Читаем без скачивания Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Опять ушла прогуляться перед завтраком. Одна. Миссис Мильрой сделала знак сиделке наклониться ближе к ней.
– Можете распечатать, Рейчел? – шепнула она. Рейчел кивнула.
– Можете запечатать опять так, чтобы никто не знал?
– Можете вы отдать мне тот шарф, который идет к вашему серому платью? – спросила Рейчел.
– Возьмите! – нетерпеливо сказала миссис Мильрой.
Сиделка молча раскрыла гардероб, молча взяла шарф и молча вышла из комнаты. Менее чем через пять минут она вернулась с распечатанным конвертом.
– Благодарю вас, сударыня, за шарф, – сказала Рейчел, спокойно положив распечатанное письмо на одеяло.
Миссис Мильрой взглянула на конверт. Он был запечатан, как обыкновенно, с помощью камеди, которая отлепилась посредством пара. Когда миссис Мильрой вынула из конверта письмо, рука ее сильно дрожала, а белая глазурь треснула над морщинами лба.
– Капли! – сказала она. – Я ужасно взволнована, Рейчел. Капли!
Рейчел подала капли, а потом отошла к окну, чтобы смотреть в парк.
– Не торопитесь, – сказала она, – ее еще не видно.
Миссис Мильрой все колебалась, держа в руке эту важную бумажку. Она могла отнять жизнь у мисс Гуилт, но не решалась читать письмо мисс Гуилт.
– Вас мучит совестливость? – спросила сиделка с насмешкой. – Подумайте, что ваш долг к вашей дочери требует этого.
– Презренная тварь! – сказала миссис Мильрой, и, таким образом выразив свое мнение, она распечатала письмо.
Оно, очевидно, было написано очень торопливо: без числа и подписано только начальными буквами. Оно заключалось в следующем:
«Улица Диана.
Любезная Лидия, кэб ждет у дверей, и мне остается только одна минута сказать вам, что я принуждена оставить Лондон по делу на три или четыре дня, уж никак не больше, как на неделю. Письма будут препровождаться ко мне, если вы будете писать. Я получила вчера ваше письмо и согласна с вами, что весьма важно откладывать так надолго, как только для вас возможно, неловкий предмет о вас самих и о ваших родных. Чем лучше вы узнаете его, тем более вы будете способны придумать историю такого рода, какая наиболее годится. Если вы расскажете, вы должны будете ее держаться, а держась ее, остерегайтесь запутать и придумать ее слишком торопливо. Я опять напишу об этом и сообщу мои идеи. А пока не рискуйте встречать его слишком часто в парке.
Ваша
М. О.»
– Ну? – спросила сиделка, возвращаясь к кровати. – Вы кончили?
– Встречать его в парке? – повторила миссис Мильрой, не спуская глаз с письма. – Его! Рейчел, где майор?
– В своей комнате.
– Я этому не верю.
– Как хотите. Мне нужно письмо и конверт.
– Вы можете запечатать опять так, чтобы она не знала?
– Что я могу распечатать, то могу и запечатать. Еще что?
– Ничего.
Миссис Мильрой опять осталась одна. Предстояло рассмотреть план атаки в новом свете, упавшем теперь на мисс Гуилт.
Сведение, полученное из письма гувернантки, прямо указывало, что авантюристка прокралась в ее дом с помощью ложной аттестации. Но, получив это сведение посредством вероломного поступка, в котором невозможно было признаться, этим сведением нельзя было воспользоваться для предостережения майора и для изгнания мисс Гуилт. Единственно полезное орудие в руках миссис Мильрой доставляло ей ее собственное возвращенное письмо, и вопрос состоял в том, чтобы решить, как лучше и скорее воспользоваться им.
Чем дольше миссис Мильрой обдумывала это, тем казался ей опрометчивее и преждевременнее восторг, который она почувствовала при первом взгляде на циркуляр почтамта. То, что женщина, поручившаяся за гувернантку, уехала из своего дома, не оставив никаких следов после себя и даже не упомянув об адресе, по которому к ней могли посылать письма, было обстоятельством достаточно подозрительным само по себе для того, чтобы упомянуть о нем майору. Но миссис Мильрой, как ни превратно было ее мнение о своем муже в некоторых отношениях, знала настолько его характер, что была уверена, если она скажет ему о том, что случилось, то он прямо обратится к самой гувернантке за объяснением. Находчивость и хитрость мисс Гуилт в таком случае позволит ей придумать какой-нибудь благовидный ответ, который майор, по своему пристрастию к гувернантке, будет очень рад принять, а она в то же время, без сомнения, поспешит уведомить по почте свою сообщницу в Лондоне, чтобы все было готово для надлежащего подтверждения с ее стороны. Сохранять строгое молчание пока и провести (без ведома гувернантки) такие розыски, какие могут быть необходимы для получения неопровержимых улик, было единственным надежным способом с таким человеком, как майор, и с такой женщиной, как мисс Гуилт. Беспомощная сама, кому могла миссис Мильрой поручить трудные и опасные розыски? Даже если бы можно было положиться на сиделку, ее нельзя было отослать вдруг ни с того ни с сего, не подвергаясь опасности возбудить подозрение. Был ли какой-нибудь другой способный и надежный человек в Торп-Змброзе и Лондоне? Миссис Мильрой переворачивалась с боку на бок на постели, отыскивая во всех закоулках своей памяти необходимых людей, и отыскивала напрасно.
«О, если бы я только могла найти какого-нибудь человека, на которого я могла бы положиться! – подумала она с отчаянием. – Если бы я только знала, где отыскать кого-нибудь, чтобы помочь мне!» Когда эта мысль промелькнула в ее голове, звук голоса ее дочери по другую сторону двери испугал ее.
– Могу я войти? – спросила Нили.
– Что тебе нужно? – с нетерпением спросила миссис Мильрой.
– Я принесла вам завтрак, мама.
– Мой завтрак? – с удивлением повторила миссис Мильрой. – Почему Рейчел не принесла его?
Она подумала с минуту, потом ответила резко:
– Войди.
Глава II
Человек нашелся
Нили вошла в комнату, неся поднос с чаем, поджаренным хлебом и маслом, что составляло неизменный завтрак больной.
– Что это значит? – спросила миссис Мильрой таким недовольным тоном, как будто в комнату вошла не та служанка.
Нили поставила поднос на стол возле кровати.
– Мне захотелось принести вам ваш завтрак, мама, хоть один раз, – отвечала она, – и я попросила Рейчел пустить меня.
– Поди сюда, – сказала миссис Мильрой, – и поздоровайся со мной.
Нили повиновалась. Когда она наклонилась поцеловать мать, миссис Мильрой схватила ее за руку и грубо повернула к свету. На лице ее дочери были ясные признаки расстройства и огорчения. Страх пронизал все тело миссис Мильрой в одно мгновение. Она испугалась, не узнала ли мисс Гуилт, что письмо ее было распечатано, и не поэтому ли не пришла сиделка.
– Пустите меня, мама, – сказала Нили, вырываясь из рук матери, – мне больно.
– Скажи мне, почему ты
