречком, пораньше, помочив его под краном, выжимайте… Сперва по часовой стрелке, после… — Остальное утонуло в хохочущем гвалте.
— Товарищи! Прошу всех к столу! — звонко прокричала Люба, жена Студеникина. — Горячее остывает! Отбивные из сохатины!
— Друзья! — обратился ко всем Студеникин. — Минуту внимания! Ну пожалуйста… Я хочу сказать… Я хочу сказать, что, честное слово, я счастлив… что работал с вами. Без вас я бы не смог защитить диссертацию и прочее… Я буду всегда помнить о вас… А вы… не забывайте про нас с Любой. За вас!
— Не забудем… — буркнул в усы Тучин.
— Не делай волны, — осадил его Беспятый.
За столом ели, смеялись, громко разговаривали.
— …какой он все-таки интересный… — вперехлест судачили между собой о Студеникине женщины.
— И талантливый…
— Совершенно не понимаю, почему наш Михеев так легко отпускает его с комбината?
— А при чем здесь Михеев? Кряквин…