Читаем без скачивания Цветок Тенгри. Хроники затомиса - Александр Беляев

– И все же – сказал Андрей каким-то напряженным незнакомым голосом, – раз уж горит, то ставь чайник и сковородку, а вдруг не потухнет, гляди, какое ровное пламя.

– Да, действительно, ровное, – по-прежнему не веря своим глазам произнесла мама. – Но если мы сейчас вторую конфорку включим, то он точно через несколько секунд погаснет.

– А ты попробуй!

Мама, пожав плечами, поднесла спичку ко второй конфорке, и с ней произошло то же, что и с первой. Некоторое время мама молчала, ожидая, когда обе конфорки погаснут, но они, вопреки здравому смыслу, продолжали гореть все тем же задорным голубым огоньком.

– Что-то странное, – сказала мама, продолжая с удивлением разглядывать два пламени, я вначале не обратила внимания, а когда вторую конфорку разжигала, до меня дошло, что не так что-то. Пламя-то беззвучно горит, а потом, когда я второй раз рукоятку повернула, то не сразу спичку поднесла: не шумел газ, когда из форсунки выходил! Что же там горит, если звука нет?!

– Наверное, – все так же напряженно сказал Андрей, сверля глазами конфорки, – там давление в баллоне совсем маленькое, поэтому и звук такой тихий, что мы его не слышим. Но ведь горит же!

– Но тогда пламя должно быть совсем маленьким! – все не желала смириться с очевидным мама, – а горит так, словно баллон только с заправки привезли. Чудеса, да и только!

– По-моему, – сказал Андрей, – надо пользоваться предоставленной возможностью, а не рассуждать, правильно ли огонь горит.

– Да, верно, – вышла из задумчивого ступора мама, – надо воспользоваться, а вдруг и правда…

Мама привычно захлопотала у плиты, загремела сковородками и кастрюлями, захлопала дверцей холодильника. Собственно и нужно-то было поджарить картошку с луком, обязательно на сливочном масле – это любимое блюдо входило в неизменный рацион ее консервативного сына, да разогреть несколько кусков курицы: с недавнего времени мальчик отказался от всяких там манных и овсяных каш, которые, как он считал, уже не соответствуют его возрасту и статусу, а завтраки бутербродами с колбасой, ветчиной или сыром не устраивали маму, которая считала, что завтрак должен быть горячим, а бутерброды – прямой путь к гастритам и язвам.

Вопреки ее ожиданиям огонь горел ровно столько, чтобы она успела приготовить все необходимое, при этом погас прежде, чем мама успела отключить конфорку, что она, собственно, и ожидала, но тоже как-то странно, не так, как ему положено, не постепенно сойдя на нет, а сразу, толчком. Как только огонь погас, расслабился и Андрей, который во время готовки держался как-то непривычно напряженно, не уходил из кухни и не вертелся на стуле. Естественно, мама не связала необычное поведение сына и чудесное оживление конфорок, но мысленно отметила, что сын ведет себя как-то не так, однако ничего по этому поводу не сказала. Андрей же, когда все закончилось, мысленно отметил, что в дальнейшем научиться расслабляться и вести себя естественно во время подобных экспериментов в присутствии свидетелей.

Тем не менее, завтрак проходил как обычно и единственное, что позволил себе Андрей, которому не терпелось выяснить размер своих новых сил и возможностей, это маленький эксперимент по телекинезу. Естественно, Андрей проделал его в тот момент, когда мама была к нему спиной, отвернувшись за чайником: он заставил чайную ложку подняться со стола в воздух и опуститься прямо в чашку. Но и тут ему показалось, что мама слишком быстро повернулась, как раз в тот момент, когда ложка звякнула одно, поэтому он как следует не успел посмаковать свое новое могущество, которым он воспользовался так же естественно, как естественно начинает ходить сразу после рождения никогда не ходивший жеребенок.

Завтрак прошел в молчании, мама, как показалось Андрею, слишком часто бросала на него тревожные взгляды, тем не менее, проблемы чудесным образом воскресшей конфорки она больше не касалась, было видно, что этот необъяснимый феномен продолжал вызывать в ней чувство внутреннего дискомфорта.

«Если бы ты видела то, что в действительности происходило, то, что твой глаз видеть не способен, – победоносно думал Андрей, отхлебывая горячий чай только что вскипяченный силой его психической энергии, – ты бы еще больше удивилась, увидев, что стихию огня, рассеянную в пространстве в виде атмосферного электричества, можно ментально сконцентрировать в определенном месте, заставить в реальный огонь превратиться и держать столько времени, сколько нужно. Но, увы, до срока знать тебе это не следует, так что продолжай удивляться, подозревать и строить догадки. Да что там, ты и слова-то такого „пирокинез“ не знаешь. Интересно, а Аня так может?»

