Читаем без скачивания Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пошли посмотреть жилье Тайсто. Это была такая же трехкомнатная квартира метрах в двадцати от нашей; Тайсто отнес кейс и чемодан в спальню, спросил, не опасно ли оставить деньги в комнатах, пока мы будем в сауне. Тапани сказал, что в квартире деньги в такой же безопасности, как во Флоридском банке. В спальне Тайсто разделся и отлепил доллары и дорожные чеки с тела, гримасничая при этом — клейкая лента выдирала волоски на ногах и груди. Я отлепил то, что было у него на спине, Тапани спросил про мои деньги. Я сказал, что с ними все в порядке.
На столе в гостиной тоже стояла бутылка виски, припасенная Тапани, и мы отхлебнули из нее, прямо из горлышка, теплую, резкую на вкус жидкость. У Тайсто уже была такая «грунтовка», что, сделав несколько глотков, он снова опьянел, стал рассказывать Тапани о нашем путешествии сюда и обо всем, что мы пережили в Стокгольме и Нью-Йорке. Он считал, что для мужчин послабее подобное путешествие оказалось бы неодолимым, но мы могли называть себя истинными мужчинами, несмотря на невезение. Теперь, счастливо добравшись во Флориду, мы имели право расслабиться в знакомой компании. Тапани велел ему расслабиться лишь настолько, чтобы не повредиться и не потерять свои деньжонки. Тайсто обиделся на «деньжонки», принялся выкладывать пачки долларов на стол и велел Тапани считать деньги, их должно было быть побольше, чем выручает за день киоск, принадлежащий какому-нибудь инвалиду. Тапани приподнимал пачки, утверждал, что у него самого, когда он приехал сюда, было с собой столько денег, что и тысячедолларовыми купюрами их не удалось бы обклеить вокруг одного человека. Я спросил, как же ему все-таки удалось провезти деньги. Тапани рассказал, что их ввозили несколько лет через банки Западной Германии и Швейцарии, куда они были помещены только на помер клиента, ибо фамилии владельца счета не спрашивали, а часть прошла по безупречным расчетам через Госбанк Финляндии в оплату за сырье, которое он якобы покупал у своих европейских фирм и у фирм друзей. При этих счетах имелись и товарные удостоверения таможни, только сам товар отсутствовал, его никогда и не получали. Из Центральной Европы привозили деньги знакомые, приезжая в Америку, во Флориду; Якобсон, о котором мы читали в Финляндии в журналах-сплетниках, привозил Тапани миллионы; меняя иногда марки ФРГ на английские фунты стерлингов, играя на разнице валютных курсов и меняя валюту других стран на доллары, он заработал для Тапани сумму, примерно равную двум миллионам финских марок. Сначала они спорили о размерах прибыли, потом разделили ее пополам. Тапани уверял, что Якобсон не согласился бы разделить пополам убытки, если бы он их понес, спекулируя чужими деньгами. Рисковал-то Тапани, и ему полагалась бы большая часть выигрыша, однако вся эта деятельность велась на грани законности и беззакония, пожалуй, даже закон нарушался, так что Тапани охотнее согласился на худой, но быстрый компромисс, вместо того чтобы вести долгий и «жирный» спор с Якобсоном.
Тапани объяснил, что рассказывает все это только нам, ибо знает нас как людей, умеющих держать язык за зубами, и делает это для того, чтобы показать нам, в страну каких возможностей мы прибыли. По его мнению, мы были в лучшем положении, чем эмигранты пятидесятых годов, которых заманивали в Канаду на урановые шахты добывать для американских атомных электростанций и атомных бомб уран. И старший брат Тапани тогда поехал в Эллиот-Лейк обогащаться, добывая уран, ведь на урановых шахтах хорошо платили за вредность. Сойдя в Галифаксе с судна и сев в поезд, идущий в Монреаль, он все же почувствовал себя транспортируемой скотиной: не знающий языка, не понимающий ни слова из объяснений местных гидов мужчина. В Монреале он отстал от поезда с иммигрантами, поехал в Торонто, встретил там знакомых парней и устроился на строительство небоскреба, потому что был по профессии строителем. Парнем он был отчаянным, у такого, как говорится, голова никогда не мерзнет, хотя в морозные зимы дул холодный ветер с Великих озер, а на стройке небоскреба приходилось работать на высоте сотен метров, прикрепляя стальные балки одну к другой; в нескольких письмах домой он похвалялся своими заработками, чем возбудил в деревне новую «американскую лихорадку», которая не утихала до тех пор, пока не вернулись из Канады несколько парней и не рассказали на чистом финском языке, сидя в комнате на лавке, сколь «человеческой» была жизнь в Эллиот-Лейке на урановых шахтах и в бараках, куда горные компании селили рабочих, спасая от холода канадских зим. Тапани помнил рассказы брата и не уставал заверять, что мы счастливчики по сравнению с его братом: у нас были деньги, нас окружала теплынь тропиков. Выпили за это, Тайсто оделся. Мы были уверены, что справимся и в этой стране так же, как справлялись всюду, куда забрасывала нас жизнь, и старухам матерям не придется беспокоиться за нас.
Тайсто выбросил немногую свою одежонку из чемодана на пол спальни, сказал, что развесит в шкафу, когда будет время. Сходил в уборную, причесался, вернулся в гостиную с мокрыми приглаженными волосами, схватил со стола деньги, запихнул в кейс, запер его и пошел прятать куда-то в дальнюю комнату, а нам запретил подглядывать, из какой комнаты он вернется. Мы с Тапани пили виски.
10
Пошли обратно к нам домой — Тапани, Тайсто и я. Кайсу успела разместить вещи и чемоданы по шкафам, деньги сложила в кейс и показала мне, куда его спрятала, сама она переоделась в легкое свободное платье и теперь обследовала кухню и утварь, припасенную для нее Тапани.
Она сказала, что нам надо обзавестись продуктами и кофе, прежде чем начнем пьянствовать, поскольку Тапани не припас для нас ничего, кроме виски с содовой. А этого хватит, если хватит, нам на сегодняшний вечер, ио завтра могло бы прийтись по вкусу и что-нибудь солененькое, и безалкогольные напитки. Кайсу спросила у Тапани, можно ли здесь пить воду прямо из-под крана, и Тапани заверил, что всегда ее пьет, особенно когда чувствует жажду. Но нам посоветовал