Андрей отметил, насколько изменилось его отношение к собственной матери, еще недавно бывшей для него большим авторитетом, выносившей, родившей и воспитавшей его. Теперь он видел в ней чуть ли не милого, наивного ребенка, не догадывающегося об элементарных вещах. Элементарных для него, взрослого.

– Спасибо, мамочка, – снова надел на себя детский слюнявчик Андрей, – мы с Аней договорились сегодня встретиться после завтрака, мне ей нужно кое-какие места показать, она ведь еще не знает здесь ничего, так что до обеда меня не будет.

– Ну, иди, иди, я понимаю, теперь тебе не до Нафтуси… да и в компании ее тебе куда интересней, чем в моей, я ведь по Лему и Стругацким не эксперт: фантазия у меня совсем уж не та, что в детстве, – в голосе мамы угадывались ревнивые нотки, – только часам к трем домой приходи, не опаздывай! Думаю, конфорку теперь уж точно разжечь не удастся, ты же сам видел, как газ закончился, так что так и так в столовую идти придется.

– Ладно, ладно, не опоздаю, – свернул Андрей тему. Повторный эксперимент с пирокинезом был бы уже явным перегибом палки, – мы не далеко.

Андрей вышел в сад. Аня еще не появилась, и ему захотелось испробовать что-нибудь еще; вообще-то изучение обрушившегося на него дара, границ и возможностей которого он пока не знал, начались несколько сумбурно. Вот в поле, куда они собирались пойти с Аней, и где, как правило, совершенно безлюдно, можно будет развернуться и поизучать себя по полной программе, а заодно проверить и Анины возможности, и посоревноваться. Андрею теперь казалось, что он значительно обскакал Аню по степени и разнообразию открывшихся в нем сидх – паранормальных возможностей. Но в этом, конечно, еще следовало убедиться, о метафизических способностях Ани ему пока было немного известно, скорее всего, она не раскрыла ему своих главных козырей. В любом случае эксперимент лучше проводить вместе, а то, мало ли что…

Мальчик минут пятнадцать прогуливался по саду, нетерпеливо поглядывая на часы: Аня почему-то задерживалась, и Андрей подумал, что неплохо бы дать знать ей, что он уже свободен, и чтобы она поторапливалась, но понимал, что вряд ли ее мама будет очень довольна если, допустим, в разгар завтрака он начнет к ним стучаться и спрашивать, скоро ли Аня освободиться.

Неожиданно в его сознании всплыл эпизод, который – он это точно помнил – ни в одной из прочитанных им в этой жизни книг он не мог прочитать, и тем не менее точно знал, что это эпизод из книги, и не просто книги, а дневников некого полковника британской армии, жившего в середине девятнадцатого – начале двадцатого века по фамилии Олькот. Мало того, впервые в жизни вспомнив эту фамилию, Андрей понял, что хорошо знает его дневники; что полковник был одним из создателей первого международного теософского общества и верным соратником великой посвященной Елены Блаватской, жизнь и книги которой Андрей, как выяснилось, тоже неплохо помнил, прекрасно сознавая, что ни одну из них он не то что не читал, но и в глаза никогда не видел. Но за последние два часа после пробуждения, его уже перестали удивлять подобные паранормальности, поэтому он не стал распаковывать из своего сознания весьма громоздкий информационный массив, а вспомнил лишь один эпизод о том, как гуру Блаватской и Олькота махатма Мория посылал полковнику записки, которые возникали из воздуха и падали ему прямо на письменный стол, и сам момент материализации Олькот неоднократно наблюдал, и даже носил эти письма на какую-то экспертизу. Одновременно в сознании Андрея появилось знание того, как это можно реально сделать, создав ментальную матрицу в том месте, где ты хочешь получить материализацию, и каким образом на ментальной матрице из обычных молекул соберется уже проявленная физическая материальность – письмо с нужной записью. Собственно, все это было схоже с эффектом пирокинеза, но требовало большей концентрации энергии и более значительного эдейтического конструирования.

Для того чтобы начать этот более сложный эксперимент, Андрей переместил сознание (сдвинув в определенное положение точку сборки) в тот фрагмент пространства, где находилась сейчас Аня, и увидел вполне отчетливую эдейтическую картинку: Аня сидела за столом, и что-то писала в школьной тетради, а недалеко от нее прохаживалась по комнате Анина мама и что-то диктовала ей из дидактического материала по русскому языку.